Черная книга, стр. 40

— Вот что делает тебя угрозой для общества.

— Меня? Да я простой бизнесмен, который сумел пережить болезнь под названием «рецессия».

— Нет, ты кое-что побольше, — сказал Ребус, выпрямляясь. — Ты и есть болезнь.

Глядя на Кафферти, можно было подумать, что он сейчас ударит Ребуса, но он только дружески хлопнул его по спине:

— Идем. Пора.

Ребус чуть было не запросил еще минуту отдыха, но потом увидел, что Кафферти направляется к «ягуару».

— Что, — усмехнулся Кафферти, — ты думал, я и назад побегу? Садись. Травяной чай ждет.

Травяной чай и в самом деле был готов, его подали к бассейну, после того как Ребус помылся и переоделся. У него было такое чувство, что в его отсутствие кто-то шарил в его бумажнике и записной книжке, но он знал, что ничего существенного они там найти не могли. Во-первых, удостоверение и кредитные карточки он засунул в карман беговых трусов. Что касается наличности, то ее едва хватило бы на покупку вечерней газеты и мятных леденцов.

— Жаль, что ничем не смог тебе помочь, — сказал Кафферти, когда Ребус сел.

— А мог бы, если бы захотел, — ответил Ребус. Он старался унять дрожь в ногах. Таких нагрузок у него не было со времени переезда на его квартиру.

Кафферти только пожал плечами. Теперь на нем были мешковатые брюки и ярко раскрашенные плавки — он только что нырял в воду. Вытираясь полотенцем, он демонстрировал немалую часть анальной ложбины — ни дать ни взять строительный рабочий.

Дьявольская собака сидела у бассейна и вылизывала себе ляжку. От кости, которую она грызла прежде, не осталось и следа. И тут вдруг Ребус ее вспомнил.

— У тебя есть внедорожник? — (Кафферти кивнул.) — Я его видел. Он был припаркован напротив магазина Боуна на Южной Кларк-стрит. Эта псина сидела на заднем сиденье.

Кафферти пожал плечами:

— Это машина моей жены.

— И часто она ездит в город с собакой?

— Она там покупает кости для Кайзера. Он дешевле автомобильной сигнализации. — Кафферти любяще улыбнулся собаке. — Я не знаю никого, кто сумел бы прошмыгнуть мимо него.

— Возможно, я бы рискнул, запасшись сосисками.

Кафферти на это не отреагировал. Ребус решил, что ничего таким образом не добьется. Настало время опробовать последнее средство. Он допил чай. Вкус у него был как у мятной жевательной резинки.

— Один мой коллега попытался найти братьев Робертсон. Так кто-то отправил его в больницу.

— Неужели? И что же с ним случилось?

— На него напали сзади за рестораном, который называется «Кафе разбитых сердец».

— Господи! Так он нашел Тэма и Эка?

— Если бы он их нашел, мне не нужно было бы приезжать сюда.

— А я думал, это просто предлог, чтобы поболтать о добрых старых деньках.

— О каких это добрых старых деньках?

— Что говорить, ты выглядишь ничуть не лучше, чем раньше. Я другое дело. Мои буйные денечки позади. — Он пригубил чая в доказательство сказанного. — Я стал другим человеком.

Ребус чуть не рассмеялся:

— Ты так часто повторял мне эти слова в суде, что, кажется, сам в них поверил.

— Это правда.

— Значит, ты не будешь пытаться меня запугать?

Кафферти отрицательно покачал головой. Он сел на корточки рядом с собакой и почесал ей за ухом.

— Нет, Стромен, те дни, когда я приколотил бы тебя шестидюймовыми гвоздями к полу в каком-нибудь заброшенном доме, давно прошли. Или когда стал бы щекотать тебе миндалины проводками, подсоединенными к генератору. — Он почувствовал вкус к этой теме и теперь, казалось, был готов к прыжку, как и его собака.

Ребус слушал невозмутимо. Ему даже нашлось что добавить к этому перечню:

— Или подвесил бы меня головой вниз на железнодорожном мосту.

За этими словами наступила тишина, только слегка жужжала вода в джакузи и посапывала собака. Потом дверь приоткрылась, и в ней появилось улыбающееся женское лицо.

— Моррис, обед через десять минут.

— Спасибо, Мо.

Дверь снова закрылась, и Кафферти встал. Поднялась и собака.

— Что ж, Стромен, рад был поболтать. Я, пожалуй, приму душ перед едой. Мо всегда сетует, что от меня пахнет хлоркой. Я ей все говорю, что нет нужды сыпать хлорку в бассейн, если в него никто не писает, но она пеняет на Кайзера!

