Разгневанные почтальоны, стр. 31

Встав с постели еще в ночной рубашке, Ибрагим почесал бороду. Компьютер призывал его на утреннюю молитву. На самом деле был полдень, но так как Ибрагим работал в ночную смену, ему разрешалось вместо полуденной молитвы творить утреннюю — и так далее со сдвигом во времени.

Развернувшись в сторону Мекки, Ибрагим опустился на молитвенный коврик и долго пребывал в раздумье.

Помолившись, он сел перед терминалом, экран которого был таким же зеленым, как и стены в квартире. Ибрагим любил зеленый цвет. И не только потому, что это цвет ислама. Зеленый цвет стал хорошим противоядием розовым стенам на его рабочем месте, которые гасили горящий в сердце правоверного огонь страстной непримиримости к врагам ислама.

Добравшись до файла «Врата рая», он обнаружил адресованное ему послание. Оно исходило от Глухого Муллы. Сердце Ибрагима взволнованно забилось.

Заголовок гласил: «Час пробил».

Выведя на экран текст послания, Ибрагим стал торопливо читать.

Мой шахид, день настал, и ты прямиком отправишься в рай. Выполняй задание в соответствии с инструкцией. Не допускай ошибок, — с тобой благословение Аллаха. За твою священную жертву тебе обеспечен пропуск в рай, хотя, как любой правоверный, ты знаешь, что ничем не жертвуешь.

Иль-я Ислам!

Всплеснув руками от радости, Ибрагим Линкольн в последний раз выключил систему и отправился в подвал своего дома.

Там уже лежали наготове большие пластиковые мешки. Ибрагим стал наполнять их взрывчатой смесью, которая должна была катапультировать его прямо в объятия семидесяти двух гурий. Для смеси еще требовался наполнитель, но Линкольн позаботился об этом заранее.

Он вытащил грязный брезентовый мешок из-под почты, который лежал в углу, и поволок к контейнерам.

Открыв мешок, он с большим трудом приподнял его, и под ноги ему тут же хлынул поток старой почтовой корреспонденции.

«Надо же, — думал Ибрагим, — именно почта, которую он должен был доставить, в смеси с дьявольским зельем поможет уничтожить свое же собственное почтовое отделение».

Операция не вызывала никаких затруднений, поскольку чикагская почта располагалась прямо над восьмирядным Конгрешнл-парквей. Не нужно было даже направлять почтовый фургон на стену здания — требовалось только остановиться непосредственно под ним.

При взрыве мрачное десятиэтажное здание лишится опорных колонн, и обломки его обрушатся прямо на восьмирядное шоссе, забитое автомобилями.

Правда, и на самого Ибрагима Линкольна тоже. Что поделаешь, так надо. Для того чтобы, по словам Глухого Муллы, предотвратить распространение так называемой западной заразы. Ибрагим чувствовал себя вправе пролить кровь неверных, ибо, как сказано в Коране, «Аллах не любит неверного». И далее: «Идолопоклонство — хуже, чем убийство».

Да, это будет ужасно, но оставить сотни детей сиротами совершенно необходимо, дабы на обломках Соединенных Штатов построить чистую исламскую теократию. К тому же Ибрагим Линкольн не увидит душераздирающих сцен, поскольку взрыв сразу вознесет шахида в объятия обещанных ему вечных девственниц.

Ибрагим Линкольн как раз размышлял о своей посмертной сексуальной жизни, когда на ступеньках дома вдруг послышались шаги. Дверь распахнулась настежь, и кто-то сбил его с ног.

Один из ворвавшихся прижал Ибрагима коленом к полу, а другие направили на него пистолеты.

— Ибрагим Линкольн?

— Да, я.

— Вы арестованы за подстрекательство к мятежу и террористическую деятельность против Соединенных Штатов.

— Но за это хоть полагается смертный приговор? — подавленно спросил Ибрагим.

— Не сомневаюсь.

— Что ж, это лучше, чем ничего, — изрек Ибрагим, в то время как его заковывали в наручники и поднимали на ноги.

Глава 20

Я стану мучеником! — радостно воскликнул Юсеф Гамаль.

— Вы оба станете мучениками, — сладким персидским голосом пообещал Глухой Мулла. За зеленым стеклом угадывалась лишь его размытая тень.

