Проконсул Кавказа (Генерал Ермолов), стр. 78
Таким образом, в пределы маленького королевства Саксония сходилось и стояло в нем не менее шестисот тысяч вооруженных людей.
6
Вторые сутки кряду продолжался проливной дождь, растворивший топкую и вязкую почву до того, что гвардейцы на походе оставляли в ней свои башмаки. Во мраке ненастного вечера слышался непрерывный ровный гул со стороны Дрездена: там с самого утра 14 августа кипело сражение между союзниками, покушавшимися войти в город с запада, и Наполеоном, явившимся из Силезии на помощь корпусу Сен-Сира.
Первая гвардейская дивизия под командой Ермолова спешила на выручку отряда Остермана-Толстого, весь день стоявшего в кровопролитном бою двадцатью верстами выше Дрездена, у местечка Пирна. Наполеон загодя послал почти сорокатысячный корпус Вандама с приказом перейти Эльбу и отрезать союзной армии путь отступления на юг, в Богемию.
Квартирмейстер великого князя Константина подпоручик Николай Муравьев, молодой, горячий, с толстеньким и чуть шишковатым носом, встретил Ермолова в тесном ущелье и проводил его до места сражения. Он с обожанием глядел на славного генерала, невозмутимо ехавшего по топкому болоту, из которого лошадь с громким хлюпаньем выдергивала ноги. Ермолов вспомнил поручика Александра Муравьева и стал хвалить фамилию Муравьевых, назвав отца, начальника главного штаба в корпусе ратников восточных губерний, и родных, про которых он слышал и с некоторыми был знаком…
Александр Иванович Остерман-Толстой, ссутулясь, сидел на барабане среди чистого поля, позади оборонявшихся колонн. На нем не было сухой нитки. Он поднял свою большую, со смелыми чертами и блестящими глазами, голову и, узнав Ермолова, вскочил с барабана.
– Алексей Петрович! – воскликнул он. – Наконец-то! Ожидал вас с нетерпением. Советы ваши будут служить мне приказаниями!..
Русские занимали тесную позицию, упираясь левым крылом в Эльбу, а правым – в горы и лес за местечком Цегист, не давая тем самым Вандаму выйти в тыл сражающейся у Дрездена союзной армии. Решили оставить в первой линии пехотный корпус Евгения Вюртембергского, во второй разместить гвардейцев Ермолова, а в третьей – лейб-гусар, кирасир и Татарский уланский полк. Отряд Остермана-Толстого возрос теперь до восемнадцати тысяч человек против тридцати семи тысяч у Вандама.
С приходом гвардии и наступлением ночи покушения французов прекратились. Все ожидали начала неравного боя поутру. В семь пополуночи от Дрездена начали доноситься выстрелы, мало-помалу слившиеся в глухой, с раскатами, гром. Однако корпус Вандама, выстроенный в боевые порядки у деревушки Кольберг, не трогался с места. Русские генералы долго судачили о причинах бездействия неприятеля и решили наконец, что Вандам считал их отряд гораздо сильнее, чем он был на самом деле. Позже получили подтверждение этой догадки. Взятый в плен французами у Пирны лекарь Ревельского полка на вопрос: «Сколько у графа Остермана войск?» – чтобы ввести врага в заблуждение, отвечал: «У принца Евгения двадцать тысяч, да гвардии подошло пятьдесят…»
Так истек томительный день. Ермолов, чтобы скрыть малочисленность русского отряда, предложил предпринять ложную атаку. К вечеру 4-й егерский полк двинулся с криком «ура!» на Кольберг, опрокинул передовые цепи и, встреченный артиллерией, отошел в полном порядке.
Никто не знал о судьбе главного сражения, пока ночью не прискакал от Барклая-де-Толли капитан Новосильцев с повелением идти от Пирны на соединение с главными силами к местечку Максен. В предписании говорилось о том, что союзная армия отходит от Дрездена с намерением расположиться на окрестных высотах. В случае атаки на их правый фланг союзники тотчас перейдут в наступление и опрокинут Наполеона в Эльбу.
Однако истинное положение дел было совершенно иным. Новосильцев, находившийся в приятельских отношениях с Петром Николаевичем Ермоловым, конфиденциально объявил ему, что вся армия отступает на Богемию. От Новосильцева стало известно и о подробностях поражения, понесенного союзниками в двухдневном бою.
