Дар Змеи, стр. 53
Нико забеспокоился. Он беспокоился куда больше, чем если бы речь шла о казни. Я этого как следует не понимал. После того как я поучаствовал в одном из поучительных представлений Местера Вардо, я не торопился повторять этот опыт. Но это все же лучше, чем играть главную роль на виселице!
Дама Лицеа походила на кошку, у которой выманили половину ее добычи, но она знала: бесполезно открыто выступать против воли Князя.
— Ну, а как с сыном Пробуждающей Совесть? — спросила она. — Уж его-то можно казнить? Из него мученика не выйдет!
— В народе его знают! — быстро произнес Нико. — И знают его мать. Его смерть пробудит страшный гнев!
Кровь билась в жилах, да так громко, что шумело в ушах. Если б я только мог бежать, или ударить кого-то, или что-то сделать! Невыносимо было стоять тут в ожидании, скованному и беспомощному, меж тем как другие равнодушно спорили — убивать меня или нет. Хорошо, что рядом, чтобы замолвить за меня словечко, был Нико, ведь я сам не в силах был выговорить ни слова. Но вот беда — слово здесь немного стоило. Дама Лицеа права. Моя смерть не вызовет такого страшного переполоха, как смерть Нико. Куда мне…
Она улыбнулась.
— О, думается, вряд ли поднимется шум из-за того, что мы повесим подлого убийцу! — сказала она.
— Я не убийца! — гневно воскликнул я.
Теперь настал мой черед — меня пронзил взгляд Князя, взгляд хищной птицы.
— Разве не ты убил моего внука, сына моего сына?
Я боролся с сильным желанием уставиться взглядом в пол, но что пользы отрицать… Дама Лицеа явно знала все, что случилось в Кабаньем Ущелье, знала наверняка от каких-то людей Вальдраку, которым удалось спастись.
— Да! — хрипло произнес я. — Но это было в сражении!
Вальдраку ползал в грязи ущелья, но я пытался заставить себя не думать об этом. Он хотел убить Дину. И я остановил его как мог.
— Вот видите, господин мой батюшка! Он сам признается в содеянном.
Князь Артос, склонив голову набок, разглядывал меня.
— Казнить его мы всегда успеем. Но это слишком просто. Мне гораздо интересней, что сотворит из него Вардо. Получится ли у него… палач? У меня ведь, откровенно говоря, нет ни одного. Да! Это было бы как нельзя кстати. У него должна быть настоящая сноровка.
Я с отвращением смотрел на него. Неужто этот старый хищный гриф и вправду думает, что я когда-нибудь подниму меч ради него и стану убивать по его приказу? Нет, тогда уж лучше самому положить голову на плаху.
Вошел служитель и что-то прошептал Князю на ухо. Князь Артос коротко кивнул и поднялся со своего трона.
— Забирай их обоих, Вардо! — приказал он. — И обучай хорошенько.
Местер Вардо поклонился, а я был почти уверен в том, что увидел тень зловещей улыбки на его безбородом лице.
— Как будет угодно моему господину Князю! — сказал он.
Но мне пришло в голову, что это, быть может, очень даже угодно Наставнику Вардо.
Какой-то миг он разглядывал нас. А потом кивнул стражам.
— Ведите их в Зал Шептунов! — распорядился он.
Зал Шептунов
Наставник Вардо остановился подле грубо сработанной двери, окованной толстым железом.
— Снимите с них кандалы! — велел он стражам. — Здесь им некуда бежать.
Он произнес это без угрозы, и все же слова прозвучали зловеще. Они словно вернули нашим рукам и ногам тяжесть железных оков.
Я обменялся быстрым взглядом с Нико и увидел, что он тоже беспокоится. Я-то знал, что он думал об одном: будет ли там темно?
Наставник запер дверь и положил руку на плечо Нико. Нико смотрел на эту руку так, словно это была жаба.
— Зал Шептунов! — сказал Вардо. — Слушайте и поучайтесь.
Я переступил через порог, и Нико сделал то же самое. Стражам не пришлось толкать его. Дверь за нами затворилась, и ключ Вардо заскрипел в замке.
Зал Шептунов? Что бы это значило?
По крайней мере, там было не совсем темно. Голубоватый свет тонкими полосками падал откуда-то сверху. Я сделал несколько шагов вперед, а Нико последовал за мной.