Едва под сводами великой мечети аль-Бахлаван затихли звуки его голоса, как сразу же началась перепалка.

— Я буду первым! — заявил Джихад Джонс.

— Нет, я! — возразил Юсеф Гамаль.

Глухой Мулла предостерегающе поднял руку.

— Вы вместе войдете в благословенные врата рая.

Джихад Джонс тут же вспыхнул как порох.

— С этим евреем? Никогда!

— Лучше мне расстаться с половиной гурий! — в свою очередь заявил Юсеф.

— Аллах желает, чтобы вы сделали это, и вы сделаете, — нараспев произнес Глухой Мулла.

— Я исполню желание Аллаха, — заверил Гамаль.

В глазах Джихада Джонса блеснула решимость.

— Да. Если Аллах желает, чтобы я умер в одной компании с евреем, то не стоит противиться. Единственное, что меня утешает, — это то, что врата рая захлопнутся за мной и ударят по носу самонадеянного еврея.

— У меня арабский нос! Ты просто завидуешь. Ты сам бы не отказался от такого замечательного носа!

— Вам следует воздержаться от брани, — заявил Глухой Мулла. — Пройдя подготовку, вы оба станете пилотами «Меча Аллаха». Так называется ракета, которая принесет смерть городу, до сих пор не понесшему наказание.

— Я готов, — отозвался Юсеф.

— Я тоже, — торжественно заявил Джихад Джонс.

— К тому, чтобы пилотировать «Меч Аллаха», вы пока не готовы, — возразил Глухой Мулла. — Вы готовы всего лишь умереть.

— Я это и имел в виду, — откликнулся Гамаль.

— По правде говоря, я тоже, — подхватил Джонс.

— Терпение! Мученичество от вас никуда не уйдет. Сначала надо выдвинуть требования к стране неверных.

— Давайте потребуем выслать всех евреев, начиная вот с этого дурака, — с энтузиазмом воскликнул Джихад Джонс, толкая Юсефа в бок локтем.

Глухой Мулла гневно потряс своей слуховой трубкой.

— Замолчи! Сначала мы кое-что потребуем от американского Президента.

— Он упрям.

— А также очень слаб и нерешителен.

— Мы выдвинем свое требование только затем, чтобы все знали, что у нас есть требования. Они или согласятся с ним, или нет. Если нет, запустим «Меч Аллаха» в самое сердце их державы.

— А если согласятся? — забеспокоился Юсеф.

— Тогда выдвинем другое требование, и если они откажутся его принять, «Меч Аллаха» поразит их в самое сердце.

— А если они выполнят и второе требование?

— Придется тогда выдвигать требования одно за другим, пока наконец мы не потребуем невозможного, — не растерялся Глухой Мулла. — В конце концов «Меч Аллаха» поразит их, ибо для этого он и создан.

— А где находится «Меч Аллаха»? — не унимался Гамаль.

— В укромном месте, неподалеку отсюда. Вы увидите его, как только закончите обучение и станете пилотами-мучениками.

— Я живу затем, чтобы умереть! — воскликнул Юсеф.

— За ислам я готов умереть бесчисленное множество раз! — проревел Джихад Джонс.

— Вы умрете в назначенный час. Но сначала надо пройти обучение.

Гамаль встревоженно поднял руку:

— Опять придется сдавать экзамен?

Глухой Мулла покачал головой:

— Письменных экзаменов не будет.

— Вот и хорошо. Терпеть не могу письменных экзаменов, — отозвался Юсеф и снова поднял руку. — А жульничать можно?

— В таком деле нельзя.

— Ох! — только и произнес Юсеф Гамаль. Оставалось лишь надеяться, что он справится и без обмана. Юсеф очень хотел умереть. Сама мысль о том, что несчастные семьдесят две гурии изнывают без него в раю, была ему невыносима.

Глава 21

Самолет на Бостон вовремя оторвался от земли и вовремя подлетел к аэропорту Логан.

Над Пенсильванией машина стала снижаться, и Римо услышал, что пилот обещает скорую посадку.

— Мы сейчас разобьемся, — сказал Римо мастеру Синанджу.

— С чего ты взял? — спросил Чиун и быстро взглянул на крыло за окном, пытаясь найти признаки разрушения несущих конструкций.

— Самолет не может ни с того ни с сего лететь точно по расписанию. Просто Бог пытается скрасить наши последние часы на земле.