Концерт для контрабаса с собакой, стр. 1

Антонов Б. С

Концерт для контрабаса с собакой

Повесть

Художник Л. В. Левицкий.

Рассказ первый

МУЗЫКАЛЬНЫЙ КАПКАН

Проснулся я по привычке рано и задумался. Что делать? В школу идти не надо. От физзарядки в каникулы можно отдохнуть. Рисовать не хочется. Читать — тоже. Сбегаю-ка я лучше на речку! Искупаюсь! Позагораю! Подумаю!

Летом вообще лучше думается. Свободнее, что ли. Просторнее. Шире.

Сядешь на берегу и думаешь. Долго думаешь. О деревьях. О животных. О всяческой жизни думаешь.

— Куда? — остановила меня на пороге мама.

— На речку! — ответил я.

Мама улыбнулась, взяла меня за плечо, повернула на сто восемьдесят градусов и тихонько втолкнула в дверь.

— Моду какую взял: не успеет глаза продрать — и сразу на улицу. Ну-ка, живо за стол! — скомандовала она, открывая дверцу холодильника.

Передо мной появились большая кружка простокваши, тарелка с ядовито-желтыми листиками и ломоть хлеба во весь каравай.

— Ешь, Герман! — приказала мама.

Бесполезно отказываться от листиков салата. Мама где-то вычитала, что только в них хранятся витамины. А те шарики — красненькие, беленькие, желтенькие, оранжевенькие — не настоящие витамины. Их надо продавать не в аптеках, а в магазинах вместо конфет.

Я подсыпал сахару в простоквашу, размешал ложечкой и, вздохнув, взялся за кружку.

Ох уж эти мамы! Все они делают против нашего желания. Хочешь квасу, они дают простоквашу, а когда с удовольствием выпил бы холодной простокваши, они потчуют тебя чаем. Они заставляют сидеть за учебниками вместо того, чтобы отпустить в кино.

После сна хочется искупаться, а мама сидит напротив и следит за моим аппетитом.

Ну кто ест перед купанием? Никто, потому что вредно. Об этом даже врачи говорят.

— Герман, не торопись. Тебя не подгоняют.

— Мне на речку надо. К ребятам, — давясь листиками, промямлил я.

— К каким ребятам? — насторожилась мама. — На какую речку? — она застегнула пуговицу на халате, встала и решительно заявила: — Никаких речек!

— Но, мам, каникулы же! — попытался я возмутиться.

И как взрослые не поймут, что мы тоже хотим самостоятельно распоряжаться своим временем? У нас ведь тоже есть желания!

Но что значат наши желания, если они не совпадают с желаниями взрослых?!

— Никаких речек! — повторила мама, боясь, что я не понял ее с первого раза.

Она подала мне полотенце и спросила:

— Мы зачем в деревню приехали?

— Отдыхать!

— Неверно! — воскликнула мама, как будто заметив ошибку в моем ответе. — Отдыхают на юге. Но мы не поехали ни в горы, ни к морю. И знаешь почему?

Мама вывела меня из кухни, посадила на старый диван и, поправив букет полевых цветов в вазе, приступила к объяснению:

— В городе мне некогда следить за вами. Ты кое-как делаешь уроки, а отец твой никакого питательного режима не признает. Здесь вы будете под контролем. Знайте это. Я наверстаю упущенное. Отец здоровье поправит, а ты с художественным развитием подтянешься. Каникулы каникулами, а режим режимом! Запомни, Герман: чтобы стать человеком, надо много работать.

Начинается! И кто только это «художественное развитие» придумал? Уроков полным-полно, а тут еще на контрабасе гуди, на пианино долби, пока соседям не надоешь, красками пиши, о прекрасном рассуждай. Побегать по-человечески совсем некогда!

Тоска да и только! Особенно, если призвания к художественному развитию нет.

Некоторых, правда, медом не корми — дай гаммы погонять или различные па повыделывать. У меня же нет желания «художественно развиваться». Тем более — на контрабасе играть.

