Вторжение по сценарию, стр. 61

Высунувшись из окна, Джиро прокричал:

— Сотрите его в порошок! Прикончите его, во имя императора! Банзай!

Танки взревели двигателями. Исудзу рисковал, ломая последние оборонительные порядки, прикрывавшие его от существа, с виду так похожего на человека, но выбора у него не было.

Кроме Исудзу и лежавшего без сознания на кушетке Немуро Нишитцу, в кабинете никого не было. Сквозь забытье старый японец то и дело старался что-то сказать. Прислушавшись, Джиро попытался разобрать слова.

— Смерть идет, — снова и снова повторял Нишитцу. — Смерть, не оставляющая следов даже на песке!

Судя по всему, он бредил. Отвернувшись, Исудзу снова сосредоточил все внимания на происходящем за окном.

Императорские Оккупационные Войска, силы которых еще недавно казались несокрушимыми, теперь сократились до жалкой кучки обороняющихся солдат. Всю ночь в городе шли тяжелые бои. Танки, люди, орудия, все было брошено на безоружного человека, который, не ведая страха, упорно продвигался вперед.

Они окружали его, и через несколько мгновений танки превращались в груду металлолома под руками незнакомца, разрывавшего гусеницы и отламывающего стволы орудий.

Он шел к зданию мэрии, безостановочно и безжалостно. Сначала из донесений следовало, что человек этот продвигался абсолютно безнаказанно, как будто солдаты, стоявшие у него на пути были не больше, чем докучливые мухи, которых не стоит никакого труда прихлопнуть или отогнать. Но вскоре, когда противостоящих ему танков стало больше, незнакомец словно сбросил маску безразличия. Он двигался все быстрее и изящнее, пока, наконец, не стал, как с ужасом в голосе сообщил один из помощников режиссера, «танцуя, ускользать от пуль. Мы не можем его остановить. Все, что попадает ему под руку, превращается в пыль. Нужно отступать!».

Из десятков сбивчивых сообщений вырисовывалась сверхъестественная картина — то был безумный танец смерти и разрушения. Исудзу был вынужден все уже и уже стягивать кольцо обороны вокруг здания мэрии, пока у него не осталось всего несколько танков, экипажи которых еще не обратились в паническое бегство. Он ждал появления «несокрушимого» со все возрастающим ужасом.

Теперь, наконец, Джиро Исудзу удалось взглянуть на «это» собственными глазами, и от увиденного у него перехватило дыхание. «Оно» было похоже на идущую, нет, танцующую смерть.

Выглядело это, несмотря на весь объявший его ужас, красиво. Взвод японских солдат бросился вперед, пытаясь преградить путь неприятелю. Тот, вертясь, словно обезумевший дервиш, лишь увертывался от сыпавшихся на него пуль, проскальзывая между солдатами, нанося удары безостановочно мелькавшими в воздухе руками и ногами, и каждый раз на землю падали бездыханные тела японцев. Один из солдат попытался проткнуть таинственное создание штыком, но через секунду уже сам болтался на его острие, вздернутый в воздух, словно знамя. Да, это был танец смерти, смерти, искавшей только японцев. Танкам пришлось немногим лучше. Окруженный двумя многотонными машинами, незнакомец выбросил руку сначала вправо, потом влево, и, лишенные гусениц, танки столкнулись и юзом вылетели на середину дымящейся в развалинах улицы.

Шаг за шагом, «оно» продвигалось вперед. В него десятками летели гранаты, но таинственное существо перехватывало их и отправляло обратно.

Одни гранаты разрывались, другие нет, и Исудзу проклял себя за то, что закупил бракованное китайское оружие. Было значительно легче купить его на черном рынке в Гонконге, чем выпустить аналоги силами Нишитцу. Неверный ход.

Вся операция, как он внезапно понял, была одной большой ошибкой.

Джиро Исудзу был готов к смерти — этого требовала верность Немуро Нишитцу, любовь к родине. Он мог спокойно встретить смерть, но не поражение.

Схватив снайперскую винтовку, он присел перед распахнутым окном и прицелился в надвигающуюся фигуру. Вскоре он уже опустошил всю обойму, но единственным результатом стало лишь то, что существо с горящим на опаленном солнцем лице яростным взглядом повернуло голову и посмотрело на него.

