Золотое руно, стр. 22

В разгар боя Монтестрюк сумел пробиться к Гуссейн-паше. Тот узнал его, прицелился из пистолета и прокричал:

— Теперь уж между нами нет женщины. Берегись!

Юге успел отклониться, и пуля пролетела мимо него. Шпага Югэ уже было коснулась шеи турка. Но тут Юге произнес:

— Не хочу убивать моего спасителя!

Он повернул лошадь и исчез в толпе.

Храбрыми атаками Гуссейн-паша сумел-таки замедлить продвижение союзников и отвести остатки албанцев в окопы, где собралось не более половины турецкого авангарда. В это время к окопам приближались мушкетеры Лафойяда.

Турки, видимо, любят воду, — произнес герцог, — так дадим же им напиться.

Он слез с коня, взял в руки пику и пошел прямо на турок. Волонтеры-дворяне и мушкетеры бросились следом за ним. Юге быстро оценил обстановку.

— Иди сюда, — крикнул он маркизу. — У меня есть хорошая идея.

И, прихватив с собой Коклико, они направились к болоту, отделявшему турецкие рвы от берега. Турки считали его непроходимым и не стали укреплять.

— Поищем в нем проход, — предложил Юге, и каждый отправился в свой собственный путь на поиск.

Следом за ними прибежал Угренок и тоже пошел в болотный тростник, заканчивавшийся небольшим лесом — тем самым, пользуясь которым, турки утром перебрались на берег противника. Он быстро прошел камыши и вышел из них на сухое место. Вдали он заметил тур к, суетившихся на своих позициях. Лафойяд явно не давал им передыху и тем более времени на то, чтобы взглянуть в сторону болота. Вскоре Угренок заметил приближавшихся к нему Юге и Коклико. Он помахал им рукой.

— Они там заняты. Можно прямо пройти к ним, — проговорил он.

— Что ж, мы так вчетвером и захватим турецкий лагерь? — спросил подъехавший маркиз.

— Сейчас увидишь, — ответил Юге.

Он помчался обратно через болото наперехват эскадрона французов, гнавшегося за удиравшими турками.

— Капитан, подсадите к каждому коннику ещё одного или двух пехотинцев, и за мной! — предложил он командиру эскадрона. — Через четверть часа мы разгромим турок.

За первым эскадроном последовал ещё один, также усиленный пехотой. Монтестрюк спешил. С помощью Коклико и Угренка ему удалось зажечь сухую траву. Ветер, дувший в направлении турецких войск, погнал пожар прямо на противника.

— А теперь вперед и «бей, коли!» — прокричал Юге. Он бросился на турок. За ним помчались кавалеристы, сопровождаемые бегущей следом пехотой. Внезапная атака, последовавшая из гущи дыма, поколебала ряды турок.

Тем временем, привлеченные криками внутри лагеря противника и его неожиданным отступлением отряды Лафойяда и других наступавших войск ринулись на турок с фронта. Янычары, бросая оружие, кинулись к реке и столпились в отчаянии на её берегу. Напор союзников все крепчал. И хотя турецкие военачальники пытались остановить свое войско и повернуть его навстречу христианам, никто их уже не слушал. Конница, пехота, янычары, африканские волонтеры, албанцы, валахи, египтяне — все смешались в одну беспорядочную толпу и ринулись в воду, стараясь добраться до противоположного берега. Живые цеплялись за мертвых и тонули вместе с ними. Река превратилась в плавучее кладбище, над которым стоял крик ужаса.

Кьюперли понял, что его ждет, если весть о поражении дойдет до Константинополя. Схватив саблю, он кинулся навстречу своему бегущему войску, рубя направо и налево. Но ничто уже не могло остановить бегства турок, и вскоре на том пригорке, где стояла палатка Кьюперли, взвилось знамя с императорским гербом. Командиры союзников собрались под ним и с пригорка наблюдали за продолжавшимся разгромом турок. Монтекюкюлли в восторге подошел к Колиньи и обнял его.

— Граф, — сказал он ему при этом, — мой государь император сам поблагодарит французского короля за помощь. Я же считаю за честь для себя сказать вам, что лучшая часть победы принадлежит вашим храбрецам!

И его глаза остановились на Монтестрюке, вытиравшем лицо от пота.

— Ваши дела заслуживают высокой награды, — сказал он ему. — И ты её получишь, — добавил Колиньи. Югэ молчаливым кивком головы поблагодарил его и помчался в поле.

