Фамильное дело, стр. 4

– После смерти отца нотариус зачитал нам завещание, – сказала мадемуазель де Греар, – и мы пришли в ужас. Я не знаю, о чем думал папа в последние свои дни; он серьезно болел, и, возможно, его разум помутился… Конечно, дом завещан Мишелю, ведь он старший сын и наследник; но все остальное, а также часть состояния, причитающуюся мне, мы получим лишь в том случае, если я выйду замуж в течение полугода после смерти отца.

– Но почему вы приехали ко мне?

– Потому что в завещании написано, что я должна выйти замуж за вас, – просто ответила мадемуазель де Греар, – за вас, виконт де Моро, и ни за кого другого. Оспорить этот документ не представляется возможным. Если я не выполню условие завещания, мы потеряем все – состояние и земли будут отданы на благотворительные цели. Мой отец был очень добрым человеком и много жертвовал на благотворительность. Но мы не ждали, что он поступит с нами так.

Виконт молча поднялся и подошел к окну, сложив руки за спиной и отвернувшись от гостьи. Почему-то он сразу ей поверил; долгий жизненный опыт подсказывал Сезару: девушка говорит правду. Но что ему толку от этой правды? И обязан ли он вникать?

С одной стороны, родственники и их беды в какой-то мере касались виконта; все-таки не чужие люди. С другой – Сезар их не знал и знать не хотел, и предполагал, что так оно и останется до конца его жизни. И тут такой сюрприз!

– Где же ваш брат? – осведомился Сезар, не оборачиваясь. – Почему он не приехал вместе с вами, чтобы объясниться?

– Мишель остался держать оборону, – сказала у него за спиной мадемуазель де Греар. – Видите ли, все те люди из благотворительных обществ, с которыми водил знакомство отец… Они услышали, что им может достаться нечто большее, чем приличествующая случаю сумма пожертвований. И теперь они, словно стервятники, кружат вокруг нашего дома. Если бы мы с Мишелем уехали вдвоем, боюсь, наше родовое владение осадили бы со всех сторон.

– Но отчего ваш отец поставил такое условие? – Сезар повернулся к девушке. – Я никогда не встречался с господином Гийомом де Греаром и никоим образом не участвовал в его жизни. Слово, которым можно описать наши отношения, – это равнодушие, полнейшее равнодушие. Неужели он не любил вас и не понимал, в какое неловкое положение вы попадете?

– О, папа обожал меня. Может быть, поэтому он поступил так… Я не знаю. Как-то он обмолвился, что вы на войне; это было около года назад. Помнится, за столом даже состоялся разговор. Отец сказал, что если вы погибнете, титул уйдет не к нам, а к другой ветви, не напрямую, таково право наследования. Мишель заметил, что мы никогда не гонялись за титулом, но отец возразил, сказав, что мы ничего не понимаем. Может быть… он слишком сильно желал мне добра.

– И в итоге причинил боль и поставил вас в неловкое положение, – заключил Сезар. – Боюсь, мадемуазель, я бессилен помочь вам в таком вопросе. Я не знаю вас, и сочетаться с кем-либо браком только затем, чтобы решить не свои проблемы, – не мой стиль. К тому же моя невеста возвратится в Париж в течение недели. Даже если б я не был связан некими обязательствами, вряд ли я смог бы оказать вам любезность подобного рода.

– Что ж, – произнесла Сабрина де Греар, вставая, – я и так достаточно долго испытываю ваше терпение. Простите меня за навязчивость, и давайте распрощаемся.

– Вы, кажется, собирались меня умолять? – сухо осведомился виконт.

Мадемуазель де Греар вспыхнула; румянец, окрасивший ее щеки, придал девушке еще большей прелести.

– Сударь! Если только этого вы ждете, если вы на самом деле играете со мной, я готова. Я вовсе не знаю вас и всегда думала, что выберу жениха себе по сердцу, но коли разговор идет о благосостоянии моей семьи, тут не приходится выбирать. Смешно было полагать, что вы пожелаете жениться на мне, однако я не могла не попытаться. Вижу, мое общество вам неприятно, и вы сказали, что не собираетесь помогать мне.

– Разве? – покачал головой виконт. – Вы неверно меня поняли, сударыня. Я сказал, что не могу помочь вам, женившись на вас; однако не утверждал, будто вовсе оставлю своих родственников без помощи. Сядьте, прошу вас.

Растерянная, она снова опустилась в кресло.

