Заговор на Нуич-стрит, стр. 22
Дверь гостиничного номера отворилась. Нет, Мастер Синанджу не опустится до мелких пререканий. Дверь захлопнулась.
– Чиун! Я уже говорил тебе и еще сто раз повторю: ты убиваешь, ты и убирай трупы! – сказал Римо.
Мастер Синанджу не желал пререкаться по пустякам.
– Можно подумать, что по решению Верховного суда только одно преступление в Америке карается смертью. Всякий, кто выключит твой несчастный телевизор должен быть убит на месте.
Мастер Синанджу не поддается на провокацию.
– Что ты молчишь? Ты прикончил их за то, что они выключили «мыльную оперу»?
Мастер Синанджу не желал заниматься обвинительством.
– Ты поможешь мне уложить их в чемоданы?
Мастер Синанджу не желал заниматься женским делом – уборкой, особенно после того, как его оскорбили.
– Чиун, иногда я тебя ненавижу.
Мастер Синанджу знал это всегда, иначе как объяснить, что неблагодарного ученика ничуть не волнуют маленькие радости учителя. Ах, как хорошо было бы стать писателем!
Глава десятая
Чикаго. Полдень. В одно и то же время двое докладывали начальству. Римо позвонил Смиту по обычному, «открытому» телефону и сказал, что нашел альтернативу крайним мерам.
– Можно добраться до сердцевины яблока и перетасовать семечки, не превращая яблоко в джем, – сказал Римо.
– Действуйте, – ответил Смит.
Пигарелло и Негронски объяснялись с Джетро.
– Я и не видел, как он сел в автомобиль, – оправдывался Негронски.
– В грузовике было двое наших. Опытные парни. Они сделали все как надо, мы потом проверили. Бутылки, мусорные баки, все, что было в тупике, расплющено в лепешку, Все, кроме этого Римо Джоунса, – сказал Пигарелло.
– Ты хочешь этим что-то сказать?
– Что не хочу больше иметь с ним дела.
– И я, – сказал Негронски.
Джетро перебирал свои бусы, словно четки. Он потерял троих, послав их к старику-диетологу, но не собирался сообщать об этом подчиненным. Происходило что-то непонятное. В действие, похоже, вступили силы, с которыми ему не совладать. Он поблагодарил Пигарелло и Негронски, пообещав связаться с ними позднее, затем сел в машину и помчался в новое здание на окраине города. Назвал пароль у входа. Набрал в кабине лифта комбинацию цифр и очутился на одном из подземных этажей.
Надпись под гигантской картой на стене была освещена прожекторами. Если раздвинуть дальнюю стену, что станет возможно после окончания последних электромонтажных работ, то окажешься в конференц-зале, чуть меньшем по размеру, чем зал заседаний. Джетро не понимал для чего нужен потайной зал, тем более – за такие деньги. Однако обсуждать планировку было уже поздно.
Новый линолеум пощелкивал под ногами Джетро. Он прошел мимо специальной комнаты, даже не оглянувшись. Рядом с раздвижной стеной была дверь. Джетро трижды постучал. Тишина. Он снова постучал. Ответа не было. Джетро отворил дверь, вошел и оказался в небольшом оазисе. Мелодично тикали часы на стене, запах благовоний холодил воздух. В маленьком бассейне среди искусно подобранных камней тихо побулькивал фонтанчик. Джетро притворил за собой дверь и внимательно осмотрел зимний сад. Никого. Негреющее искусственное солнце заливало помещение голубоватым светом. Джетро моргнул.
– Ты смотришь, но не видишь, – раздался голос.
Джетро всмотрелся в заросли у фонтана.
– Ты слушаешь, но не слышишь.
Джетро попытался определить, откуда исходит голос.
– Рядом с бассейном.
Как он его сразу не увидел? Скрестив ноги, на большом камне сидел человек с книгой на коленях, одетый в строгий серый костюм с белой рубашкой и галстуком в полоску. Джетро должен был заметить его сразу же. Восточное лицо, плоское, с округлыми чертами.
– Я пришел, чтобы сообщить: мы ничего не можем поделать с этим Римо Джоунсом. Придется оставить его в покое.
– Он согласился на твое предложение?
– Нет.
– Тогда зачем ты явился сюда?
