Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему, стр. 41
— Это урок? — в бешенстве вскрикнул он.
— Возможно, — ответил Арман-Луи.
— Впервые в жизни мне преподают нечто подобное, — продолжил тот, поднимаясь из-за стола. — Но прежде чем давать уроки тому, кто не хочет их брать, вы хорошо поступили бы, мой молодой петушок, если бы вооружились шпагой.
И рапира солдата уже сверкнула в воздухе.
— Об этом не беспокойтесь! — сказал Арман-Луи. — Кому нужна рапира, тот всегда найдет её.
Сорвав саблю, висевшую на стене, он стал в позу защиты.
Любопытные завсегдатаи, побросав стаканы и трубки, окружили их.
— Ну что, прелестный скворушка! Сейчас ты узнаешь, каково петь перед Магнусом! — прорычал солдат.
И в диком гневе он набросился на Армана-Луи, взмахнув шпагой.
Трактирщица, не по своей вине невольно ставшая причиной этой ссоры, забилась в угол и принялась молиться.
У Магнуса была крепкая рука и быстрая шпага, но сильное раздражение не позволяло рассчитывать удары. Арман-Луи сохранял хладнокровие, вспоминая сейчас свои прежние сражения с Рено, — и вдруг засмеялся, увидев, как уже после первого удара полетела по комнате черная фетровая шляпа, которая была на голове его противника.
— Хвала вежливости, шляпы долой! — весело сказал он.
Завсегдатаи разразились громким смехом.
Бешенство Магнуса не знало границ. Набычившись, он бросился на противника. Можно было бы сравнить этот момент с боем быка и лисы, которой он норовил вспороть живот с первого броска, но ловкая лиса прыгала, и изворачивалась, а бык, искусанный, изодранный, раненый зубами и когтями, в бессильной ярости брызгал слюной.
Камзол Магнуса превратился в лохмотья, манжеты разорвались, он дважды оказывался обезоруженным и дважды возобновлял попытку. На третий его шпага улетела так стремительно, что вонзилась в потолок.
— Мой бедный друг, — сказал Арман-Луи, — я знаю школу, где детишек учат держать шпагу. Проводить вас туда?
Магнус с вытянутыми, как лапы тигра, руками прыгнул на Армана-Луи и завопил:
— Ах ты ещё и свистишь, дьявольское отродье! Укороти свой язык!
Г-н де ла Герш уже готов был к этому движению солдата, намеревавшегося на этот раз покончить с ним. Не сходя с места, он подождал его, неожиданно ловко поднырнул под руки Магнуса и, сжав его с исполинской силой, поднял и грохнул об пол.
— Господи, да он умер! — испугалась трактирщица.
— Успокойтесь, прелестное дитя, негодяи такого внушительного роста не умирают вот так, — успокоил её Арман=Луи.
От глубокого вздоха грудь Магнуса поднялась, и его волосатые руки сразу же потянулись к потерянной шпаге. Г-н де ла Герш приставил острие своего клинка к горлу побежденного.
— Может, довольно? — спросил он.
Магнус открыл налитые кровью глаза и какое-то время молча взирал на своего победителя.
— Думаю, да, — ответил он с усилием.
Он медленно встал, дотянулся до своей шпаги и, поглядев на нее, сунул в ножны со словами:
— Ну что, Болтунья,, вот ты и снова со своим хозяином, а теперь умолкни!
Арман-Луи протянул руку старому рейтару:
— Забудем прошлое? — предложил он.
Магнус взял руку дворянина и пожал её так крепко, что стало ясно: жизнь и сила родились в этом человеке одновременно.
— Мой капитан, — сказал он. — Вы не знаете Магнуса. Я показался вам черным, но я могу быть и светлым или в равной степени и тем и другим.
И, водрузив шляпу на свою ушибленную голову, вышел с гордым видом из кабачка.
20. Тигровая шкура и львиное сердце
Арман-Луи подсчитал свои деньги. Вероятно, их не хватало бы на то, чтобы нанять армию, но было достаточно для того, чтобы экипироваться и кратчайшей дорогой отправиться к королю Густаву-Адольфу.
Первейшей его заботой было обзавестись хорошей лошадью, которую он и нашел, сильную и легкую; затем он купил шпагу и, чтобы испытать её закалку, разрубил железный гвоздь; потом выбрал себе камзол из буйволовой кожи, крепкой и мягкой одновременно, а также плащ из добротного зеленого сукна; приобрел пару пистолетов и воткнул их за пояс вместе и кинжалом с коротким, тонким и острым лезвием. «Это все, что мне нужно сейчас, а на будущее у меня есть кольцо графа Вазаборга».
