Реверс, стр. 81

* * *

У подножия Священного камня охотники оставили завернутые в пальмовые листья лучшие куски вчерашней добычи. Нужно было еще дождаться, когда женщины племени, в свою очередь положив возле камня принесенную ими снедь, повалятся на колени, провоют хвалебный гимн двум божествам и удалятся. Тогда боги слезут с камня и насытятся. Очень могущественные, очень нужные племени боги, спустившиеся с неба, чтобы научить людей добывать огонь и ставить ловушки на свирепых хищников.

— Хлеба хочу, — тихонько пожаловалась Алена.

— Белого? — улыбнулся Макс.

— Лучше черного. С солью.

— Скажи спасибо, что слизняков и гусениц нам больше не приносят. Сообразили, что корешки и дохлых ящериц мы не едим, — скажи второе спасибо. Богиня!

— От бога слышу. Между прочим, теперь я точно знаю: добрая половина легенд разных народов о сошествии с неба богов — не выдумки. Древние проводники развлекались.

— Из Очага?

— Откуда угодно. В «ромашке» полно миров.

— Что-то я не встречал в «ромашке» миров, более развитых, чем Земля…

— А с чего ты взял, что скорость прогресса во всех мирах одинакова? Для какого-нибудь охотника из земного палеолита неолитический человек из продвинутого мира — уже бог. Он может в камне дырку провертеть. А сейчас в том продвинутом мире феодализм, рыцари с копьями…

Макс промолчал — не хотелось спорить попусту. Дикарки голосили и простирали к богам руки. Ну хватит, хватит, хотелось сказать ему. Уйдите, надоеды. Есть хочется.

Еще один мир, но и тут нет покоя. А где покой, там либо голодно, либо грустно. В Гомеостате можно найти покой, но это покой могилы. Нет уж…

Он так и не вернулся туда, несмотря на просьбы Алены. Отчаянная женщина! Ведь понимала, что первое время была для него только раздражителем, и до чего же порой хотелось завести ее хоть в Гомеостат, хоть в любой другой мир и там бросить! Но ведь не бросил… привык к ней…

Стерпится-слюбится — так, кажется, говорится на ее родном языке?

Что ж, и стерпелось, и слюбилось. Ну почти. Алена прилипла к нему, как пластырь, и чудом продержалась до того времени, как он разглядел в ней женщину, а не просто помеху. К его удивлению, она не спешила привлечь его к себе сексом. Распустил однажды руки — и получил по рукам:

— Тебе что, любая давала в Гомеостате твоем? Привык?

Алена не скрывала, что служит в пограничной страже Центрума. Не скрыла и того, что посвоевольничала, ринувшись за Максом без приказа, а только понимая общую задачу. Наверное, Макс все-таки отделался бы от настырной девчонки, не окажись она прямо-таки кладезем полезных сведений о Центруме и Земле. О других мирах «ромашки» она знала мало, и знания приходилось добывать эмпирическим путем. Иной раз бывало очень любопытно. Но дважды пришлось спешно уносить ноги. Возможность умереть навсегда теперь не столько пугала, сколько делала жизнь острее и интереснее.

Очень скоро Макс обнаружил, что уже не в состоянии впитывать в себя новые знания подобно губке. «Со всеми так бывает, — успокаивала Алена, нисколько не удивившись. — Странно, что в тебе вновь открылась повышенная способность к обучению. Гомеостат виноват, да?»

Наверное, он. Больше некому. Переделал, перелопатил личность. И кое-что вернул на нулевую отметку.

Но памяти о прошлой жизни не вернул. Иногда Макс вспоминал какие-то обрывки — смутно, как сквозь дымовую завесу. Мелькали дни, недели, миры — и таяла надежда вспомнить все.

Ева — так звали ту черноволосую. Он узнал ее, увидев, и даже кое-что вспомнил, но не ощутил в себе ничего, кроме недоумения: зачем она? Неужели хочет быть рядом? Он не хотел этого и не мог — единственный катящийся камень среди миллионов неподвижных. Чирк! — высек искры и покатился дальше.

Теперь и путешествие из мира в мир — всякий раз через Центрум — стало надоедать. Если бы не Алена — давно бросил бы, забился бы в какую-нибудь щель…

Алена… Теперь — единственная и любимая. Кажется, даже любящая.

