В руках врага, стр. 49

– Припоминаю, дочка как-то рассказывала мне о пресловутом грейсонском упрямстве, но это тот случай, когда, замечая в чужом глазу соломинку, в своем не видят бревна. По моему мнению, вы, например, ничуть не упрямее ее, а если мы с вами дружно возьмемся за дело и будем стараться изо всех сил, то, пожалуй, сможем изменить некоторые здешние обычаи. Этак примерно за столетие.

Миранда рассмеялась. Доктор Харрингтон улыбнулась ей, но тут же подалась вперед, оперлась локтями о столешницу и, уже вполне серьезно, сказала:

– Что до второго одолжения, то мне хотелось бы знать, почему Хонор улетела гораздо раньше, чем планировала?

– Прошу прощения, ми… Алисон?

– У вас хорошо получилось.

– Что получилось?

– Изобразить при этом вопросе полнейшее недоумение, – пояснила доктор Харрингтон, и на сей раз Миранда покраснела до корней волос – Ага, я в точку попала! Сознавайтесь, это ведь неспроста?

– Во всяком случае, со мной она ничего подобного не обсуждала.

– Обсуждала? – повторила Алисон последнее слово. В этот момент она очень походила на свою дочь: обе имели обыкновение вычленять из любой фразы самое важное. Прижавшись щекой к голове Фаррагута, Миранда задумалась, вправе ли она сказать то, что ей известно, не имея на то разрешения землевладельца. Тот факт, что леди Харрингтон действительно не только не обсуждала данный вопрос, но и не обмолвилась на сей счет даже словечком, лишь затруднял для нее принятие решения

– Миледи, – произнесла она наконец официальным тоном, – я личная служанка вашей дочери и, поскольку состою у нее на службе, связана по отношению к ней долгом в той же мере, что лорд Клинкскейлс или мои брат. И этот долг предписывает мне не злоупотреблять доверием и не рассказывать без ее дозволения о том, о чем она не сочла нужным рассказать сама. Никому. Даже ее матери.

Глаза Алисон расширились: такой отповеди она не ожидала. Однако ответ подтвердил не только сложившееся у нее мнение относительно честности Миранды, но и предположение о наличии у Хонор серьезной причины для скоропалительного отлета. Да иначе и быть не могло – дочери не терпелось встретить ее на Грейсоне и лично показать клинику. Очевидно, стряслось нечто из ряда вон, иначе Хонор послала бы весточку и предупредила об изменении планов. Однако было совершенно очевидно, что вытащить правду у Миранды ей не удастся.

– Хорошо, Миранда, – сказала она после недолгого молчания. – Не буду ни на чем настаивать: спасибо вам за преданность Хонор.

Миранда слегка кивнула, поблагодарив собеседницу скорее не за похвалу, а за обещание не приставать больше с такими вопросами. С ответным кивком Алисон встала.

– Правильно ли я поняла, что сегодня вечером нам с вами предстоит отужинать с лордом Клинкскейлсом и его женами?

– Да, ми… Алисон. Я надеюсь, вы не обидитесь, но у меня просто не хватит смелости назвать вас по имени в присутствии лорда Клинкскейлса.

Миранда выразительно поежилась, и доктор Харрингтон рассмеялась.

– О нет, дорогая, можете не беспокоиться. У меня на уме кое-что другое.

– Вот как? – настороженно сказала Миранда, склонив голову набок.

Алисон лукаво улыбнулась.

– Конечно. Видите ли, я еще не успела обзавестись местными нарядами, так что волей-неволей буду вынуждена явиться к ужину одетой по нашей моде. Тут мне потребуется совет.

На лице служанки отразилось нечто вроде испуга, а улыбка Алисон сделалась еще задорнее и шире.

– Боюсь, – продолжила она с нарочитой озабоченностью, – на Мантикоре носят несколько иные фасоны, чем здесь, но перед отъездом я купила несколько платьев, как раз подходящих для официальных церемоний. Не знаю только, какое выбрать: с открытой спиной, с глубоким декольте или с разрезом до талии?

Глава 12

– Да перестань ты сокрушаться, Мак. Вовсе я тебя не бросаю.

– Может, и так, миледи… – отозвался старший стюард Джеймс МакГиннес нехарактерным для него скучным голосом, употребив вдобавок официальный титул.