Назавтра с первыми лучами солнца, расцеловав трактирщицу, он покинул кабачок. Было прекрасное теплое утро. Петушок, забравшись на изгородь, постучал крыльями и запел. «Это хорошая примета!», — подумал г-н де ла Герш.
Он не проскакал ещё и мили, как вдруг услышал позади себя топот копыт несущейся галопом лошади, и почти тотчас же увидел огромного Магнуса, возникшего из облака пыли.
— Господин граф, — сказал Магнус, сняв шляпу. — Мне кажется, невозможно забыть того, кого чуть не убил — это я Магнус. Еще в детстве я поклялся принадлежать тому, кто приставит мне кинжал к горлу. Вы победили меня, тем хуже для вас. Я, Болтунья и моя лошадь, мы последуем за вами на край света. Не говорите нет — я предупреждаю вас: я упрям.
Магнус не казался теперь таким задиристым, как накануне. У него было решительное, открытое лицо и что-то беспощадно дерзкое и дикое во взгляде, что не делало его, однако, похожим на солдата удачи. Кроме всего прочего, г-ну де ла Герш понравились его выправка и своеобразные манеры.
— Мой храбрый Магнус! Откровение за откровение, — сказал он. — Я — дворянин, граф, но не богатый вельможа. Возможно, мне придется идти не по гладким дорогам, и, может быть, на службе у меня случится заработать больше тумаков, чем дукатов. Вот и подумай!
— Я никогда не думаю. Для меня не существует препятствий и трудностей, которые бы я уже не прошел, ни неожиданностей, с которыми бы не справился.
— Кроме того, я не знаю толком, куда я иду!
— Отлично! Но мне-то знакомы такого рода странствия. Из них я вышел, к ним и иду.
— Итак, вы настаиваете?
— Неизменно.
— Что ж, по рукам! Мне кажется, что и Болтунье представится случай подышать воздухом.
Магнус, который говорил все это время, держа шляпу в руках, надел ее:
— Господин граф, — уже более спокойно заговорил он, пристраивая свою лошадь сбоку от Армана-Луи. — О Болтунье нельзя судить поверхностно: вчера она была не в настроении, раздражена, кроме того, она работала ради дела, в котором правда была не на её стороне. Потом, когда у неё будет более достойный повод, вы увидите её в действии и отдадите ей должное. Магнус покатался с ней немало, и Болтунья всюду оставила много хороших воспоминаний; кроме того, её хозяин повидал такое, что его мало чем можно удивить. По счастливой случайности, он выпутывался из разных переделок, в которые довольно часто попадал. И, странная вещь, тот же Магнус за метил, что те, кто причинял ему неприятности, плохо кончали: в основном они умирали в лихорадке или после удара шпаги.
— Мне кажется, вы не чрезмерно скромны, не так ли?
— Да, господин граф. Я хвастаюсь. Скромность — это удел лицемеров. Магнус — своего рода философ, только вооруженный как воин; он отбросил в сторону все стесняющие человека качества — скромность или, к примеру, умеренность, эту уродливую добродетель скупердяев, которых почему-то называют экономными. Болтунья заменила ему все это: и Магнус должен признаться, что никогда она не заставляла его испытывать в чем-либо недостатка.
Эта манера его новобранца говорить о себе в третьем лице заставила улыбнуться Армана-Луи.
— По-моему у Магнуса, моего философа, ярко выраженное уважение к самому себе? Это уже кое-что! — удовлетворенно заметил Арман-Луи.
— Да, Магнус по-своему ценит себя, и потом, господин граф, это дело привычки. Когда бродят по свету почти всегда в одиночку, привыкают воспринимать самого себя как друга и наперсника: так я узнал, кто я есть, и я очень люблю себя.
— Вы человек со вкусом, мэтр Магнус.
— Это и мое мнение, господин граф.
Таким образом беседуя, г-н де ла Герш довольно быстро узнал, что его спутник воевал почти во всех странах старой Европы: в Трансильвании с Бетлем Габором, в Польше с королем Сигизмундом, в Италии с Торквато Конти, в Стране Басков с принцем Оранжем, в Пфальце с графом Мансфельдом, который без государства, без армии, без средств вел кампанию против принцев-суверенов; в Брандербурге и Померании — с королем Кристианом, в Вестфалии и Швабии — с герцогом Брунсвиком, который, влюбившись в придворную даму, носил одну из её перчаток в своей шляпе и писал на своих знаменах гордый девиз «Все для Бога и для нее»; в Баварии и Силезии — с графом де Тилли, в Богемии — с принцем д`Анхальтом.