Солнечные дети тёмной планеты, стр. 60

Вождь выполнил обещание и дошел до Мирины Алунтовой. Со следующего дня моя жизнь превратилась в сплошной кошмар. Домашние задания удвоились, я не успевал их делать. А ещё надо было со всеми в школе сидеть, контрольные решать да ещё и на воздух иногда выходить — смотреть, как корабли строят. За время последних походов мы придумали много усовершенствований, о которых не знали плотники. После работ на морозе решать задачки не очень-то хотелось, двойки сыпались одна за другой. К первому дню весны учительница доложила вождю, что я освоил годовую программу только на три четверти.

— Ну и хорошо, летом доучитесь, — весело сказал вождь и приказал собираться в поход. Нашей целью должны были стать Сигнатура и Варпизина — две ближайшие к нам пещеры восточного побережья.

— Мне летом надо своё поле обрабатывать, — мягко напомнила Мирина.

— Двойная оплата. За одного человека вдвое больше, чем за весь класс.

— С радостью выполню вашу волю, — присела учительница в поклоне.

Вождь посмотрел на меня и подмигнул.

Ну всё, настал мой конец. Теперь ещё и летом учёба…

Чего я боялась, то и случилось. После нашего дня рождения вся школа потом долго шепталась о том, что мы совсем чудными стали — в качестве развлечения математические задачи решаем.

А через три дня после дня рождения вождь вызвал меня и попросил сделать, что могу, с одной из его дочерей. Она рожала уже двое суток и не могла родить. Я попыталась отказаться, честно призналась, что с медведицей я всё сделала неправильно.

— Как получится, так и будет, — сказал вождь, — если ей не помочь, она умрет не далее чем завтра. Если хочешь, можешь зарезать мою козу и на ней потренироваться. Только у неё нет козлят.

— Не требуется. Я договорилась с мясником и тренировалась на всех животных, которых к нему приносили для разделки.

Вождь только крякнул в ответ. Когда меня привели в пещеру, где лежала бедняжка, она была уже за гранью изнеможения. В неё влили сон-траву, и я принялась за дело. Петя потом ругал меня последними словами — и разрез я делала криво, и за стерильный нож нестерильными пальцами хваталась, и нитки использовала не те, и недостаточно их в кипятке стерилизовала… Сама я вообще с трудом различала, что делаю, копаясь в кровавом месиве. Но — что самое чудесное — ребёнок чувствовал себя прекрасно. Неправильное положение перед родами не давало ему выйти, но схватки не нанесли вреда. Когда я разрезала его уютный домик и вытащила оттуда, он спокойно принялся крутить глазами. Только после того, как бабка — повитуха обрезала пуповину, он вдохнул из закричал. Я начала зашивать. Орудовать хорошей иглой в тёплом помещении было куда приятнее, чем на морозе. Помогали мне сразу пятеро. Это оказалось даже несколько проще, чем я ожидала. Наверное, потому, что шкура у человека потоньше, чем у медведя.

На следующий день роженица пришла в себя. Петя сказал, что мне просто повезло и что меня спасла большая способность нашего вида к регенерации, что в его мире мои пациенты не выжили бы. Когда я вошла в пещеру и увидела молодую мамочку, улыбающуюся и с ребёнком, что-то такое шевельнулось у меня в душе. Если бы не книжка из гнезда гарпий, они были бы уже оба мертвы. Насколько много мы ещё не знаем такого, что могло бы сделать нас живыми?

Я предупредила женщину, что ей лучше не рожать больше одного ребёнка, иначе порвётся домик, в котором растёт ребёнок. Только сказав это и увидев круглые глаза взрослых, я сообразила, что всё наше племя думает, будто ребёнок растёт в чреве у матери из семени отца, как растение, а мать как бы и ни при чём. Все бабки — повитухи думают, что пуповина — это корень. Я не стала ничего объяснять и ушла на очередной урок.