Здесь он увидел Коклико с Угренком, занятым вполне невинным занятием — переворачиванием тел погибших с как бы непредумышленным выворачиванием их карманов.

— Что это вы тут делаете? — изумился он.

— Я освобождаю этих басурман от улик их преступного поведения — ворованных денег. А заодно будет довольна моя будущая жена: ведь у неё будет свой домик.

Он вздохнул при мысли о жене, которая была ему пока неведома, и продолжил свое дело.

Пока Юге раздумывал над ответом (попробуйте-ка ответить на такой вопрос сразу и убедительно!), подъехал Сент-Эллис. Он вертел в руках блестевшую на солнце цепь из драгоценных камней, снятую с тюрбана заколотого им паши!

— Эти бриллианты ничего тебе не напоминают? — спросил маркиз у Юге. — Мне же напоминают глаза одной принцессы и наводят отчаянную меланхолию.

Слова Сент-Эллиса отвлекли Юге от Коклико. Друзья занялись обсуждением предстоящих дел. Между тем подкрался вечер. Коршуны начали садиться на темневшую долину, полную трупов. Тени деревьев удлинились настолько, что в одной из них укрылся человек, беспрестанно всматривавшийся вдаль. Невдалеке слышалось ржание привязанной к стене лошади.

— Тебе тоже надоело ждать, — произнес Карпилло (конечно, это был он, кто же еще?). — Но подожди, он же обещал прийти. И если его не убили, он придет.

Вскоре на вершине бугра показались смутные очертания всадника. Карпилло встал и крикнул по-особенному — долго и пронзительно. Всадник быстро подскакал к нему.

— Какие вести, капитан? — встретил его Карпилло.

— Скверные. Турки разбиты. Гуссейн убит, Кьюперли бежал.

— Черт с ними! вскричал Карпилло.

— Где Монтестрюк?

Брикетайль поднял кулак к небу.

— Гром и молния! Он беспрерывно ускользает от меня. А когда я подбирался к нему, на него налетали эти дураки-турки и заслоняли его. Он-то их, правда, убивал, но мне от этого не легче! Я никак не мог до него добраться. Пришлось даже рубиться с христианами, встревавшими между нами. Смотри, все мои руки в крови.

Карпилло пренебрежительно усмехнулся.

— Но без единой капли его крови. Какой же толк во всем этом? И что ты собираешься делать?

— А как ты думаешь?

— Надо ехать в Париж. Ты же знаешь, что Шиврю повез туда графиню Монлюсон. Стало быть, Монтестрюк ненадолго задержится в Венгрии, сам понимаешь.

— Да притом мне здесь и не везло, — подхватил Брикетайль. — Он был у меня в лапах, как грешник в когтях у дьявола, а я не сумел его удержать. Видно, не здесь ему умереть…

— Раз так — в путь. В Париже без дела скучать не будем. Там к нам присоединятся Шиврю и Суассон.

— Едем!

Через пару минут фигуры обоих всадников уже темнели на дороге.

16. Милость короля

На другой день, когда солдаты обеих армий занялись обычным в той ситуации делом — мародерством на бывшем поле брани — Колиньи созвал совещание своих военачальников.

— Господа, — сказал он, — мы обязаны представить королю видимый знак торжества нашего оружия — отнятые у турок знамена. Такое поручение обычно дают генералу. Я же предлагаю дать его капитану.

И Колиньи сообщил о героическом поведении Монтестрюка в прошедшем сражении.

— Считаете ли вы его достойным такого важного поручения? — спросил он под конец своего сообщения.

Отовсюду послышались возгласы одобрения.

— Прекрасно, господа, — подытожил Колиньи, — капитан Монтестрюк поедет доложить королю об успехах его венгерской армии.

Колиньи сообщил Монтестрюку о своем решении, не забыв упомянуть и имя мадемуазель Монлюсон. Югэ, естественно, не отпирался, что встреча с ней пересиливает в нем другие желания.

— Сейчас у меня ничего не осталось, кроме честолюбия, — заметил на это Колиньи, — но я бы охотно променял его на страсти в своей молодости. Но каждому возрасту — свое!

Тем временем Орфиза, Леонора и Шиврю приближались к Парижу. Шиврю пустил в ход всю свою ловкость и галантность в обхождении с дамами, что сильно смутило Монлюсон.