– Условия завещания достаточно жесткие, достаточно странные, и, полагаю, их удастся оспорить, – произнес Сезар. – Возможно, мне следует порекомендовать вам и даже оплатить услуги хорошего парижского юриста, который займется этим делом и выиграет его в вашу пользу? Все-таки я косвенным образом замешан в этом, хотя и не представляю, как вашему отцу пришла в голову мысль поставить вам такое абсурдное условие. Он должен был навести обо мне справки, чтобы знать, что я до сих пор не женат. И, судя по всему, господин де Греар это сделал. Возможно, кто-то натолкнул его на такую мысль? Подумайте как следует.

– Я уже голову сломала, размышляя надо всем этим, ваша светлость. И ничего не придумала. До последнего своего дня отец никак не намекнул, что завещание составлено в подобном духе. Мне казалось, он должен был как-то обозначить это условие… Но мы узнали обо всем только после папиной смерти.

– Которая случилась… когда, напомните мне?

– Почти месяц назад.

– И вы отправились ко мне только сейчас? Не написали, не прислали кого-то? Откуда вы знали, что я в Париже? Я всего несколько дней как возвратился.

– Сначала мы с Мишелем и господином Шампелем – это наш нотариус – пытались найти лазейку в завещании, но так ничего и не отыскали. Господин Шампель весьма огорчен: он уверяет, что отец не сказал ему, что изменил завещание. Тем не менее документ был доставлен в контору Шампеля в день папиной смерти. И написан он по всем правилам, и заверен подписями свидетелей и другого нотариуса, которого мэтр знает и который подтвердил, что отец специально вызывал его. Я должна выйти за вас замуж, иначе мы потеряем все, кроме дома; а его содержание без денег и владений невозможно. Нам придется продать его и найти более скромное жилье, и, наверное, придется работать. Меня не очень удручает эта мысль, я могла бы стать гувернанткой, но… Мой брат, Мишель, привык быть хозяином. Он воспитан как владелец поместья. И это – не считая того, что нашему дому двести лет, и никогда и никто, кроме Греаров, не владел им.

Виконт прошелся по гостиной туда-сюда, размышляя над тем, что сказала гостья. Завещание выглядело по меньшей мере странным, а поступок господина де Греара – необъяснимым. Почему этот человек решил таким образом распорядиться судьбою дочери и совершенно незнакомого ему титулованного богача? Кем покойный посчитал Сезара – глупцом или ловкачом? Чего он желал добиться? На все эти вопросы ответов не имелось.

– Сударыня, – спросил виконт, – с кем вы приехали и где остановились?

– Моя компаньонка ожидает меня в холле, а остановилась я у подруги, с которой состою в переписке. Это здесь неподалеку. Именно она сообщила мне, что ходят слухи, будто вы скоро вернетесь, когда я написала ей о нашем бедственном положении.

Мадемуазель де Греар смотрела открыто и с некоторым любопытством. Бедная девушка; если она не лжет, то в каком ужасном положении она оказалась!

А если лжет?..

– Оставьте адрес моему дворецкому, – распорядился Сезар. – Я нанесу вам визит сегодня вечером или завтра утром, чтобы сообщить о принятом решении. Срок, указанный вашим отцом в завещании, истечет еще не скоро, и один день ничего не изменит. Я подумаю, что можно сделать. Только, – он остановил взмахом руки девушку, порывавшуюся что-то сказать, – не стоит надеяться заранее. Я не могу на вас жениться, и это не обсуждается. Все остальное требует осмысления.

– И все равно благодарю вас, ваша светлость, – произнесла мадемуазель де Греар. – Вы очень добры.

Сезар не чувствовал себя добрым. Только неприятно удивленным.

Глава 3

Решение

Несколько лет назад, будучи моложе и восторженнее, чем сейчас, вылавливая тайны в тревожно-праздничной атмосфере Парижа и лакомясь вкусом победы, когда удавалось их разгадать, Сезар тем не менее довольно сильно зависел от мнения своего старшего друга и наставника Видока и предпочитал советоваться с ним. Нынешнее дело, свалившееся на голову виконту, не пахло убийством, но тайна в нем совершенно определенно имелась. Мотивы поступка почившего господина де Греара оставались неясными, а девушка попала в беду. Как ни тоскливо было Сезару осознавать это, история его касалась – хотя бы потому, что старик де Греар почему-то написал в завещании его имя. Неужели можно желать счастья дочери таким экстравагантным способом? Или старик к концу своего земного пути был безумен? Способен ли безумец составить документ, перед которым даже опытный нотариус бессилен?