Не с первого взгляда началось — с тысяча первого. Ну и что? Бывает и так. Даже прочнее получается.

Но что для нее теперь важнее — любимый мужчина или служебный долг? Макс не знал. Сто раз хотел спросить и не решался сделать ей больно.

А она не форсировала, как Теодор, Патрик и Рафаэль, не говоря уже о безымянном китайце. Не скрыла, кто она такая и чем занимается, но действовала больше намеками. Рассказывала о пограничниках Центрума, о великой задаче защиты Земли… Макс видел, чего она хочет. Самому было интересно: как скоро ее прорвет?

Дикарские женщины наконец бросили выть свой гимн живым богам, отползли на карачках на достаточное расстояние, встали, ушли. Через минуту на Священной поляне племени не осталось никого. Не исключено, впрочем, что кто-нибудь подглядывал за богами из-за кустов, но Максу было плевать.

Он слез с камня и, разогнав мух, развернул пальмовые листья. Какого зверя мясо принесли дикарки в качестве подношения, понять было невозможно. Вдобавок опять не дожарили.

Есть что-то расхотелось.

— Будешь? — Он протянул мясо Алене.

Отрезав кусочек и пожевав, она вздохнула:

— Хлеба хочу.

— Повторяешься, — усмехнулся он.

— Тебе здесь тоже надоело, — парировала она. — И ты тоже хочешь хлеба с солью.

Положим, в этом она была права. Но что скажет дальше?

Ничего не сказала, умница. Ждала, что скажет он. А он понимал, что не может длиться вечно это скитание из мира в мир.

Во всяком случае, отсюда пора уходить, пока троглодиты не захотели от своих богов слишком многого.

Он так и сказал.

— В Центрум, а? — оживилась Алена.

— А дальше?

— Зачем дальше? Пока просто в Центрум. Ты возвращался туда уже раз двадцать, а знаешь его плохо.

— Я настолько нужен твоим сослуживцам? — прямо спросил Макс, каменея.

— Мне больше, чем им, — ответила она, и он оттаял. Покачал головой:

— Я не гожусь в пограничники.

— Да я уже поняла. Тебе было хорошо на заводе в Цурхе. Маслом пахнет, пар шипит, железки звякают, рабочие снуют вроде муравьев… Ты проработал там один день и решил, что это твое. А если бы проработал месяц? Год?

— Не знаю, — сказал Макс, — не пробовал.

— Это можно устроить.

— Где? Как?

— Не в Сургане, конечно. И не на заводе. По-твоему, пограничники занимаются только тем, что шерстят торговцев? Я говорю о «Грозящем». Мы впятером захватили его, экипаж бежал. Если штаб не воспользовался этим случаем, чтобы окончательно вывести бронепоезд из-под контроля железнодорожников, то в штабе сидят идиоты. Но там нет идиотов, это точно. Машинистом быть сумеешь?

— Наверное. Если подучусь.

— А хочешь?

Макс задумался. Соблазнительное предложение… Но что ж Алена раньше-то молчала?

Или ждала, пока он созреет?

Не сознается ведь. Глупая женщина кричит на мужчину — умная тихо гнет свою линию. Алена — из умных.

— Ну, допустим, хочу, — сказал он. — В смысле, можно попробовать. А ты?

— Не волнуйся. — Она погладила его по щеке. — Я буду рядом.

Эпилог

На станции Волдыри остановились набрать воды. Максу ни о чем не говорило это название, зато у Алены с ним были связаны кое-какие воспоминания. Первым заправился «Грозящий», затем — паровоз охраняемого состава. Брать уголь не стали, его с избытком должно было хватить до самого Ахтыбаха.

Алена не появилась. У командира всегда хватает забот. На то она и Фреза, чтобы снимать стружку с нерадивых. Зато после рейса будет все: и уединенный домик на территории третьей заставы, и баня, и ласки до утра. Удивительно, что за год они нисколько не приелись, радуют, как в первый раз.

Другой был бы счастлив. Вот именно: любой другой, не носящий кличку Прыгун…

До Ахтыбаха дотащились ночью. И только покончив со всеми делами, проверив все посты охраны, Алена сказала отрывисто:

— Есть новости от Мартина. Рыбак и Пантера что-то нашли в Оннели. Возможно, то самое. Передали через Старца. Ты нужен.