Тяжелый рок, стр. 19

Нильсон метнулся вперед и захлопнул дверь.

– Убрать его под кровать! – рыкнул он.

Баренга поспешил поднять пухленького официанта под мышки.

– Филандер, помоги же, – сказал он обиженно.

Спрыгнув с кровати, Филандер взял мертвого официанта за ноги.

– Не надо было этого делать, старик, – обратился Филандер к Ласе Нильсону.

– Заткнись, – сказал Нильсон. – Теперь нужно поторапливаться. Официанта хватятся. Прежде чем спрятать его, снимите с тела куртку.

Баренга стал расстегивать пуговицы.

– Скажи-ка, – сказал Нильсон, – а ты носишь какие-нибудь штаны под этой идиотской простыней, в которой ты расхаживаешь?

Баренга потряс головой.

– Тогда снимай с него и штаны.

Баренга с Филандером раздели официанта, и Баренга поднялся с пиджаком и штанами, перекинутыми через руку. Закатив тело официанта под кровать, Филандер расправил покрывало, чтобы все выглядело аккуратно, и никому не пришло в голову просто так заглянуть под кровать.

– Ну, кто из вас хочет сыграть роль официанта? – спросил Нильсон.

Баренга посмотрел на Филандера. Филандер посмотрел на Баренгу. Оба молчали. Изображать официанта казалось ничуть не лучше, чем танцевать чечетку на арбузной корке.

– Один из вас должен отвезти эту тележку с едой наверх в номер 1821. Ну, кто?

Баренга посмотрел на Филандера. Филандер посмотрел на Баренгу.

Баренга посмотрел на Филандера и тут услышал опять этот жуткий щелчок и застыл от страха. Раздался шипящий хлопок выстрела, и прежде чем Филандер упал на пол, из его левого виска брызнула кровь.

– По-моему, он был слишком глуп, чтобы сойти за официанта, – сказал Нильсон повернувшемуся к нему Баренге. – Надевай униформу, да пошевеливайся. У нас мало времени.

Чтобы показать свою преданность и надежность, Баренга решил не медлить. За двадцать две секунды он стащил с себя дашики и облачился в пиджак и брюки.

Закатив Филандера под кровать, где стало уже тесновато, Нильсон повернулся и оглядел Баренгу.

– По-моему, большинство официантов носит сорочки, – заметил он. – Я еще ни разу не видел, чтобы кто-нибудь из них надевал куртку на голое тело.

– У меня нет рубашки, – сказал Баренга. – Но если хотите, я поищу, – поспешно добавил он.

Нильсон покачал головой.

– Не стоит, – ответил он. – Вид форменной куртки сделает свое дело. Пошли.

Они поднялись на пустом служебном лифте. На восемнадцатом этаже Нильсон вышел и, осмотревшись, сделал знак Баренге, чтобы тот следовал за ним.

Баренга медленно вывез тележку на устланный ковровым покрытием пол и покатил по коридору на почтительном расстоянии – в трех шагах – следом за Нильсоном. Этот белокожий был резким парнем. Баренга будет держать ухо востро. Белый действовал неправильно. Слишком часто нажимал на курок. Очень он целеустремлен. В его взгляде было нечто от работника социального обслуживания, который всегда готов все сделать и устроить, и у него все получается, потому что он любит свое дело. Они всегда чертовски уверены в себе и так преданы своему делу, ну, как… как священники. Но когда ты под угрозой ножа обратишься к ним в трудную минуту за финансовой помощью, до них вдруг доходит, что все не так просто, как они считали. По крайней мере те, что поумнее, это уже поняли. А дураки, которых большинство, никогда ничего не поймут. Но этот был забавный тип, потому что много знал, хотя в глазах была такая же одержимость.

Остановив столик, Баренга подошел к Нильсону, который подозвал его пальнем.

– Сейчас ты постучишь в дверь, а когда тебе ответят, скажешь, что ты – официант. Когда дверь откроют, я все сделаю сам. Усвоил?

Баренга кивнул.

Глава десятая

Всего в нескольких футах кивнул еще один человек.

Находившийся через стену от Нильсона и Баренги, Чиун выключил телевизор. Закончилась очередная серия его любимой «мыльной оперы». Устроившись в позе лотоса, он закрыл глаза.

