Тайна племени голубых гор, стр. 47

— Добрый вечер! — услышала я за спиной.

Я обернулась и увидела перед собой высокую, плоскую как доска, пожилую англичанку. Серые близорукие глаза смотрели за стеклами очков настороженно и отчужденно.

— Мы вас ждали. Мисс Пильджин предупредила нас. — Бледные губы растягиваются в некое подобие улыбки, но глаза сохраняют прежнее выражение. Вежливость и приличие соблюдены. На круглом столе появляются чайник и печенье, аккуратно накрытые белыми салфетками. Чисто вылизанная гостиная с ее салфеточками, вышитыми ковриками, стульями, покрытыми чехлами, вазочками и дешевыми литографиями английских пейзажей на стенах совсем не вяжется с темой нашего разговора.

Тода? В глазах плоской мисс сквозит удивление.

— Вы же из России, при чем тут тода? Я полагала, вас будут интересовать другие вопросы.

— Нет, другие вопросы меня не интересуют.

— Даже наша миссия? Вы ведь против всяких миссий и против христианства.

— Я хотела бы поговорить о тода. Ваша миссия работает среди них.

— О, конечно. Вот мисс Катарина Линг, она многое сделала для них. Царство ей небесное. Она не жалела себя. Многие теперь ей благодарны за это.

— Вы знали ее?

— Я — нет. А вот мисс Китчен, глава миссии, она ее хорошо помнит. Она скоро приедет. Если вы ее подождете, она вам расскажет…

Что сейчас делают среди тода? О, наши силы скромны, но кое-что делаем. Работать очень трудно. Теперь администрация относится к нам враждебно. Когда здесь были наши соотечественники, все было гораздо легче. Английская полиция? О да, они нам хорошо помогали.

И вдруг, сообразив, что сказала лишнее, она умолкает. У подъезда виллы раздается шум мотора, и я вижу, как и окне мелькает по-мужски коротко остриженная голова.

— Кажется, мисс Китчен?

— О да, да! — облегченно вырывается у миссионерки. — Я сейчас ее приглашу.

Она исчезает за дверью и долго не появляется. Оттуда слышен сначала возбужденный шепот, потом чей-то капризный голос и оправдывающийся голос мисс. Наконец она появляется вновь. Серые холодные глаза еще хранят виноватое выражение, дряблые щеки покрыты красными пятнами.

— Очень сожалею, — говорит она, — но мисс Китчен плохо себя чувствует и не может прийти в гостиную.

Я знаю, что это неправда. Плоская мисс тоже знает это. Поэтому так бегают ее глаза за толстыми стеклами очков.

— Передайте мисс Китчен, — говорю я, поднимаясь, — что трусость иногда действительно вызывает физическое недомогание.

— Но… — лепечет мисс, не находя подходящих слов. — Мисс Китчен — образец порядочности.

Миссионерка бессильно опускается на стул и беспомощно моргает близорукими глазами.

— Послушайте, — ее голос становится бесцветным, — хотите посмотреть нашу школу?

Я тотчас же соглашаюсь. Это та школа для "детей несостоятельных родителей", где когда-то училась Ивам Пильджин. Правда, с тех пор ее несколько усовершенствовали, но многое осталось по-старому.

Каждое утро в небольшом полутемном зале школы дети собираются на утреннюю молитву. Они опускаются на колени, и на несколько минут воцаряется молчание. Мисс Масиламани, директор, читает молитву, и дети повторяют за ней. После молитвы завтрак в школьной столовой, где стоят простые деревянные столы. Потом занятия. Классных комнат несколько. Мы идем из класса в класс, и в каждом из них мисс Масиламани поднимает маленьких большеглазых тода. Их в школе около двадцати человек, и все они дети тода-христиан. Я спросила директора, отличаются ли эти дети чем-нибудь от других учеников.

— О да, — живо отозвалась она. — Они наиболее развитые. Материал схватывают на лету, охотно принимают участие в самодеятельности, любят спорт.

— Что они знают о своем племени?

Теперь глаза мисс Масиламани смотрят на меня холодно и подозрительно.

— Они ничего не должны знать об этом развращенном племени. Слава богу, их родители были вырваны нашей миссией из объятий греха. Эти дети — христиане. Пусть забудут, что они тода. Мы не разрешаем им говорить на своем языке. Тамильский — вот их родной язык.

