Фамильное дело, стр. 31

– Мне надо… понять… – прохрипел Сезар, отталкивая руку Филиппа и пытаясь сесть. – Ясную голову… надо…

– Капитан, лучше не дергайтесь, – посоветовал камердинер, укладывая его обратно.

Сознание то ускользало, то возвращалось обрывками; они перекидывались в радужных монстров, готовых пожрать его, Сезара, плоть. Нужно понять, как от них избавиться. Нужно мыслить ясно. «В ясном уме и твердой памяти», – всплыла из глубин фраза, что пишут в начале завещаний, и виконт смертельно позавидовал Гийому де Греару, который если и спятил, то как-то незаметно.

А может, не спятил. Может, он до конца своих дней все понимал, потому что пил кофе.

Кофе. Вот что нужно. От кофе сразу прояснится в голове.

– Филипп, – проговорил Сезар, стараясь, чтобы слова звучали полностью, – на столе… дай мне… коф…

И осекся.

Несмотря на бешеную карусель в голове, несмотря на боль и радужные приключения, готовые засосать навсегда, тренированный разум извлек откуда-то правильный ответ, сложив наконец-то головоломку. Сезар едва не засмеялся.

Так просто.

Он все-таки сел, чувствуя, как качается комната.

– Знаю… что делать, – сказал виконт стоящему рядом с кроватью Филиппу, который был похож сейчас на изломанную тень с сияющими контурами. – Вода. Как можно больше. И таз.

Гальенн, прослуживший у Сезара достаточно долгое время и видевший его в разных ситуациях, привык подчиняться тогда, когда это было необходимо. Несколько мгновений – и у губ виконта оказалась кромка кувшина, полного восхитительно прохладной воды. Сезар сделал крупный глоток, потом еще один, и еще, и пил, пока его не затошнило. Тошнота поднялась к горлу, виконт дернулся, и его вырвало в подставленный Филиппом таз.

– Снова, – приказал Сезар, и процедура повторилась. Ощутив, что из горла идет только вода, виконт замер, пытаясь отдышаться.

Пульсирующая боль в желудке уходила, сменяясь тупой, нестрашной. Сезар откинулся назад, и Филипп, отставив кувшин и таз, снял с виконта сюртук и жилет. Дышать теперь было легче, радужные монстры уползли в тень и там попрятались.

– Постой… дай минуту, Филипп, – попросил виконт уже более твердым голосом.

Потребовалась не минута, а около четверти часа, прежде чем Сезар смог сесть. Комната качалась, но уже не грозила опрокинуть того, кто рискнет по ней пройти. Виконт провел дрожащей рукой по мокрому лбу и нахмурился, заметив, как трясутся пальцы. Безмолвно маячивший рядом Филипп глядел на хозяина с тревогой.

– Теперь помоги раздеться, – пробормотал Сезар, – и лечь.

– Капитан, вы больны? – спросил Гальенн, помогая хозяину устроиться под одеялом и заботливо подтыкая его со всех сторон, как любящая матушка.

– Нет. – Виконт прикрыл глаза на мгновение, затем снова открыл их, опасаясь уплыть в сон раньше, чем отдаст нужные распоряжения. Приходилось беречь силы и говорить коротко. – Слушай. С этого момента ни я, ни ты, ни графиня и ее служанка не должны ничего здесь есть. И пить. Только вода из колодца и фрукты. Попросишь их у кухарки. Надеюсь, это не она.

– Ваша светлость… – ошарашенно выговорил Филипп.

– Не перебивай. Разбудишь меня в половине шестого. До тех пор оставайся здесь.

И, не в силах больше противиться забытью, Сезар словно провалился в огромный черный колодец.

Глава 18

Виконт строит планы

Филипп потряс его за плечо, и, разлепив веки, Сезар обнаружил, что в комнате уже начинает светлеть – это неостановимый рассвет просачивался в щели между занавесками.

– Капитан… половина шестого.

Камердинер не задавал вопросов: если сказано разбудить в определенное время, значит, он так и сделает. Этим Гальенн Сезару и нравился. Покойник Флоран – тот позволял себе иногда вольности, жалел хозяина и, если тот долго не спал, бывало, не будил его в назначенный час. С Филиппом, человеком военным, привыкшим к жесткой дисциплине, подобного не случалось.