Он знал, что Римо отправился на поиски этой назойливой девчонки. Он несомненно ее найдет; бесполезно надеяться на ее исчезновение. Это было бы слишком просто, а в Америке ничего просто не делается.

«Очень странная страна», – думал он, прикрыв глаза. Чиун слишком долго работал на разных «императоров», чтобы верить в превосходство народных масс, но в Америке с массами было все в порядке. Каждый может жить счастливо, лишь бы его никто не трогал. Этого и хотели американцы – чтобы их оставили в покое. Насколько Чиун мог судить, как раз этого-то они и не имели. Напротив, общество лезло к ним в душу со своими реформами и улучшениями, что привело к напряженности и неприятностям.

Другое дело Синанджу – крохотная деревушка, родина Чиуна, где он не был уже много лет. Да, по американским меркам жили там бедно, но люди были гораздо богаче во многих отношениях. Каждый жил своей жизнью и не лез в жизнь других. А о бедных, пожилых, немощных и детях заботились. Для этого не требовалось ни социальных программ, ни обещаний политиков, ни длинных речей – лишь доходы от искусства Мастера Синанджу. Более тысячи лет те, кто не могли прокормиться сами, жили за счет оплаты смертоносных услуг Мастеров, нанимавшихся на службу в качестве убийц.

Таковы были и обязанности Чиуна. Сидя с закрытыми глазами, на грани сна он думал о том, что такую жизнь можно назвать честной, справедливой и обеспеченной. Мастер Синанджу всегда выполнял свои задачи, а «императоры», которым он служил, всегда платили. Теперь таким «императором» был для него доктор Смит, возглавляющий КЮРЕ, шеф Римо. И доктор Смит тоже платил.

Почему Америка не может решить свои социальные проблемы столь же эффективно, как решила проблему наемных убийц? Однако это было бы слишком просто, а простота не свойственна белым людям. И они не виноваты, что такими рождаются.

Чиун услышал стук в дверь, но решил не открывать. Если это Римо, он и сам войдет. Если кто-то ищет Римо или эту девушку, а их здесь нет, то и открывать нет смысла. Закрытая дверь говорит сама за себя.

Тук! Тук! Тук! Стук стал громче. Постараемся не обращать внимания.

– Эй! Это официант! – заорали в коридоре за дверью. Тук! Тук! Тук!

Если этот человек будет долго стучать, он в конце концов устанет настолько, что для подкрепления сил съест то, что привез. Это и послужит ему наказанием. Чиун продолжал дремать.

Стоявший за дверью Ласа Нильсон взялся рукой за ручку и повернул ее. Дверь бесшумно открылась.

– Никого нет, – сказал он. – Завози сюда тележку, и подождем.

– А зачем тележка-то?

– Чтобы объяснить наше присутствие в номере.

Чиун слышал, как открылась дверь, слышал голоса, к когда Нильсон с Баренгой вошли в номер, он встал и повернулся к ним.

Нильсон заметил, как плавно тщедушный Чиун, словно струясь, поднялся с пола и повернулся. В этих движениях что-то показалось ему знакомым и заставило поднести руку поближе к карману куртки, где лежал маленький револьвер.

– Эй, ты, старик, почему не открываешь? – рыкнул Баренга.

– Тихо, – скомандовал Нильсон и, обращаясь к Чиуну, спросил: – Где она?

– Ее нет, – ответил Чиун. – Куда-то отправилась.

Он сложил руки на груди, покрытой светло-зеленой тканью кимоно.

Нильсон кивнул; он следил за неторопливыми движениями рук Чиуна. В них не было никакой угрозы.

– Проверь комнаты, – бросил он Баренге. – Посмотри под кроватями.

Баренга отправился в первую спальню, а Нильсон вновь перевел взгляд на Чиуна.

– Мы, кажется, знаем друг друга, – сказал Нильсон.

Чиун кивнул.

– Я о вас знаю, – ответил он, – но не думаю, что вы знаете меня.

– У нас одно и то же ремесло, – продолжил Нильсон.

– Профессия, – поправил Чиун. – Я не сапожник.

– Ну что ж, профессия так профессия, – слегка улыбнувшись, согласился Нильсон. – Вы ведь здесь тоже для того, чтобы убить девчонку?

– Я здесь для того, чтобы спасти ее.

– Жаль, – сказал Нильсон, – но вы проиграли.

– Всему свое время под солнцем, – ответил Чиун.