16 августа началось трудное отступление союзной армии через горы. В тесном ущелье Диппольдисвальде произошло страшное скопление войск и обозов. Однако главные испытания были впереди. Войскам предстояло горными тропами перейти высоты Богемии и спуститься к городу Теплиц.
Вместе с ними предполагалось отходить и отряду Остермана, который должен был удалиться влево от корпуса Вандама.
7
Ермолов нашел Остермана-Толстого среди дороги между Пирной и местечком Дона, возле обоза с инструментами. Облака, сочившиеся мелким дождем, закрывали утреннее солнце. Генералы совещались, не слезая с лошадей, в окружении адъютантов.
– Союзная армия поспешно отступает в Богемию… И если мы направимся к Максену, то окажемся между двух огней, – убеждал Ермолов начальника отряда. – Позади – Вандам, а от Дрездена наши войска преследует Наполеон…
На типично южном лице Остермана с тонкими чертами и выразительными черными глазами явилось смятение. После совещания в Филях, где он высказался за сдачу Москвы, и особенно после Тарутинского сражения, когда его корпус сбился с пути и тем лишил русских полной победы, генерал страшился упреков в трусости и временами впадал в меланхолическую рассеянность.
– Что же вы предлагаете, Алексей Петрович? – не сразу осведомился он. – Ведь ослушанием можно погубить весь отряд…
– Я досконально изучил эти места по сражениям Фридриха Второго в Семилетнюю войну, – возразил Ермолов, давая знак Фонвизину, который тотчас протянул ему карту. – Вот ежели мы направимся на Максен, отряд будет неминуемо окружен и не избегнет совершенного поражения. В доказательство я предлагаю отправить по этому пути обоз с инструментами, который нас так много затрудняет. И я ручаюсь, что вы его более не увидите…
– Может быть, нам следует пойти вверх берегом Эльбы? На Кенигштейн? – нерешительно проговорил Остерман.
– Я уже предвидел это, – быстро отвечал Ермолов, – и посылал заблаговременно Михаила Александровича Фонвизина с лейб-гусаром для осмотра дорог.
– Ваше сиятельство, – почтительно наклонил тяжелый набухший кивер ермоловский адъютант, – путь на Кенигштейн крайне опасен. Местность сильно пересеченная. Дорога проходит слишком близко от укрепленной Кенигштейнской крепости…
– Остается только одно, – решительно сказал Ермолов, сближая свою лошадь с конем Остермана и указывая пункты на мокрой карте, – двигаться, не мешкая, к Теплицу по Петерсвальдскому тракту.
– Но ведь нам придется пробиваться через корпус Вандама! – воскликнул Остерман.
– Прошу вас, Александр Иванович, – упрямо сказал Ермолов, – взять в расчет, в каком положении окажется главная армия, ежели Вандам по Петерсвальдскому тракту поспеет к Теплицу раньше нее.
В самом деле, если бы французам удалось войти в Богемию и занять спуск с гор по южную сторону, союзной армии угрожала бы опасность быть запертой с севера главными силами Наполеона и с юга – корпусом Вандама в узких теснинах Рудных гор. Поэтому Наполеон не случайно сказал, что никогда Вандам не имел лучшего случая заслужить маршальский жезл.
Ермолов предлагал в виду вдвое сильнейшего неприятеля фланговым движением прорваться через ущелье у Гигсгюбеля на Петерсвальде и преградить Вандаму путь к Теплицу. От удачного выполнения этого смелого плана зависело теперь спасение всей союзной армии.
– Вы сознаете, какая ответственность ложится на нас? – уже сдаваясь, спросил Остерман. – Мы рискуем потерять гвардию!
– Беру эту ответственность перед его величеством на себя! – отрезал Ермолов.
Было решено: принцу Евгению Вюртембергскому вместе со 2-м корпусом атаковать Кричвиц – слабейшую часть в позиции французов, оттягивая на себя их силы; Остерману поспешно идти прямо к теснине Гигсгюбеля с Преображенским, Семеновским, Измайловским полками, морским экипажем, лейб-гусарами и кирасирами; Ермолову оставаться в арьергарде и с полками 4-м и гвардейскими егерскими, Ревельским пехотным и Татарским уланским атаковать Кольберг, делая на Вандама ложные нападения.