Укол мафии, стр. 5

– Так, давайте разберемся, – предложил Римо, – один конверт у вашей тети Гарриетт, которая живет в Чейенне, второй у вас, а третий… У кого третий?

Ухмылка мгновенно исчезла с красного лица Маграддера, но тут же появилась вновь.

– Один не хуже сотни, мой мальчик, и я снова повышу степень надежности, как только вернусь в отель.

– Вы так спокойны, потому что у вас четыре или пять, а то и десять конвертов, рассованных в разных местах, – сказал Римо. – Вы не такой болван, Хопкинс, чтобы отгородиться от смерти всего одним конвертом.

Гарри Хопкинс – человек, называвший себя Маграддером, – заморгал.

– Вот оно что, ты знаешь мое имя! Отлично. Поздравляю. Но меня ты еще не знаешь, парень. Ты, плюгавый пацан. Надо рисковать, если хочешь схватить удачу за чуб. У меня только три конверта. Греби к берегу, отправляйся в отель и свяжись со своим боссом. Первый платеж жду завтра к вечеру.

Он с жадностью приложился к шампанскому и фыркнул с презрением:

– Шевелись, мозгляк! Я тебя не прикончил только потому, что ты для меня – единственное связующее звено с этой организацией.

Римо потер руки и вздохнул.

– Вот тут вы ошибаетесь. Я – ваше второе связующее звено.

– Как? А кто же первое?

– Человек, у которого третий конверт, – с улыбкой произнес Римо.

– Брехня! – сказал Гарри Хопкинс.

– Вовсе нет, – мягко возразил Римо. – Хотите, я вам его опишу? Тонкие губы, бессердечный, жестокий, никого и ничего не любит, кроме гольфа, да и там жульничает. Однажды я его обыграл, хотя и дал ему фору. Его так и распирало от ненависти, но еще больше он злился из-за того, что я потерял один мячик. В глубине души он – дешевка. Именно дешевка. Поэтому его и выбрали.

– Врешь! – завопил Гарри Хопкинс. – Брешешь! Этот парень абсолютно надежен. Мы даже удивлялись, как он умудрился попасть в нашу контору, он, такой честный.

– Ну что, я угадал? – спросил Римо.

– Ничего ты больше от меня не услышишь, – Хопкинс подвинул было ступню к серой затычке, но вдруг застыл на месте, с отвисшей челюстью.

– Нет! – прохрипел он.

– Да, – ответил Римо, высвобождая руку из последнего ремня пробкового жилета, начиненного свинцом. У жилета были прочные запоры, хотя Римо запросто мог их сломать.

Но зачем? Запоры крепились к нейлоновой ленте, выдерживающей усилие до трехсот фунтов. Она оказалась еще более прочной – выдержала почти четыреста.

– Хочешь вытащить затычку, дорогой? – спросил Римо. – Значит, я угадал насчет дешевки?

– Я давным-давно знаю человека, у которого хранится конверт, давным-давно. Он не продаст друга, – сказал Хопкинс. – Ему надоело мараться, и он ушел из нашей конторы. Ушел на покой. Он был со мной с самого начала, помогал мне советами. Я верю ему!

– Поставь себя на место президента, Хопкинс. Кому еще ты бы доверил эту операцию?

Римо перебрался на корму и взглянул в глаза краснолицего.

Хопкинс поднял голову. В глазах был ужас. Он медленно пожал плечами.

– Я еще выпью, не возражаешь?

– Конечно, – ответил Римо. – Ты алкоголик – вот и подходящее объяснение твоей гибели.

– Я не алкоголик, но ты меня прикончишь и так, и так. До дна!

Он опрокинул бутылку вверх дном, прикрыл красноватые веки, и от горлышка к донышку побежали пузырьки.

– О'кей, ты не алкоголик, – произнес Римо.

– Я полтора года в рот ни капли не брал, – Хопкинс поставил бутылку между ног. – Скажи мне, почему я нигде не нашел отпечатков твоих пальцев? Я имею в виду, как это вам удалось?

– Очень просто, – ответил Римо. – Я мертвец. Римо Уильямс. Тебе что-нибудь говорит это имя?

– Ровным счетом ничего, – он снова поднял бутылку.

– Слышал о полицейском, приговоренном к смертной казни за убийство в Ньюарке?

Толстяк отрицательно помотал головой.

– Ты в самом деле мертвец?

– Можно сказать и так. Да-а, отменный способ прекратить свое существование.