Растрескавшиеся губы сложились в некое подобие хитрой усмешки, которая, казалось, говорила: «Когда я покончу с этой мелюзгой, дойдет очередь и до тебя».

Джиро Исудзу решил оставить свои попытки и, опустив винтовку, прокричал:

— Кто ты? Чего ты хочешь?

В ответ ему раздался похожий на раскаты грома голос, произнесший единственное слово: «Тебя».

— Но почему? Чем я разгневал тебя, демон?

— Ты пробудил меня от длившегося целую вечность забытья. Теперь я не смогу заснуть, пока не сотру твои кости в порошок, японец Отшатнувшись, Исудзу с грохотом захлопнул окно. Он больше не мог смотреть на эту кровавую бойню. Единственной надеждой на спасение было бегство.

Не глядя на своего наставника и командира, трясущегося в лихорадочном ознобе, Джиро Исудзу бросился к двери, но, уже взявшись за ручку, застыл на месте. Он услышал то, чего так боялся — высоко в небе мерно гудел тяжелый бомбардировщик. И тогда Исудзу понял, что все кончено.

На негнущихся ногах он вернулся в кабинет и опустился на ковер.

Потянувшись за мечом, уже много лет переходившим в его семье из поколения в поколение, Джиро вынул его из ножен и разорвал на себе рубашку, обнажив живот. Времени на слова, сожаления и прочие церемонии уже не было. Он приставил острие меча к боку и замер, приготовясь сделать мгновенный широкий разрез, который сразу вспорет внутренности. Ему оставалось лишь надеяться, что смерть наступит прежде, чем волна ядерного взрыва сотрет его с лица земли. Лучше умереть от собственной руки, чем от удара, нанесенного врагом.

Когда Джиро издал последний клич японского воина, звуки схватки за окном внезапно стихли, и через мгновение раздался голос, сказавший: «Я иду за тобой, японец».

Не выдержав, Джиро Исудзу разразился бессильными рыданиями — руки его дрожали так сильно, что он не мог уже правильно держать меч. Отцепив с пояса гранату, он зубами рванул чеку. Прошло несколько мгновений, но ничего не произошло. Это была пустышка. А за окнами здания Джиро услышал, как трещит дверь под ударами демона, принявшего человеческое обличье.

— Ты опоздал, — тихо проговорил Исудзу, когда тот вошел в кабинет. Через мгновение нас обоих сметет ядерный шквал.

— Одного мгновения достаточно, чтобы убить человека тысячи раз, — насмешливо проговорил демон.

— Как зовут тебя, о демон?

— Меня? — спросило, приближаясь, существо. В чертах его лица проступало что-то неуловимо европейское, почти знакомое, как будто Джиро уже видел его когда-то, еще до того, как съемки превратились в войну. Это был не Бронзини, и не человек по имени Санни Джо. А затем демон назвал свое имя, и Джиро Исудзу перестало интересовать, кому принадлежит его земная оболочка.

— Я Шива, Дестроер, несущий смерть и разрушающий миры.

Танец смерти, с ужасом вспомнил Исудзу. Шива. Восточное божество, танцующее в знак сменяющих друг друга созидания и разрушения.

Джиро Исудзу не знал, как он вызвал древнее индийское божество, но, тем не менее, ему удалось это сделать. Склонив голову, он произнес слова, которые, казалось, никогда не должны были слететь с его губ.

— Я сдаюсь, — проговорил Джиро Исудзу, когда на него упала несущая холод смерти тень.

Глава 22

Билл «Санни Джо» Роум был немало удивлен тем, что на шоссе не оказалось ни одного блокпоста. Когда они въехали в город, на улицах не было видно ни единого танка, хотя откуда-то из центра доносились звуки канонады.

— Что-то случилось, — проговорил он, петляя по окраинным улицам. Глядите, это американцы, и они вооружены!

Внезапно стоявшие кучкой горожане бросились бежать, стреляя на ходу.

Впереди, прижимаясь к стене одного из домов, крался одинокий японский солдат. Увидев, что его заметили, он нырнул в ближайший двор, но успел добежать лишь до середины, и упал, скошенный автоматной очередью.

— У нас нет времени, чтобы глазеть на них, — поспешно проговорил Чиун.