– Хорошо. – Виконт чувствовал себя уже гораздо лучше, да и сесть, несмотря на слабость в теле, удалось без труда. – Сейчас мы вот чем займемся, Филипп. Приготовь мне костюм для верховой езды, помоги одеться, затем сходи в конюшни и вели, чтобы оседлали лошадь. Лучше не слишком резвую, сегодня мне не до подвигов. Как вернешься, сразу отправляйся на кухню, там уже встали. Попроси кухарку, коль скоро она неровно к тебе дышит, приготовить завтрак графине де Бриан; скажи, хозяин велел. Внимательно следи за всем, что эта женщина кладет. Ах да, сначала сам сходи, набери воды, и чтоб ни чая, ни кофе, ни лимонада никто из вас не пил. Особенно кофе. Понял меня?

– Господин капитан, – сказал Филипп, – вы точно…

– Да, – оборвал слугу Сезар. – Когда завтрак будет готов, возьмешь поднос, заберешь из комнаты записку – я напишу ее, пока ты ходишь в конюшни, и оставлю вот здесь, на столе, – и отдашь графине де Бриан вместе с едой. Скажи, что я уехал и велел прочесть письмо сразу же. После этого будешь охранять графиню до моего возвращения. Если кто-то спросит обо мне, скажи, что я вчера плохо себя чувствовал, а сегодня отправился на верховую прогулку вдоль берега, дабы развеяться. И еще вот что, пожалуй: выясни, не вывозили ли в прошедшие дни из поместья какие-либо вещи, так, чтоб на телегах. Все понял?

– Да, господин капитан. Исполню.

Больше не задавая вопросов, он помог Сезару одеться и вышел, чтобы распорядиться насчет лошади. Виконт сел к столу, взял перо (рука все еще немного дрожала) и черканул коротенькую записку Ивейн. Он рассчитывал на благоразумие графини де Бриан и на то, что она виконту доверяет. Ситуация стала опаснее, чем прежде. Сезар радовался, что Ивейн не любит кофе и редко его пьет, разве что из большой любезности. Но вчера она пила чай, вино или воду.

Виконт понимал, что рискует, оставляя здесь Ивейн, он не знал, на что способен этот человек или люди – какие именно, предстояло выяснить. Еще один день поиграть с ними в прятки, изображая высокомерного сукиного сына. Еще один день позволить им потешить свое воображение и думать, будто они обхитрили его. Да, чутье не подвело Сезара и на сей раз. Когда ты много лет плаваешь в этом, как рыба в воде, однажды начинаешь чуять преступление прежде, чем узнаешь о нем. Начинаешь чувствовать его, словно оно к тебе прикасается. Это невозможно объяснить, и это ничего не стоит без доказательств; именно их необходимо было найти.

Сезар возвратился в Мьель-де-Брюйер около четырех часов пополудни, усталый, как крестьянская кляча, но довольный тем, что сделал. Поместье жило обычной жизнью: сновали по двору слуги, стояла груженая тележка зеленщика. Передав поводья лошади вышедшему навстречу конюху, виконт вошел в дом, где нос к носу столкнулся с дворецким, он же управляющий, он же загадочный господин Симонен.

– Добрый день, ваша светлость. Надеюсь, вы хорошо прогулялись.

– Прекрасно! – Сезар похлопал сложенным хлыстом по голенищу запыленного сапога. – Изумительные виды! В Париже так не хватает верховых прогулок. Кататься по Булонскому лесу – это уже моветон, понимаете ли.

Управляющий скупо улыбнулся.

– Ездили в Марсель?

– Нет, в противоположном направлении. – Сезар специально сделал крюк, чтобы вернуться в Мьель-де-Брюйер не со стороны города. – Казалось бы, такой пейзаж – сосны, скалы, море, небо – вроде однообразно, а смотреть не надоедает. Романтика пробудилась. Теперь стану отдыхать до ужина. Пусть в мою комнату принесут кофе и пирожные; наверное, я приглашу графиню де Бриан.

– Графиня с утра плохо себя чувствовала, чем мы все огорчены, – сообщил Симонен.

– Эти нежные женщины! Как печально. Ничего, может, ей стало получше. Кофе и пирожные, сударь, кофе и пирожные! – Сезар пошел к лестнице, чувствуя, как управляющий буравит ему спину взглядом.

В спальне было пусто и тепло. Виконт оставил там шляпу, перчатки и хлыст и, не дожидаясь слуги с пирожными, направился к графине де Бриан. Как и было приказано, Гальенн сидел на стуле у дверей ее спальни, читая книгу; в первый год службы Филиппа виконт научил его читать, и теперь камердинер пользовался любым удобным моментом, чтобы попрактиковаться. Он шевелил губами, разбирая текст, но поднял голову, услышав шаги.