Остров, стр. 87

Мэсон открыл было рот, но Маклеод поднял правую руку и с достоинством проговорил:

— Минутку, капитан, прошу вас. Мы здесь среди белых. И можем рассуждать спокойно, как джентльмены. Как я уже говорил, если Парсел берет ружье, наша взяла. Только не вышло по нашему. Ничего он не хочет брать, Парсел. Я так и думал, капитан, вы сами можете подтвердить. Уж я его знаю. Обеими руками держится за свою религию. Тверд, как дубовая обшивка. Его не свернешь!

— Все эти соображения…

— Не мешайте мне говорить, — нетерпеливо прервал его Маклеод. — Вы не закрывали плевательницы целый час, и я вам не мешал. А теперь мой черед. Так вот. Парсел отказывается. Он не хочет. Не хочет — и все тут. Он говорит: «Ах, смертоубийство — да это же ужас! Убивать своего ближнего — ни за что!» Архангел Гавриил не желает брать ружья — и все тут! Короче — не выгорело. А если не выгорело — значит, не выгорело, вот что я говорю, капитан, и если вы расстреляете Парсела, ничего вы этим не выиграете… Чего вы добьетесь, если его застрелите? Да ровно ничего! Даже ружья у вас лишнего не будет.

— Но есть же правосудие! — сказал Мэсон.

— Пфф… — фыркнул Маклеод, переходя на свой обычный язвительный тон. — Пфф, капитан, сколько вы ни толкуйте о правосудии, а мне сейчас на правосудие начхать! Да И вам тоже, не сочтите за грубость. И вот вам доказательство: басня, будто архангел Гавриил выдал черным ваш тайник с оружием, — позвольте, позвольте, я говорю сейчас как частный джентльмен с частным джентльменом, — уж я не знаю, назовете вы эту басню правосудием или правдой, но только в нее трудно поверить. Ладно, поехали дальше. На суде несут всякую чепуху, но после суда настоящая правда выплывает из воды. Вот она перед вами еще мокренькая, и лучше отойдите подальше, не то промочите ноги! Вот она, говорю вам. Если бы на острове еще существовало правосудие, то названный Смэдж уже болтался бы на верхушке баньяна, первое (как сказал ангел), за то, что пытался в неурочный час пробить дырку в черепе одного из своих сограждан, и второе, за то, что подставил в чаще свою шкуру под пулю балды Бэкера; этот гаденыш (я — про Смэджа говорю) таким образом чуть не лишил нашу компанию одного ружья. Поехали дальше. Нынче я спускаю правосудие попросту в трюм, вместе с запасными парусами. Сейчас у меня на уме мои собственные делишки, капитан. Моя шкура, мой скелет и прочие органы. И сверх того, скажу я вам, я не вижу, что выиграю, если пущу пулю в архангела Гавриила. Но ясно вижу, что потеряю…

— Потеряете? — спросил Мэсон.

Маклеод сделал паузу. Он мог себе это позволить. Он заранее подготовил свою речь, и никто не думал его прерывать, даже Мэсон. Парсел смотрел на него как завороженный. Этот пыл, это краснобайство! Маклеод отвратителен, и однако ж… В нем живет не одна скаредность, он также игрок. Зацепив большие пальцы за пояс штанов, вытянув вперед длинные, тощие ноги, подняв кверху резко очерченное, выразительное лицо, он глядел на своих слушателей с видом превосходства. Он был счастлив: прошло то время, когда ему приходилось стушевываться перед Мэсоном. Теперь подмостки были в его распоряжении, и он пользовался этим. «Да, — подумал Парсел, — для него это игра и всегда было игрой. Но играл он нашей жизнью».

— Еще как потеряю, и не я один! — продолжал Маклеод. — Вы тоже. И Смэдж тоже. «Невиновен», — сказал Смэдж. Осторожный парень! Там, на природе бродит дамочка с вашей хлопушкой в лапках, она очень рассердится, если с ее петушком случится несчастье. И вы, может, не наметили, капитан, но позади вас есть еще несколько черненьких дамочек, они тоже будут очень недовольны, готов поклясться! Они души не чают в Парселе, это всем известно. Он общий любимчик, наш ангел. Они только и делают, что милуются да лижутся с ним. Он их братец! Их сыночек! Их Иисусик! Они по нем с ума сходят. Все до одной. Гляньте на них, капитан. Повернитесь и гляньте на них, прошу вас; на это стоит поглядеть. Им уж не до смеха, не до пения, даже задом крутить забыли. Поглядите на них! Это же статуи Губы в ниточку. Зубы сжаты. Глаза как бритвы…

— Вы что же, женщин боитесь? — презрительно спросил Мэсон.