— Но вы ведь сами признаете, — возражаю я, — что дети тода — лучшая часть ваших учеников. По-видимому, здесь играют роль какие-то природные качества, присущие всему племени. Я не думаю, что это плоды христианского воспитания. Для этого необходим более длительный период, чем тот, который был в распоряжении миссии.

— Пути господни неисповедимы, — приводит она неопровержимый аргумент и машет рукой, давая понять, что разговор на эту тему окончен.

В спальнях с низкими потолками стоят в ряд жесткие деревянные топчаны. На них спят только малыши. В распоряжении старших — пол и циновки из рисовой соломы. Дети несостоятельных родителей вполне могут обойтись и этим.

Школа не единственное место в "Данмиаре", где вы можете встретить тода. Здесь существует Промышленный центр тода. Его создала в свое время энергичная Катарина Линг. Женщины тода приходят в центр и получают работу — куски ткани с размеченным узором. Это будущие скатерти и салфетки. За искусно вышитую скатерть миссионеры платят женщинам 5 рупий, а продают ее тут же в Центре за 25 рупий. За салфетку мастерицы получают 2,5 рупии, а миссия — 10 рупий. Таким образом миссионеры грабят каждую неделю около пятидесяти женщин-тода, забыв о "развращенности" и грехах племени. У денег нет религии.

Грабеж на вышивке, пожалуй, самое невинное. Миссия отобрала у тода десятки и сотни акров земли. Там, где сейчас стоит вилла "Данмиар", некогда, стоял зажиточный манд. Там, где расположены картофельные поля тода-христиан, когда-то была священная земля с храмом "по", принадлежавшая роду Карш. Когда вы увидите виллу "Данмиар", не верьте ее мирному и благопристойному виду. Ее обитатели крадут не только души тода, но и то последнее, что есть у племени.

подвижница катарина линг

У мисс Линг был предшественник — преподобный Метц из Базельской миссии. Он был первым миссионером в племени тода. Метц появился в Нилгири в начале прошлого века и провел там не менее тридцати лет. Грузный, с одутловатым красным лицом, в белой рясе и тропическом шлеме, он всегда был чужим в племени язычников. Пыхтя и обтирая пот, он бродил от манда к манду в надежде заслужить себе царство небесное обращением хотя бы одного тода в христианство. Он толковал им об "истинном боге", но его слушали невнимательно и несколько пренебрежительно. Отец Метц был брезглив и никогда не оставался на ночь в манде. Да его особенно и не приглашали. В хижины тода он тоже не рисковал заходить. Там пахло кислым молоком, буйволиным навозом, которым мыли пол, и дымом. Преподобный отец каждый раз подносил к носу надушенный платок, когда чувствовал такой запах. Однажды он попытался войти в хижину, но его неповоротливое тело застряло в узком и низком проходе. Попытки собравшихся тода втолкнуть его внутрь не увенчались успехом. Женщины пытались его вытолкнуть наружу, но тоже потерпели неудачу. Никогда, наверное, ни один миссионер не был в таком щекотливом положении. Полузадушенный Метц вращал глазами, сопел и не мог сдвинуться с места. Непочтительный хохот, раздавшийся в манде, свидетельствовал, что на авторитет в будущем надеяться не приходится. Наконец с большими усилиями Метца извлекли из входа в хижину. Его ободранные бока давали себя знать ноющей болью еще две недели. А потом дела миссионера пошли еще хуже. Метца почему-то невзлюбили буйволы. При виде его они, наклонив тяжелые рога, бросались на проповедника. Он подхватывал подол рясы и проявлял спринтерские способности, несколько неожиданные при его телосложении. Естественно, что это не содействовало популярности "отца" в племени. На его проповеди собиралось не более двух человек, да и те пытались ускользнуть. Метц мучительно думал, с какой стороны подойти к этим язычникам. Он решил взяться за жрецов. Выследив однажды в лесу палола, он хотел ему объяснить, кто такой Иисус Христос. Но тода бдительно наблюдали за каждым шагом странного пришельца. Конфиденциальный разговор Метца со жрецом не состоялся. Ему не разрешили подойти к палолу. Проповеднику вежливо объяснили, что, согласно обычаю, никто не может разговаривать с высшим жрецом.