Разумное животное, стр. 22
Арлетт. Говорит «верх». 1.05. Они начинают волноваться.
Севилла. Да, вижу. Думаю, что теперь дело пойдет.
Арлетт. Почему?
Севилла. Они подружились. В минуты затишья это заметно.
Арлетт. Они вновь приходят в неистовство.
Севилла. Да, он отплывает и бросается на нее, будто хочет удариться головой об ее голову.
Арлетт. Так же, как они убивают акул?
Севилла. Да. Но при спаривании танец смерти становится игрой. Видели? В самый последний момент он ловко увернулся и использовал весь свой пыл на то, чтобы потереться о нее всем телом.
Арлетт. Интересно, что произошло бы, если бы она одновременно увернулась в ту же сторону.
Севилла. Этого бояться нечего. Это неистовство изумительно контролируется. Смотрите! Он начинает снова.
Арлетт. Очень бурная ласка.
Севилла. Да. Просто выпад. Убийственный выпад, завершающийся лаской.
Арлетт. И какой лаской! Того гляди искры посыплются.
Севилла. Вы обратили внимание, что при соприкосновении он поворачивается на бок? По-моему, скоро начнутся прыжки.
Арлетт. Смотрите! Она тоже разгоняется и бросается ему навстречу!
Севилла. По-моему, она жаждет удвоить силу соприкосновения.
Арлетт. Или просто более активно помочь ему.
Севилла. Я сфотографировал. Когда начнутся прыжки, не забудьте о вашей камере.
Арлетт. Не забуду. Готовится новый выпад. (Она смеется.) Меня восхищает, с какой напускной ленью они уплывают в свои углы перед новым выпадом.
Севилла. Да… Они и очень возбуждены и очень расслаблены.
Арлетт. Они снова бросаются друг к другу.
Севилла. Они буквально набрасываются друг на друга. Кончится тем, что вы увидите ваши искры…
Арлетт. Я их сфотографировала.
Севилла. Все повторяется. Они расходятся по своим углам, как боксеры.
Арлетт. Они неутомимы! Ой, смотрите! Она выпрыгивает в воздух.
Севилла. Вижу. В момент, когда он собирался к ней, прикоснуться, она ускользнула. Выскочила из воды.
Арлетт. Зачем ей это?
Севилла. Просто для разнообразия. Когда она опускается в воду, он устраивается так, чтобы быть в месте падения и потереться о нее во время ее погружения.
Арлетт. По-моему, эта ласка гораздо сильнее.
Севилла. Тем более что он-то плывет снизу вверх. Они сходятся посредине. Как в танце. Это очень красиво.
Арлетт. Мне ничего не видно из-за брызг. Бесси меня обрызгала.
Севилла. Хотите к иллюминатору? Я вас заменю наверху.
Арлетт. Нет, нет. Фотографируйте подводный танец. У вас снимки выходят лучше, чем у меня. А потом у меня перед вами одно преимущество: я слышу крики.
Севилла. Что за крики?
Арлетт. Исступленного восторга.
Севилла. Они возвращаются в свои углы.
Арлетт. Я готовлю кинокамеру. (Пауза). Великолепно! Они оба прыгнули. Ой!
Севилла. Что случилось?
Арлетт. Окатили меня с головы до ног. С меня ручьи текут.
Севилла. Скорее ступайте переоденьтесь.
Арлетт. Нет, нет! Ни за что на свете. Вы видите их? Видите их головы? Они смеются. Хохочут от восторга. У них такой счастливый вид, что мне хочется быть на их месте.
Севилла. У меня мелькнула та же мысль. (Пауза). 1.25. Уже 20 минут, как они выдерживают этот пароксизм. У них железные сердца в стальные мускулы!
Арлетт. Они начинают кусаться.
Севилла. Приближается заключительная фаза. Обычно сразу после прыжков и самых резких соприкосновений происходит случка.
Арлетт. Они всплывают, чтобы набрать воздуха. Сейчас начнут все снова.
Севилла. Да.
Арлетт. На моих 1.35. Вы сделали снимки?
Севилла. Нет, пока нет. Хотите прийти сюда, ко мне?
Арлетт. Иду.
Севилла. Возьмите мой хронометр. Вы умеете им пользоваться?
Арлетт. Да. (Пауза).
Севилла. Иван начинает опять. Снова частые контакты. (Пауза). Готово. Наконец-то!
Арлетт. 1.46.
Севилла. Я сделал хорошие снимки. Они снова начинают плавать вокруг бассейна, счастливые и веселые. Что за животные! Я устал больше их.
Арлетт. Я тоже.