– Чтобы рассказать вам.
– Тебе было приказано или взять его на службу, или убрать. Нанять его тебе не удалось, следовательно, оставался только один вариант.
– Ничего не вышло.
– Попытайся снова. Редкая победа достигается без поражения. Если бы все пасовали перед превратностями судьбы, мы до сих пор жили бы в пещерах, так как первые дома, случалось, обваливались.
– Я боюсь этого человека.
– Хорошо. Значит, у тебя все-таки есть разум.
– Я не хочу опять посылать к нему своих людей.
– Тебе это неприятно?
– Да.
– Рождение человека тоже доставляет мало удовольствия. То же относится к некоторым стадиям и формам плотской любви. На пути к цели всегда лежат испытания души. Вперед, закончи начатое. Заслужи власть, которую ты скоро получишь.
– Хорошо, Нуич, – сказал Джетро. Слова Нуича, хотя и звучали логично, не убедили его до конца. – Слушаюсь. Как всегда, постараюсь выполнить твой приказ.
Зигмунд Негронски рассеянно вертел в руках бокал шербета со льдом, а Джетро в это время рассказывал собравшимся супругам нового руководства профсоюза о том, что за спиной человека, ведущего грузовик, всегда стоит его жена.
– Жена профсоюзного функционера – его главное богатство и капитал. Именно для нее мы и хотим сделать наше Братство самым преуспевающим объединением в истории профсоюзного движения.
Раздались дружные аплодисменты.
Джин Джетро, задрапированный в бежевые одежды в крапинку, рассылал женщинам воздушные поцелуи. Они слали ему воздушные поцелуи в ответ.
Не переставая улыбаться, Джетро сел рядом с Негронски за стол президиума.
– Неплохо, а, Зигги? – спросил Джетро, продолжая посылать поцелуи. Его подружка молча улыбалась, сидя рядом. Сегодня на ней было нечто вроде довольно скромной блузки, достаточно, впрочем, прозрачной, чтобы заметить отсутствие бюстгальтера.
– Меня беспокоит этот Римо. Зачем он нам? У наших парней, которых вытащили из кабины грузовика, были расплющены головы.
– Я знаю, знаю. Ты прав.
– Тогда забудем о нем.
– Нельзя.
– Что, снова попытаемся его убрать?
– Придется.
– Но почему? Ему от нас ничего не нужно! Не будем его трогать, и он нас не тронет.
– Ты прав на все сто. Я тоже так считаю.
– Значит, плюнем на него?
– Нет, нельзя. Мы должны сделать то, что сделать необходимо. И не думай, пожалуйста, что я вовсе не боюсь.
Джетро снова встал и начал посылать воздушные поцелуи.
К столу президиума из-за сцены пробрался клерк и передал Джетро записку.
– Телефонограмма, сэр.
Джетро быстро развернул листок, прочел, и искусственная улыбка на его устах потеплела и оживилась.
– Зигги, нам не придется его убирать! Он согласен работать с нами.
Доктора Смита вырвало. Тем, что он съел за обедом, и, насколько он понял, остатками завтрака. Пошатываясь, он вернулся к телевизору и нажал кнопку перемотки видеомагнитофона, чтобы еще раз просмотреть выпуск новостей. Потом он проглядел новости по другим основным каналам и вновь бросился в туалетную комнату, примыкавшую к его кабинету. Прополоскав рот едким дезинфектантом, он еще раз перемотал назад кассету с вечерними новостями, чтобы окончательно убедиться, что не галлюцинирует.
К сожалению, он оказался в здравом уме. На мерцающем экране перед микрофоном в зале съезда профсоюза водителей стоял человек, которого, дабы он перестал официально существовать, казнили когда-то на электрическом стуле. Человек, имеющий приказ ликвидировать на месте всякого, кто узнает его, несмотря на неоднократные пластические операции. Человек, являющийся единственным исполнителем-убийцей организации, для которой, как и для правительства США, обнародование факта о ее существования означало бы конец. У микрофона стоял, как сказал комментатор, ближайший соратник нового президента профсоюза. Новый тип профсоюзного функционера. Римо Джоунс. И не просто стоял, а выступал с прочувственной речью.
Римо Джоунс считал, что старому профсоюзному движению пришел конец.