– Лучше не придумаешь, – сказал Хопкинс. – Слушай, а почему бы тебе не оставить меня в живых, пока я не передам вам все свои записи? А вдруг кто-то другой найдет их или копии писем?

– Очень жаль, старина, но никаких записей и копий не существует. Есть только три письма. Одно я нашел у тебя в комнате. У твоей тетушки Гарриетты было второе. До сегодняшнего дня. Третье – у доктора Харолда Смита. Твоего друга. Моего шефа. Руководителя КЮРЕ. Ты выбываешь из игры.

– Можно мне еще бутылку? Еще одну. Последний глоток, ладно?

Римо наклонился к железному ящику, нащупал среди кусков льда бутылку, ухватил за горлышко и вытащил. В этот момент Хопкинс попытался ударить Римо в пах, но вдруг обнаружил, что снова сидит там, где сидел, а в руках у него бутылка. Он открыл ее, попытался попасть пробкой в Римо, промахнулся, пожал плечами и сказал:

– Ты все равно убьешь меня – выпью я или нет. Знаешь, я умею смаковать вино, когда хочу. – Он сделал большой глоток. – Я ведь не алкоголик.

– Как скажешь, – ответил Римо.

Очень красиво, думал Римо, грот отсвечивает темно-зеленым в чарующих карибских водах. Рай. Здесь сначала вдвоем проводят медовый месяц, а потом возвращаются сюда с семьей. Те, кому ничто не мешает обзаводиться семьей и продолжать свой род.

– Послушай, – сказал Хопкинс. – Почему бы тебе не взять меня в КЮРЕ? Я не дурак. Ты можешь прикончить меня в любое время, но вдруг моя голова еще пригодится? Послушай, я не алкаш, что бы ни говорили обо мне. Спроси Смита! Нет, не спрашивай, он считает, что если кто два глотка выпил, тот уже алкоголик. Но я тебе пригожусь, правда.

У Римо пересохло в горле, в желудок медленно вползало отвращение. Он не смотрел на краснолицего, а вглядывался в морскую гладь, опускающуюся к горизонту. Люди теперь знают, что земля круглая. И море, раскинувшееся перед ним, доказывает это. Как все просто! Всегда просто, если тебе все объяснили заранее. Хопкинс не умолкал.

– Почему бы Смиту не взять меня к себе? Но если это ты контролируешь убийцу-исполнителя…

– Я и есть исполнитель.

– Если так, давай захватам КЮРЕ. А? Как, неплохая идея?

– Великолепная. Допивай свое шампанское.

– Столковались? А? Договорились?

– Нет, – ответил Римо.

– Небось, ты там мелкая сошка. Ликвидаторов должно быть несколько человек. Ты так же похож на исполнителя-убийцу, как я на алкоголика. Последний глоток. Самый последний.

Римо поглядывал сверху вниз на человека, который не отрывал глаз от своего последнего утешения.

– Могу пить, могу и не пить. Я не алкоголик. Мне все едино. Но я выпью, раз ты все равно убьешь меня.

Последний глоток шампанского исчез в глотке Хопкинса. Тогда Римо ударил его правым коленом и, когда тот качнулся влево, выкинул вперед правую руку, ухватил его за толстую шею, столкнул за борт, в сине-зеленую воду Карибского моря и, осторожно удерживая под водой мечущееся тело, утопил его.

Если бы кто-нибудь в этот момент наблюдал за лодкой, то решил бы, что Хопкинс упал за борт, а Римо пытался спасти его, но не сумел: шарил под водой, опустив руки в воду по плечи, но не мог достать его до тех пор, пока бедолага не всплыл через три минуты, но тогда он был уже мертв.

– Что ж, – сказал следователь, – алкоголик сам себе могилу роет, если считает, что он не алкоголик.

– Им и глотка хватает, верно, сэр?

Глава третья

Из века в век люди складывали печальные баллады, оплакивая повешенных, застреленных, зарезанных или тех, кто замерз, пробираясь непроходимыми зимними тропами.

Об исчезновении Винни Палумбо по прозвищу «Скала» его супруга в полицию ни сообщала. Коли твой муж Винсент Альфонсо Палумбо не вернулся с очередного дельца, лучше, чтобы закон не знал об этом. А то, чего доброго, в один прекрасный день и сама не вернешься из супермаркета или от родственников.

А если ты отец Винни Палумбо, ты тоже не особенно по нему тоскуешь, потому что последний раз видел его восемнадцать лет назад, когда он огрел тебя по голове обрезком трубы во время очередного скандала.