— Она твоя… мм?..

— Моя жена. Мы женаты четыре года и три месяца.

Ребус кивнул. Он, конечно, знал, что Кафферти женился. Только забыл имя счастливой избранницы.

— Если я изменился, то это в первую очередь ее заслуга, — сказал Кафферти. — Она заставляет меня читать.

Насколько Ребус знал, книги читали и нацисты.

— И последнее, Кафферти.

— Мистер Кафферти. Давай, слушаю.

Ребус сглотнул слюну так, что скулы свело.

— Мистер Кафферти, назовите, пожалуйста, девичью фамилию вашей жены.

— Мораг. — Кафферти пожал плечами, озадаченный вопросом. — Мораг Джонсон. — После чего он стянул с себя плавки и потопал к душу, демонстрируя Ребусу голую задницу.

Мораг Джонсон. Да, конечно. Ребус был уверен, что мало кто решился бы назвать ее, как прежде, Мо Джонсон, в присутствии Большого Джера. Но вот, значит, где он слышал это имя. Женщина, в чью квартиру случайно забрался Ангус Гибсон, вскоре вышла замуж за Кафферти. Это случилось почти сразу же после фортеля Гибсона, а значит, Кафферти и Мо, вероятно, уже встречались некоторое время перед этим.

Теперь у Ребуса появилось звено, связывавшее Ангуса Гибсона, Брюголовых братьев и Большого Джера.

Оставалось только понять, что все это значит, черт побери.

Он поднялся со стула, что вызвало хрипловатое рычание чертовой собаки. Медленно и тихо направился он к двери, зная, что Большому Джеру достаточно лишь крикнуть из душа, и Кайзер набросится на Джона быстрее, чем пописает на фонарный столб.

Джон Ребус снова поблагодарил Бога за то, что он без оружия.

Но было что-то еще. То, как вроде бы удивился Большой Джер, когда Ребус сказал про Холмса. Словно он и в самом деле не знал об этом. А кроме того, он проявил неподдельный интерес к поискам Холмса — удалось ли тому найти Тэма и Эка Робертсонов.

Ребус уехал, увозя больше вопросов, чем ответов. Но на один вопрос он точно знал ответ: за похищением Майкла стоит Кафферти. В этом он теперь не сомневался.

— Этого не может быть, — сказала Шивон Кларк.

— Тем не менее это так, — сказал Питер Петри. У него закончилась пленка. Запасных батареек оставалось множество, с ними проблем не было. А пленка закончилась. Это было первое, с чего началось утро четверга, и последнее, что требовалось Кларк. — Короче говоря, тебе лучше пойти и купить.

— Почему мне?

— Потому что у меня все болит.

Он не соврал. Он принимал обезболивающие и весь вчерашний день охал и жаловался. До того разнылся, что обезумевший Мэдден, потеряв всякое чувство хорошего юмора и плохого каламбура, заорал: «Да заткнешься ты уже, в жопу, или мне тебя заткнуть!» Теперь они не разговаривали. Шивон не знала, правильно ли оставлять их вдвоем.

— Это специальная пленка, — предупредил Петри. Он порылся в сумке от камеры и вытащил пустую упаковку от пленки, оторвал от нее клапан и отдал Кларк. — Скажешь, что тебе нужно вот это.

— Это, — вздохнула она, беря клочок картонки, — сущий геморрой.

— Попробуй «Свечи», — посоветовал Мэдден.

Она напустилась на него:

— Тебе не надоело шутить?

— Так называется магазин фототоваров на Моррисон-стрит.

— До него сто миль.

— Возьми машину, — предложил Петри.

Шивон схватила сумочку:

— Ну его. Я найду что-нибудь поближе.

Но уже через десять минут она стала понимать, что на Горги-роуд спрос на специальную пленку для высокоскоростной съемки не очень велик. Никто не испытывал насущной потребности снимать «Хартс» в игре. Шивон Кларк утешилась этой мыслью и пешком направилась на Моррисон-стрит. На обратном пути, решила она, сядет на автобус.

Увидев «Кафе разбитых сердец», Шивон перешла на другую сторону, чтобы посмотреть, что там происходит. Вчера, когда она проезжала мимо, заведение вроде было закрыто, а в окне виднелось объявление. Теперь она прочла: «Закрыто до выздоровления». Но дверь почему-то оказалась приоткрытой дюйма на два. Изнутри исходил странный запах, похожий на запах газа. Шивон открыла дверь и заглянула внутрь: