Богиня победы, стр. 9

Капитан привстал и пристально посмотрел в море, будто и вправду желая увидеть на волнах сургучное горлышко нашей бутылки.

В конце лета, перед самым началом учебного года, в один из вечеров ко мне примчался Мишка. Вид у него был совершенно дикий. Он размахивал над головой каким-то конвертом и кричал:

— Письмо! Нам письмо из Японии!!!

— Неужели бутылка? — изумился я.

— Конечно! — крикнул Мишка. — Что у тебя в Японии тётя, что ли?!

На длинном заграничном конверте, залепленном множеством разноцветных марок, был чётко выписан Мишкин адрес, а под ним стояли наши фамилии и имена. В правом нижнем углу было написано: «Япония. Гора Фудзияма».

Мы, затаив дыхание, вскрыли конверт. Внутри лежала глянцевая цветная открытка с изображением знаменитого вулкана. На обратной стороне её было написано:

Мы прочитали письмо, аккуратно вложили открытку назад в конверт и помолчали. Потом я сказал:

— Ты знаешь, Мишка, у меня такое чувство, что нашу бутылку уже нашли.

Сеанс гипноза

После уроков к нам в класс вошла пионервожатая Галя и громовым голосом объявила:

— Всем, кто занят в концерте, остаться сегодня на репетицию!

Остался почти весь класс. К дверям пошли только мы с Мишкой да Славка Брындин. Славке капали в глаза какое-то лекарство, и ему не разрешалось читать. На этот счёт у него даже была справка, которую он всё время таскал с собой. Если на уроке литературы учительница спрашивала его, кто написал «Дети подземелья», он тут же говорил: «Я не могу. У меня справка». И сразу лез в портфель за своей драгоценной бумажкой.

— Титов и Лапин, — обратилась к нам Галя, когда мы были у двери. — Вы бы хоть басню, что ли, выучили, одну на двоих. Не всё же время в «балду» играть.

— Нам нельзя, у нас справка, — пробурчал Мишка, и мы вышли в коридор.

— Басню, ещё чего, — сказал Мишка. — Делать нам больше нечего. Уж если мы захотим выступить, так такой номер отколем, все ахнут.

Когда мы оделись и вышли на улицу, Мишка хлопнул себя по лбу и сказал:

— А что. Может и вправду отколем?!

— Что отколем? — не понял я.

— Номер. У меня мысль. Что, если устроить сеанс гипноза? Представляешь, фурорчик?! Это вам не матросский танец «яблочко».

— А ты что, гипнотизировать умеешь?

— Не умею.

— И кого же ты гипнотизировать будешь? Табуретку, что ли?

— Зачем табуретку. Тебя.

— Ну сказал! Кто же нам поверит. Все знают, что мы друзья.

— А мы тебя замаскируем. Под девчонку. Ведь штука в том, что на концерт собираются пригласить сто двенадцатую школу. Соображаешь? Наши будут думать, что ты из сто двенадцатой, а ихние — что ты из нашей. Устроим такое, о-го-го!

— Дудки. Не буду я под девчонку маскироваться. Чтоб я платье напяливал. Ни за что!

— Не надо никакого платья. Свитер и брюки. Все девчонки теперь так ходят. На ноги кеды. А на голову я тебе такой паричок достану, пальчики оближешь. У меня тётка в театре работает.

— Всё равно не буду, — упрямо сказал я.

— Ду?рик, ну чего ты ломаешься. Это же искусство! Актёрам кого только не приходится играть. Я сам видел по телевизору, один ужасно известный артист играл лошадь.

— Да, так то лошадь…

— Вот же упрямый человек! Да я бы сам девчонку сыграл, но меня все сразу по ушам узнают.

Я посмотрел на Мишкины уши и почему-то согласился. Мы договорились встретиться у него завтра.

На другой день вечером я был у него.

— Гляди, какой паричок я тебе оторвал, — сказал Мишка.