Севилла. И к тому же вы до нитки промокли!
Арлетт. Побегу переоденусь и приготовлю вам чашку кофе.
Севилла. А я пока разбужу Питера и Сюзи.
Арлетт. Я прямо с ног валюсь. (Смеется.)
Севилла. Вы великолепны. Ореол волос делает вас похожей на Венеру, выходящую из вены морской… Знаете, на Венеру Боттичелли…
Арлетт. О, спасибо, спасибо! Какой милый комплимент! Одно по крайней мере у меня с ней общее: я тоже вся мокрая!
Севилла. Бегите переодеваться. За это время я как раз и сварю кофе. Мне очень нужна чашка кофе.
Арлетт. Мне тоже. А еще мне хочется говорить, говорить…
5
14 мая, ровно через неделю после брачной ночи Ивана и Бесси, в трех тысячах километрах от их мирного бассейна игривые и безобидные ветры бесцельно блуждали в зоне низкого давления Карибского моря на широте колумбийского города Баранкильи.
И, хотя ничто этого не предвещало, их блуждание вдруг перестало быть безобидным, они завертелись с какой-то невероятной скоростью, не по кругу, а по спирали, снизу вверх и в направлении, противоположном движению часовой стрелки, образовав в девять часов гигантскую воронку глубиной в 12 и шириной в 100 километров, достаточно мощную, чтоб вызвать на море чудовищные волны, одна из которых, высотой в 12 метров, прорвала стальную обшивку носовой части колумбийского грузового судна «Тибурон». Образовалась пробоина. «Тибурон» передал в эфир сигнал бедствия SOS, который был принят и тотчас же ретранслирован североамериканским самолетом метеорологической службы. Самолет понесся обследовать циклон. «Генри, — сказал Дикенсон, когда самолет весь затрясся и пилот направлял его, чтоб набрать высоту, — предоставляю тебе честь дать имя этой крале».
— Я ее назову «Ханной», — ответил Ларский, — в память о своем первом свидании с подружкой из Кливлендской летной школы. Она, черт возьми, была складненькой девчушкой, — засмеялся он, — итальянка с глазами, как…
— Мне кажется, — перебил его Дикенсон, с облегчением выводя машину из воронки циклона, — что «Ханна» скажет пару ласковых Кубе и Кастро, а если она только слегка ее заденет, то в таком случае туго придется Флориде.
Было 10 часов 35 минут, циклон, названный «Ханной», скорость которого достигала уже 150 километров в час, начал «официально» существовать в эфире, особенно на радиоволнах Центральной Америки и Соединенных Штатов. Пока он продолжал мчаться в Карибском море по своей опустошительной кривой с юго-запада на северо-запад, корабли изо всех сил рвались к портам, все полеты над Мексиканским заливом отменили; на Кубе в провинции Пинар-дель-Рио была объявлена тревога; радио Майами каждый час передавало угрожающие сообщения. В 12 часов «Ханна» догнала какую-то бразильскую посудину, промышлявшую контрабандой табака на побережье Никарагуа, и, влепив ей пару затрещин, пустила ко дну. В 12.50 на широте Пуэрто-Кабесас она застала врасплох какое-то мексиканское суденышко и бесследно уничтожила его вместе с экипажем из десяти человек. В 16 часов она достигла острова Козумель и потопила три рыбацких судна, возвращавшихся к мексиканскому побережью. В 18 часов она пересекла Юкатанский канал, обогнула провинцию Пинар-дель-Рио, где кубинские крестьяне уже ждали ее страшного прихода, отклонилась к северо-востоку, задела Ки-Уэст, с дикой скоростью пронеслась по Флоридскому проливу и, оставляя слева Палм-Бич, а справа — Багамские острова, умчалась куда-то в Атлантику, где как циклон перестала существовать. Выло 19.30. Какой-то порыв ветра, заблудшее дитя, Оторвавшееся от гигантского урагана, все-таки налетел на североамериканское побережье к северу от Палм-Бич, из озорства сорвал несколько крыш и вырвал с корнем несколько пальм; гонимые им волны затопили участок берега шириной в десять километров, проникнув в глубь суши метров на пятьдесят, и внезапно отступил, оставив после себя проливной дождь.
Было 19.40. Непроглядная тьма опустилась на дорогу. Севилла зажег фары своего старого бьюика, включил «дворник», но вода, с оглушительным шумом стучащая по крыше, заливала смотровое стекло, сплошным потоком текла по отлогой Дороге. Бьюик начал скользить. Севилла затормозил, дал задний ход и, тихонько отъезжая вправо, уперся задними колесами в бетонную окантовку обочины.