Это был скорее не зал, а длинный сводчатый ход. Наши шаги эхом отдавались меж серых каменных стен, и отзвук его все продолжался и продолжался…
Я глянул вверх. До сводчатого потолка было высоковысоко, как до неба или верхушек деревьев в лесу. А еще там были лица, лица повсюду — на стенах и на сводах потолка, даже на полу!
Само собой, лица были высечены из камня, и передернуло меня не потому, что я думал, будто они живые. У всех лиц разверстые рты — темные дыры, казавшиеся бездонными. Мне чудилось, будто я слышу их молчаливый крик. Неужто это и есть Шептуны?
В другом конце сводчатого хода была дверь. Чтобы не осталось сомнений, я взялся за ручку, но дверь, конечно, была заперта и так же прочна, как та, в которую мы вошли. Никаких окон! Никаких путей к бегству! Наставник был прав: оковы здесь не нужны. Хорошо хоть, это не темная, сырая и холодная, загаженная крысами острожная дыра. Могло быть куда хуже!
Нико косился на окружавшие нас каменные лица.
— Они смотрят на нас! — сказал он. — Все повсюду и кругом!
Его голос отозвался каким-то диковинным протяжным эхом под сводами. на нас… на нас., на нас… все… все… злом…
— Смотрят? — спросил я. — Сдается мне, они вопят!
Само собой, снова раздалось эхо и смешалось с отзвуком голоса Нико.
…кричат… кричат… дураком…
…кричат… злом… дураком… злом…
Я вздрогнул. Мне не понравилось это эхо, которое продолжало нашептывать мне… У меня не было больше желания говорить.
Я нашел местечко, где можно было устроиться, не садясь на чье-то лицо, и устало прислонился к каменной стене. Но тут же снова выпрямился. Ведь стоило мне прикоснуться к стене, как все зашелестело и зажужжало, словно стена была живой. Быть может, не такой живой, как человек, но живой, как лес или как что-то другое, колдовское. Что же это за место? Хотя мы оба — я и Нико — молчали, тишины все равно не было. Шелест, шипение, свист, шепот… Словно порыв ветра проносился через эти разверстые рты — вдох или выдох? Быть может, их крик не был столь молчаливым, как я сперва думал.
Нико, круто повернувшись, посмотрел на меня.
— Ты что-то сказал?
— Ни звука!
Его глаза показались мне просто измученными.
— Извини! Я думал… думал… думал… вини… вини… вини…
Нико не закончил фразу. Я так и не узнал, что он думал. «вини… вини… вини…» — шептало эхо. И вдруг мне почудилось, будто я слышу нечто другое и более значительное, нежели просто отзвуки того, что говорили мы: злобен… злобен… злобен… постыдный… постыдный… постыдный…
Я резко поднялся. Негромкий шорох, что раздался при этом, прокатился по всему сводчатому ходу и вернулся назад, и эхо прозвучало, будто зашевелились сотни людей-невидимок, будто сотни башмаков шаркали по каменному полу, а сотни рукавов слегка коснулись каменных стен. злобен… злобен… постыден… постыден…
Был кто-то, кто шептал. Я покосился на лица, хотя не думал, что губы, высеченные из камня, могут заговорить, обращаясь к живым людям.
Каменные маски снова вытаращили на нас глаза. Я облизал пересохшие губы. Глаза и впрямь глядели на нас. В иных пустых глазах мелькал отблеск света. Нет, я не верил в это, но —
..мелок и постыден…
…труслив и злобен…
…злобен… злобен… злобен…
Обвиняющий шепот продолжался. Откуда он шел?
— Есть там кто-нибудь?
…кто-то там… кто-то там…
…злобен… кто-то злобен там…
…какой-то убийца…
Это прозвучало тихо, почти беззвучно, но я расслышал: «Какой-то убийца»! Есть здесь какой-то убийца?
— Я не…
Я напряг все силы и сам остановил себя, потому что не мог выговорить это последнее слово. У меня не было ни малейшего желания слышать, как стены целый час будут нашептывать мне: убийца, убийца, убийца!
Я стоял выпрямившись, оцепеневший и напряженный, как конь, когда почует кровь. Сердце галопом промчалось куда-то вперед, и хотя тело взывало о покое, я не мог заставить себя терпеть и дальше…