Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему, стр. 58

Собрание выдвинуло несколько кандидатур — все одинаково достойные. Из чувства самоуважения этот молодой и смелый отряд французов, очевидно, хотел видеть своим командиром только человека зрелого, испытанного превратностями войны. Два седоусых дворянина вскоре оказались соперниками, и, хотя каждый из них рекомендовал своего товарища по оружию, решение по ним принято не было.

Поднялся человек в запыленной одежде.

— Есть простое средство к соглашению, — сказал он. — Не будем назначать командиром ни первого, ни второго из двух отважных дворян, которые оспаривают честь вести нас в бой.

— Бог мой! Да это Рено де Шофонтен! — узнал в запыленном человеке своего друга Арман-Луи, пригвожденный к скамейке от удивления, что до сих пор не замечал вновь прибывшего.

— Но кто же это такой? — раздавались отовсюду возгласы удивления.

— Человек, которого я там вижу и который жестикулирует, чтобы заставить меня замолчать, это господин граф Арман-Луи де ла Герш, — радостно проговорил в свою очередь Рено.

Эти слова были как луч сета. Все собрание хлопало в ладоши. Воспоминание о том, что г-н де ла Герш совершил в Ла-Рошели, было ещё свежо у всех присутствующих. Только его молодость, кажется, была помехой тому, чтобы назначить Армана-Луи их командиром: кое-кто из более именитых сограждан считал это его качество недостатком, и эти седые бороды не были уверены в том, что его мужество могло соответствовать его благоразумию.

— Где он научился командовать солдатами? — спросил гугенот с изуродованным шрамами лицом.

— Он научился побеждать! И это главное! — в ответ возбужденно воскликнул Рено, не признающий никаких насмешек, когда речь шла о его друге.

Этот аргумент нашел живой отклик среди гугенотов. Рено воспользовался волнением, которое он только что вызвал в зале, чтобы вскочить на скамью.

— Я сказал, что он умеет побеждать, — повторил он громче. — Я знаю кое-что о нем, я, который видел его в огне, я, который сломал тридцать шпаг о его бока, я, который никогда не мог повалить его на землю. И сколь бы ни было вызывающим то, что я делаю, я это делаю!

Эта смелость вызвала восхищение одних и гнев других, что, конечно, зависело от темперамента.

— Эй! Послушайте! Как зовут вашу милость? — спросил один из этих последних.

«О, небо! Он собирается навлечь на себя погибель!», подумал Арман-Луи и направился к Рено, перешагивая через скамейки, — на тот случай, если тому понадобится помощь.

— Мою милость зовут Рено де Шофонтен. Маркиз де Шофонтен к вашим услугам.

В зале возникло какое-то движение, потом шушуканье, потом послышались крики.

«Вот кто неисправим! Он все испортил!», — снова подумал о Рено г-н де ла Герш, всеми силами стараясь пробиться к нему.

— Он католик! — громко сказал о нем всем Арман-Луи.

— Один из наших врагов! — крикнул кто-то из зала.

— Одержимый бесом католик! — снова послышался чей-то возглас.

— Он был перед Ла-Рошелью среди приспешников кардинала! — проорал другой голос.

— Черт побери! Ваша милость продырявила мне плечо выстрелом из пистолета! — подходя к нему ближе, выкрикнул кто-то из толпы.

— Он рассек мне голову ударом шпаги! — закричал вслед за тем другой человек.

— Я припоминаю это… Шпага и пистолет ещё при мне, медленно процедил сквозь зубы Рено.

Сверкнули двадцать лезвий, наполовину выдернутых из ножен.

Зная характер Рено, г-н де ла Герш примерил ситуацию на себя. Разве мог бы он сам когда-либо отказать себе в удовольствии ответить на двадцать вызовов?

Но, предельно спокойный, Рено, не прикоснувшись даже к своей шпаге, — чем Арман-Луи был поражен, — жестом дал понять, что хочет говорить.

Все смолкли, и даже самые настойчивые были удивлены его хладнокровием и остановились в нескольких шагах от католика.

— Я католик, это так, я не отрицаю этого, — вскричал Рено. — Да, я был при осаде Ла-Рошели среди дворян его превосходительства монсеньора кардинала де Ришелье, и вы не поверите, если я скажу больше: я ранил г-на д`Эгрефеля в плечо и г-на де Бераля в голову… они здесь и могут это подтвердить. Мне достаточно их слова.