Паричок, прямо скажу, был мерзкий. Рыжий, с крысиной косичкой.

— Слушай, — сказал я, — а помодней нельзя было что-нибудь достать. Доисторический какой-то парик.

— Вот человек! — взвился Мишка. — То бил себя в грудь и говорил, что не будет под девчонку маскироваться. А теперь, видишь, помодней ему подавай. Ну, какая тебе разница! Ты что, замуж выходишь?!

Я не стал больше спорить, надел парик и посмотрел в зеркало. Зрелище было ужасное.

— Великолепно! — кричал Мишка, бегая вокруг меня. — Просто великолепно! Родная мама не узнает.

— Думаешь? — усомнился я. — А вдруг всё-таки узнают. Будет тогда фурор.

— Вот что, — сказал Мишка. — Мы тебе ещё очки наденем. Чтоб уж наверняка.

Он нашёл старые бабушкины очки и надел их мне на нос. Очки были очень сильные, и когда я посмотрел в зеркало, то различил только какую-то рыжую очкастую голову.

— Ну, старик, — сказал Мишка, — теперь и я тебя не узнаю. А вообще, если хочешь, можно ещё бородавку под носом нарисовать.

От бородавки я отказался.

— Теперь, — сказал Мишка, — слушай мой план. Я выхожу на сцену и спрашиваю, кто хочет загипнотизироваться. Ты поднимаешься ко мне и садишься на стул. Я тебя вроде как усыпляю, а ты вроде как во сне выполняешь всякие мои команды. Вот в принципе и всё. Успех гарантирую.

— Слушай, — сказал я. — А вдруг после меня ещё кто-нибудь гипнотизироваться захочет?

— Ерунда. Скажу, что я потратил на тебя очень много умственной энергии и что пока больше не могу. В общем, всё решено. Завтра я говорю вожатой, что буду выступать.

На другой день Мишка подошёл к Гале и сказал:

— Галя, ты была права. Всё время играть в «балду» нельзя. Так что я решил выступать.

Галя с подозрением посмотрела на Мишку.

— Я прочту басню, — продолжал Мишка. — «Мартышка и очки».

— Ну, хорошо, — сказала Галя. — Но смотри, Лапин, не подведи. Я ставлю твой номер четвёртым.

И вот наступил день концерта. Галя, отвечавшая за проведение концерта, как метеор летала по всей школе. Она разыскивала запоздавших артистов, все время звонила куда-то по телефону и, наверное, раз десять спрашивала у Мишки, не передумал ли он и не забыл ли слова. После третьего номера она вышла на сцену и объявила, что сейчас Михаил Лапин прочтёт басню Крылова «Мартышка и очки». Тут же её позвали, и она исчезла из зала по какому-то срочному делу.

Мишка поднялся на сцену и каким-то дурным голосом произнёс:

— Сеанс массового гипноза! Желающих прошу подняться ко мне.

По залу пронёсся ропот, и сразу куча желающих бросилась к сцене. Я кинулся вперёд и, растолкав локтями массу желающих, первым очутился около Мишки.

— Очень хорошо, — сказал Мишка. — Садись, девочка, вот стулик. Сейчас мы погрузим тебя в здоровый гипнотический сон. Не бойся. Гипноз — вещь полезная.

«Ну, болтун!» — подумал я.

Мишка растопырил ладони и, крутя ими около моего носа, принялся бубнить:

— Спите… спите. Вам ужасно хочется спать, вы ужасно устали. У вас смыкаются глаза, вы зеваете, вы не спали три ночи подряд…

Я разинул рот, будто и вправду зевая, опустил голову на грудь и свесил руки. Мишка ещё немного побубнил и сказал, обращаясь к залу:

— Ну вот. Наша подопытная спит глубоким сном. — Он похлопал меня по плечу и довольно чувствительно ущипнул за ухо, что было совершенно лишним.