Поправляя перед вмонтированным в переборку зеркалом черный форменный берет, Хонор мысленно вздохнула – и тут же уловила безмолвный смех сидевшего на письменном столе и наблюдавшего за ее приготовлениями Нимица. Кот и стюард были старыми добрыми друзьями, однако фанатичную приверженность МакГиннеса этикету и протоколу вольнолюбивый Нимиц находит забавной. Глубочайшая привязанность стюарда к Хонор ни у кого не вызывала сомнений, но в данный момент эмоции Мака определенно подкрашивались гневом, причиной которого являлась профессиональная ревность. Подлинной причиной формального обращения, служившего для безупречно корректного МакГиннеса эквивалентом демонстративного возмущения, явилось то, что организацией ужина для его коммодора будет руководить чужой стюард.

«Было бы не худо, – подумалось ей, – сумей Мак как-нибудь сообразить, что я не ребенок, за которым нужен глаз да глаз. Я обходилась без няньки сорок лет и вполне в состоянии сама о себе позаботиться.»

При этой мысли она ощутила легкий укол совести и скорчила гримасу своему отражению в зеркале.

«Ладно, – призналась Хонор себе самой, – не больно то мне охота заботиться о себе в быту. Но чрезмерная опека все равно периодически пробуждает желание кое-кого задушить.»

– Послушай, – сказала она, повернувшись к МакГиннесу. – Я не беру тебя с собой по двум причинам. Первая заключается в том, что бот не так уж велик, а народу летит много: тебе просто не втиснуться. Но еще важнее то, что ужин состоится на борту «Принца Адриана», и все мы, естественно, будем считаться гостями капитана МакКеона. Соответственно и устраивать все будет его стюард, а привлечь к делу тебя – значит выказать недоверие принимающей стороне. И позволь заметить, что я буду отсутствовать всего лишь около восемнадцати часов. Хочешь верь, Мак, хочешь нет, но в течение такого времени я вполне в состоянии позаботиться о себе сама.

Все это она произнесла, глядя ему прямо в глаза, и он спустя несколько мгновений потупил взгляд и, прокашлявшись, сказал:

– Да, мэм. Я… э… не имел в виду ничего такого.

– Имел, Мак, еще как имел, – возразила Хонор. МакГиннес смущенно улыбнулся.

– Так-то лучше, – хмыкнула она и, легонько похлопав его по плечу, подхватила Нимица. – Ну а теперь, когда мы признали-таки меня взрослой, я позволю себе поинтересоваться твоим мнением. Достаточно ли я хорошо выгляжу, чтобы тебе не было за меня стыдно?

– Вы выглядите прекрасно, мэм, – горячо заверил МакГиннес, не преминув, однако, поправить ей воротник и что-то смахнуть с плеча, на котором не сидел кот.

Хонор усмехнулась и поспешила в каюту, где критическим взглядом окинула троих телохранителей, которым предстояло сопровождать ее на борт «Принца Адриана».

Само собой, они подготовились наилучшим образом. Эндрю Лафолле и Джеймс Кэндлесс охраняли Хонор с момента возведения ее в сан землевладельца. Роберт Уитмен вошел в число ее телохранителей полтора года назад, после гибели Эдварда Говарда на борту «Пилигрима», по личной рекомендации Лафолле. Уитмен, донельзя гордившийся оказанным доверием был начищен и наглажен даже основательнее старших товарищей, хотя и те выглядели безупречно. Все трое скорее согласились бы умереть на месте, чем опозорить своего землевладельца неподобающим внешним видом.

– Я довольна, джентльмены, – сказала Хонор, удовлетворенно кивнув. – Ты, Джейми, просто сияешь. С такими сопровождающими не страшно выйти на люди.

– Спасибо, миледи. Мы старались, – ответил Лафолле с восхитительной серьезностью.

Она рассмеялась.

– Ничуть не сомневалась. Вы взяли пакет, Боб?

– Так точно, миледи, – ответил Уитмен, показав маленькую коробочку в яркой обертке, и она снова кивнула.

– В таком случае, джентльмены, пора в дорогу.

Когда Хонор появилась в шлюпочном отсеке, там уже собрались остальные пассажиры бота. Харрингтон просила не сопровождать ее отлет официальным церемониалом, и почетного караула в отсеке не выставили, однако капитан Гринтри явился, чтобы проводить коммодора лично.