— А то как же! — с силой сказал Маклеод. — И если бы вы их знали так же хорошо, как я, вы бы тоже боялись. Нет никого злее, можете мне поверить. Уж я предпочитаю драться с теми тремя мерзавцами! И между нами, с меня по горло хватает тех троих, я вовсе не собираюсь навязывать себе на шею еще и этих ваине. Предположим, что я сказал «виновен» о Парселе. Ладно. Я беру ружье и отправляю архангела Гавриила к его папаше, то бишь на небеса. А дальше? Что они будут делать, эти ваине, как вы думаете? Бросятся на нас, клянусь головой, и первая Омаата. Или помчатся, отлупят Ваа и отберут у нее ружья. В итоге: второй вооруженный отряд против нас в джунглях, и он тоже отнюдь не желает нам добра.

— Все это болтовня… — начал Мэсон, сжимая ружье руками. В ту же минуту он почувствовал, как что-то тяжелое опустилось ему на спину. Он обернулся. На плече у него лежала чья-то большая черная рука.

— Нет больше воды, — сказала Омаата по-английски.

— Пустите меня, — гневно крикнул Мэсон и, схватив великаншу за запястье, попытался убрать ее руку. Омаата, казалось, даже не заметила его усилий. Она возвышалась над ним, огромная, матерински добродушная.

— Нет больше воды, — повторила она, и голос ее прогремел, как рокот водопада.

— Как нет воды? — воскликнул Маклеод. — А цистерны на рынке?

— Опрокинуты.

— Опрокинуты? — спросил Масон. — Кто же их опрокинул?

Он прекратил бесполезную борьбу. Над ним блестело черное лицо Омааты, большое, круглое, как луна, с толстыми губами, широкими ноздрями и огромными прозрачными глазами.

— «Те», — сказала она густым низким голосом.

— Откуда ты знаешь ? — вскричал Маклеод, вставая.

— Итиа сказала.

— Когда? — спросил дрожащим голосом Смэдж, тоже вставая.

— Только что. Они только что были здесь.

И свободной рукой она сделала движение, как будто опрокинула цистерну. Затем продолжала:

— Они просили Итию передать…

— Что передать? — закричал Маклеод, бледнея.

— Ваине могут приходить и пить из ручья. Перитани — нет. Перитани больше не будут пить.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Омаата медленно убрала руку, и теперь Мэсон мог шевелиться. Новая беда возбудила в нем потребность действовать. Он вскочил. Но как только оказался на ногах, понял, что делать нечего. Черные владели единственным источником на острове. Они поджидают британцев, чтобы перестрелять их как голубей.

Четверо мужчин переглянулись. Маклеод провел языком по губам, и все остальные сразу догадались, что он испытывает. От одной мысли, что у них нет воды, им уже захотелось пить.

— У нас есть только один выход, — сказал Мэсон дрожащим голосом, — броситься в чащу и начать атаку.

Маклеод посмотрел на него, взглянул на Смэджа и снова сел.

— Я не так глуп, — гнусаво протянул он, — чтобы самому кинуться им в лапы. Не успеем мы сделать и шага по джунглям, как женщины им уже доложат.

— Значит, вы предпочитаете умереть от жажды? — запальчиво крикнул Мэсон.

Маклеод пожал плечами и ничего не ответил.

— А что если пойти за водой ночью, — предложил Смэдж. — Пошлем женщин вперед с сосудами, а когда покажутся черные, мы их ухлопаем.

— Экая дубина! — воскликнул Маклеод. — Что у тебя на плечах, голова или судовой котел? Они не идиоты, черные, и доказали это на деле. Они дадут женщинам наполнить сосуды и даже не высунут из чащи свои грязные морды. А на обратном пути перестреляют нас за милую душу.

— Вы рассуждаете, как будто они непременно должны остаться победителями, — гневно бросил Мэсон. — Я не понимаю вашей позиции, Маклеод.

— Это меня, прямо сказать, здорово огорчает, — спокойно ответил Маклеод. — Моя позиция — это моя позиция, капитан, и я не вижу причины ее менять. Нам не победить черных в джунглях, вот что я говорю. Нам надо драться с ними здесь.

Смэдж громко проглотил слюну.