Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему, стр. 54
— Такими милостями даже честных людей не балуют, а преступник их получает! Нет больше правды на земле! — пробормотал Франц Крес.
Эта шпага, силу которой он испытал, могла бы, пожалуй, представлять для него опасность, если бы не множество солдат, которые оцепили площадь со всех сторон.
Единственно, что смущало его, так это отсутствие Магнуса.
Он только сейчас узнал, что там, где накануне он оставил его бездыханное тело, которое, как он думал, лишил жизни, никого не было. Тело исчезло.
Франц упрекал теперь себя за оплошность, что не спрятал труп.
Г-н де Парделан смотрел на своих друзей и преданных ему слуг и солдат. Они вклинились в толпу и, работая локтями, достигли уже первых рядов. Они готовы были действовать и ждали, когда Арман-Луи станет ногой на ступень эшафота. Вокруг царила жуткая тишина.
В этот момент послышался неожиданный шум в одном из концов площади, и человек, во весь опор скачущий на взмыленной лошади, врезался в плотную толпу, расступившуюся перед ним.
Покрытый пылью, бледный, растрепанный, с окровавленным лбом, человек этот, точно пушечное ядро, долетел до эшафота, где его лошадь рухнула.
— Королевская служба! — выкрикивал он громовым голосом. — Площадь — королю!
Франц Крес наконец узнал в этом человеке Магнуса.
— Ах, предатель! — прошептал он с ненавистью.
Все взгляды устремились в ту сторону площади, откуда появился всадник. Роты, охранявшие вход, расступились, и показался кортеж, во главе которого ехал король. Толпа застывшая в тревожном ожидании, вздохнула и вдруг разразилась криками.
Тотчас узнанный ещё у городских ворот, Густав-Адольф взял с собой кавалерийский эскадрон и со всей помпезностью, присущей монарху, последовал за Магнусом на площадь.
Арман-Луи только что поставил ногу на первую ступень эшафота. Его удивило страшное возбуждение толпы. Он увидел Магнуса и понял, что случилось нечто чрезвычайное.
Но Магнус почти в следующее же мгновение оказался рядом и сжал Армана-Луи в своих объятиях, хмельной, ошалевший, плачущий и смеющийся.
— Ну вот, я вовремя! — крикнул он.
Завидев короля, г-н де Парделан больше не сдерживался. Он бросился вперед и в сопровождении своих друзей устремился навстречу кортежу.
— Помиловать! Помиловать! — кричал он.
Толпа, которая сочувствовала молодости и благородной внешности г-на де ла Герш, присоединилась к возгласам г-на де Парделана.
— Помиловать! Помиловать! — скандировала толпа.
Франц Крес прикусил кулак.
— Негодяй! Ничтожество! — бормотал он, глядя на Магнуса.
И осторожно, надвинув на глаза шляпу, попытался ускользнуть с площади. Но это было не так просто, как он думал. Толпа тисками сжимала его со всех сторон.
Король сделал знак рукой, и площадь, как по волшебству, притихла. Он продвигался вперед, тогда как по-прежнему звучали трубы и раздавалась барабанная дробь. При его приближении каждый отряд разворачивался и присоединялся к кортежу, отчего тот разрастался с каждой минутой.
Когда Густав-Адольф вплотную подъехал к эшафоту, у подножия которого стоял Арман-Луи, он остановился и, сняв шляпу, сказал:
— Господин граф! Перед вами король, вы свободны!
Невообразимый шум поднялся со всех сторон одновременно, и взволнованная, восторженная толпа устремилась вслед за кортежем, увлекая за собой Франца Креса.
Г-ну де ла Герш на миг показалось, что он теряет сознание.
— Сир?! — произнес он.
В лице Густава-Адольфа он узнал графа де Вазаборга, и все другие слова замерли у него на устах.
Король улыбнулся.
— Вашу руку, сударь, — проговорил он. — Я ваш друг: я знаю, что вы сделали в Ла-Рошеле, я знаю, что вы сделали повсюду.
При последних словах, которыми король дал понять, г-ну де ла Герш, что он не забыл ничего в их прежних отношениях, глаза его засверкали так, точно молния отразилась в них. Это был тот молодой король, героический портрет которого рисовал ему Магнус.