Глава 14. Ещё один корабль

Обычно вожди всех племён стараются запасти продовольствие на несколько лет вперёд, на случай неурожая. Но продовольствие — это такая вещь, которую легко есть и тяжело хранить. Оно быстро портится, его грызут мыши, его переводят на пиво ближайшие друзья вождя, не говоря уже об отсыревании и плесени. Поэтому к весне, когда выявляется реальная картина запасов, очень часто получается так, что есть нечего. Вожди стараясь сохранить резервы зерна для посева и на случай неурожая, перестают выдавать зерно. Личные запасы у людей заканчиваются, зимняя рыбалка прекращается, и начинается голод. Можно, конечно, поохотиться в лесу, но разная живность к весне тоже становится очень голодной и отчаянной. Вероятность стать пищей начинает приближаться к вероятности вернуться с добычей.

Поэтому, когда «Верный» и «Упорный» ввалились в гавань Сигнатуры (ближайшей к нам пещеры по восточному побережью) с грузом рыбы и железа, все жители восприняли это как незаслуженный подарок небес. Ещё больше мы удивили их, когда начали торговать не за реальные вещи, а за трудодни. То есть каждый, кто купил определённые вещи, обязался отработать на нашу пещеру условленное время. Эти обязательства можно было продавать и покупать. Вождь Сигнатуры быстро сообразил, что это время надо ограничивать, и издал соответствующий указ. Но мы не очень задирали цены, торговали честно, и все стороны остались друг другом очень довольны.

На кораблях, кроме меня, шли восемь мальчиков и девочек по обмену. Я ребёнком по обмену уже не считался. Честно говоря, я вообще не очень понимал, зачем я понадобился вождю в этом походе. Чтобы я повторно не простыл, вождь приказал всю дорогу держать меня в корпусах. Ночные вахты стояли взрослые, после появления бриллиантов Сгустки Тьмы больше никого не пугали.

В остальном поход в Сигнатуру оказался копией похода в Вертулию — те же пиры, те же рассказы. Я уже привычно рассказывал про то, как мы научились ходить по летнему морю, про сухопутных голвоногов и про другие диковины. Было очень смешно смотреть, как местные искренне удивлялись рассказам про домашнего рыжего волка или про ручного тигра в Маланире. Способы борьбы с хищными ящерами тоже пришлось показывать. Тут я впервые понял дедушку Артуала — если на севере почти все пытались научиться этому искусству, то здесь это восприняли только как выступление для забавы. Научить не попросил никто. В Сигнатуре мы оставили трёх мальчиков и одну девочку.

После Сигнатуры мы отправились в Варпизину. Визит в Варпизину отличался от визита в Сигнатуру только объёмом проданной рыбы (Варпизина была крупнее). Мне так надоело рассказывать одно и то же, что я попытался приврать. Однако, когда капитан услышал мои трели, то посмотрел на меня так строго, что пришлось поправиться и оставить попытки повеселиться. В Варпизине мы оставили детей по обмену и взяли вместо них четырёх мальчиков. На обратном пути мы захватили наших детей по обмену из Сигнатуры. Они везли с собою столько подарков, что мы еле нашли место в перегруженных кораблях (Сигнатура и Варпизина без особых сожалений сменяли нам на рыбу избытки сухофруктов и овощей). Через три недели после отплытия мы входили в наш порт. Головоноги и морские ящеры уже вернулись с юга, но их внимание нас не пугало.

Наши шутники сочинили специальное произведение под названием «Прибытие корабля», которым отныне встречали все корабли. Очень громкая и торжественная музыка исполнялась духовым оркестром. Музыканты превзошли сами себя, выдувая гром из труб. Входя в порт под звуки оркестра, я почему-то вспомнил наше первое возвращение, когда мы привезли рыбу. Тогда мы чувствовали себя совсем иначе… испуганные, уставшие, удивлённые тем, что остались живы, мы не знали, удастся ли закончить войну. Теперь мы знали, что у нас есть друзья во многих пещерах, что нам рады везде, и что наша работа востребована всем народом нашего острова.

На следующий день после школы мы с Найвой и Серым пошли на холм тренироваться в боевых искусствах. Серого очень уязвило, что Найва знала способы борьбы с завриками и хищниками, а он не знал. С нами увязались и Мася с Милой. Мы очень весело и с большой пользой позанимались больше часа. Веселья добавляли малыши, которые очень потешно повторяли наши движения. Но они были при этом так серьёзны, что мы старались не смяться. Был один из тех дней, про которые потом вспоминаешь и думаешь, что вот в этот день ты был счастлив.