Два дворянина сделали шаг вперед из круга обступивших его.

— К перемене погоды это плечо у меня болит, — сказал г-н д`Эгрефель.

— У меня на лбу шрам, который никакой дьявол не разгладит и в сто лет! — так же подтвердил г-н де Бераль.

Рено приветствовал их взмахом руки.

— Ну вот, — снова заговорил Рено. — Я среди вас как паршивая овца в стаде невинных ягнят. Но хорошо ли, что речь тут идет обо мне? Разве вы собрались не для того, чтобы выбрать командира?

— И то правда! — согласился молодой кальвинист, которому понравились слова и смелость Рено.

— Сначала выберем командира, а потом можете изрубить меня на куски, если пожелаете… Ну, а прежде, позвольте мне сказать несколько слов.

Все засмеялись и обнаженные лезвия снова вернулись в ножны.

— Так вот, я ещё не закончил! — продолжал Рено. — Я предложил кандидатуру господина де ла Герш, и я её поддерживаю. Вы все видели, каким отчаянным броском он опрокинул батарею, которая обстреливала бухту Конь. Этот день стоил жизни пятистам лучших солдат и двадцати офицерам. Кому из вас удалось сделать большее? Честные дворяне вроде вас ответят: никому! Кроме того, вот вы что ещё не знаете: господин де ла Герш был избран Его превосходительством кардиналом, который разбирается в людях, чтобы отправить с ним депешу Его величеству королю Густаву-Адольфу, и эта депеша сделает Францию союзницей Швеции. Пусть мой друг уличит меня во лжи, если отважится!

Все взоры устремились к Арману-Луи.

— Он молчит! Чего вы ещё хотите? — спросил Рено.

Громкий гул одобрения прокатился по залу.

— Господа!.. — заговорил наконец сам г-н де ла Герш.

— Замолчи! Тебе не давали слова! — прервал его Рено, почувствовав свою победу. — Если все считают, что я прав, то какое ты имеешь право возражать свободному и открытому проявлению наших мнений? И если я настаиваю, господа, то только потому, что хорошо знаю того, в чьих руках будет моя жизнь в течение похода, который предстоит.

На этот раз слова г-на де Шофонтена вызвали волну удивления.

— Я объяснюсь, — продолжал он. — Я рьяный католик с головы до пят и не менее француз с ног до головы, как и вы. Но Франция будет союзницей Швеции в этой войне, которая начнется, и именно поэтому я хочу попросить маленькое местечко в ваших рядах. Враги, против которых я обнажу шпагу, также католики не меньше и не больше меня, я это знаю. Если я буду иметь счастье убивать их по пути в большом количестве, я утешусь мыслью, что жизнь — это юдоль печали и что блаженны те, кто из неё уходит. Что касается моих прав быть среди вас — то пусть господин д`Эгрефель, с которым я встретился там, где схватка была самой кровавой, и господин Бераль, у которого я спрошу тотчас секрет одного выпада, каким он едва не проткнул меня насквозь, подтвердят это.

Несколько дворян, и среди них г-н де Бераль и г-н д`Эргефель, зааплодировали.

— Теперь, когда одержал свою победу, я прошу вашей дружбы. Если некоторых из вас все ещё терзают сомнения, мы можем побеседовать об этом на лугу. Бог Фехтования, мой покровитель, придет мне на помощь. Вот все. Итак, я — ваш?

— Да! Да! — заорали со всех сторон.

— Тогда я голосую за господина де ла Герш. Друзья, присоединяйтесь!

Арман-Луи был избран единогласно командиром эскадрона французских гугенотов.

— А теперь пусть все боятся драгун господина де ла Герш! — крикнул Рено.

И, подойдя к твоему другу, он протянул к нему руки. Глаза у него увлажнились.

— Обними меня, капитан! — сказал он.

28. Откровения и прожекты

Несколько минут спустя Арман-Луи и Рено уже находились в одной палатке, сидя перед куском ветчины, о которой позаботился Магнус, услужливо добыв к нему две бутылки французского вина.

— Мы снова соотечественники и снова друзья! — сказал Рено, наполнив стаканы.