Спокойным поклоном Арман-Луи отвечал ему:
— Сир! Его превосходительство господин кардинал де Ришелье, премьер-министр короля Людовика Тринадцатого, поручил мне передать депешу Его величеству шведскому королю, и эта депеша при мне.
26. Партия и реванш
Что же делал барон Жан де Верт, когда в Карлскроне происходили события, полностью разрушившие затейливую стратегию его планов? Он поджидал короля на дороге, по которой ночью должен был проехать Густав-Адольф, покидая войсковой лагерь, и которая вела в Эльфснат.
Он приехал туда на рассвете.
Ни единого облачка пыли не появилось, насколько мог видеть глаз, только несколько крестьян медленно брели по дороге. Жан де Верт сидел под деревом и ждал.
И когда солнце уже поднялось над горизонтом, на дороге ещё никого не было.
«Это странно», — подумал барон.
От нетерпения он принялся ходить туда-сюда. Прошел ещё час, но по-прежнему никаких признаков того, что приближается кавалерийский отряд, и в помине не было.
Наконец показался всадник в королевской ливрее. Жан де Верт побежал ему навстречу и принялся расспрашивать его.
— Сегодня на рассвете король поехал по Карлскронской дороге, — ответил мимоходом гонец.
Известие о том, что Густав-Адольф окажется в Карлскроне в тот же день, когда должны будут казнить г-на де ла Герш, стала для него неожиданностью, которая могла иметь опасные последствия для планов Жана де Верта.
Не теряя ни минуты, он помчался к королевской резиденции.
Жан де Верт был из тех людей, которые не отчаиваются до последнего, даже когда, кажется, уже все потеряно.
Он въехал в Карлскрону в момент, когда королевский кортеж был там. Жан де Верт, увидев Густава-Адольфа, галопом помчался к нему. В любом случае он хотел увидеть то, что должно было произойти: судьба, быть может, давала ему шанс обратить происходящее в свою пользу.
Дважды он пытался приблизиться к королю, учтиво приветствуя его; взгляд Густава-Адольфа показался ему таким холодным, что, несмотря на свою наглость, Жан де Верт не осмелился подойти к нему.
Когда он оказался перед эшафотом и сразу увидел спасенного Армана-Луи, а руку соперника — в руке короля, на мгновение Жан де Верт, — который был не в первом ряду, — потерял всякую надежду. Арман-Луи освобожден — и Адриен теперь не будет принадлежать ему, а Жан де Верт любил её искренне, может, не так, как сам г-н де ла Герш любит её, но с пылом тигра, остервеневшего от запаха близкой добычи, и вовсе обезумевшего, когда её у него отнимали.
Как часто происходит в подобных случаях, любовь его была порождением обостренной гордыни.
И надо же такому случиться, чтобы в один день погибли плоды стольких усилий! Жан де Верт не мог с этим смириться.
В течение нескольких минут, которые недавно казались ему вечностью, г-н де ла Герш, неожиданно вырванный из лап смерти, говорил Густаву-Адольфу о поручении кардинала де Ришелье — о письме для воинственного шведского властителя.
— Ну что ж, господин посол, — сказал король Арману-Луи, — извольте следовать за мной. Я направляюсь в Эльфснаб на смотр пехотного корпуса, набранного там. Вы будете меня туда сопровождать и подарите мне три приятных дня.
От этих нескольких слов короля Жана де Верта прямо-таки затрясло, но он не пропустил ничего. План, на который он решился, а вернее партия, которую он решил сыграть, зависела от ответа г-на де ла Герш.
Арману-Луи хотелось бы теперь помчаться к Адриен, броситься к её ногам, сказать ей, что любит её, что будет любить всегда. Но разве мог он отказаться поехать в Эльфснаб по просьбе короля, только что спасшего его?
— Сир! Я в распоряжении Вашего величества, — сказал он, подавив тяжелый вздох.
Удовлетворением и радостью наполнилась грудь Жана де Верта. Заметив г-на де Парделана, затерявшегося в толпе, он инстинктивно поддался неожиданной идее, только что пришедшей ему в голову.
«Смелей за дело, и мадемуазель де Сувини будет моей!» — подумал он.