Контрабас — это та же скрипка. Только очень большая и громкая. Его и в руки-то нелегко взять. Того и гляди: или ты его уронишь или он тебя придавит.

Я дернул за струны. Контрабас загудел, заурчал, захрипел. Я дернул еще раз. Он рванулся из моих рук, стукнул грифом по голове, сбил с ног и, ухнув, словно самбист на ковре, навалился на меня всем своим деревянным корпусом.

Я вскрикнул. Нога запуталась в толстых, как веревки, струнах. Напрасно я старался высвободить ее. Музыкальный капкан крепко держал меня, и, если бы не мама, едва ли я выбрался бы из него.

Мама приложила к ноге подорожник и заставила выпить горькой-прегорькой настойки.

Я жалобно стонал. Мама беспрестанно охала, и только контрабас, довольный местью, спокойно лежал посреди комнаты,

Мама поставила его в угол. Потом посмотрела на меня, потрогала ногу и вздохнула:

— Ну, что же, Герик, иди погуляй.

Мама зовет меня по-разному: Гера, Герман, Герик. Больше всего я не люблю «Герика», Но что поделаешь, если маме иногда хочется назвать меня ласковым именем? К тому же я так обрадовался разрешению погулять, что было не до имени.

Не чуя под собой ног, я бросился к речке.

Рассказ второй

АЛЕКСЕЙ

Стояла отличная погода. О такой всю зиму мальчишки мечтают.

Да и времени для загара лучшего, чем утро, не придумаешь.

Я снял на ходу рубашку. Зачем мне лишний груз носить? Без рубашки даже лучше. Свободнее. Да и времени зря не теряешь. Идешь, а загар прямо на ходу пристает. Через неделю-другую все тело забронзовеет.

Моему загару всегда все завидуют. Позавидуют и в этом году. Здесь хоть и не юг, но солнце тоже загаристое.

Пусть рубашка полежит в дупле. Не зря же такое хорошее дупло в этой сосне. Говорят, ей сто лет, а может, и больше. Ее толстые сучья причудливо переплелись между собой. По земле змеями расползлись корни.

О дупле знал только я. Оно небольшое. Сосна стоит у дороги на речку, и на обратном пути ее не миновать.

Я сбежал по извилистой тропинке к речке, перед самой водой ухватился за куст и… стал как вкопанный. На моем любимом камне с удочкой в руках сидел рыжий мальчишка.

Он тоже увидел меня и заулыбался во весь рот.

— Ну, чего стоишь? — спросил он.

— Потому, что не сижу, — неопределенно ответил я, не сводя глаз с камня.

— А почему не сидишь? — не отставал рыжий.

— Потому, что стою… — так же неопределенно ответил я, рассердившись.

Рыжий усмехнулся, хотел еще что-то сказать, но на воде задергался поплавок, и рыжий отвернулся.

И с чего я взбеленился? Посидит он, встанет и уйдет. Не съест же он мой камень. Но все равно жалко, что на нем чужой сидит.

— Что с тобой? Плохо? — спросил вдруг рыжий.

Я недовольно хмыкнул.

— Со мной хорошо, а вот с тобой сейчас плохо будет. Жми отсюда! — стараясь казаться спокойным, скомандовал я.

— Здрасьте… — протянул от неожиданности рыжий, нанизывая червяка на крючок. — Может, велишь удочки сматывать?

— И велю! — не отступал я.

— Может…

— Что ты заладил: «может» да «может»? — перебил я рыжего, сжимая кулаки.

Рыжий встал, молча воткнул конец удочки в песок, наклонился, взял большущий камень и без всякого напряжения поднял его над головой. Движения его были неторопливыми и спокойными. Раз — рука согнулась в локте. Два — тело подалось назад. Три — камень ядром пронесся над рекой.

Да, силенка у рыжего есть! Позавидовать можно, как ловко он камень бросил. Правда, и мне известно несколько приемчиков. Жаль только, в секцию перестал ходить. Про все захваты-перехваты позабыл, наверно.