А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.8, стр. 8
— А я-то здесь при чем? — просипел Малянов.
В ответ Игорь Петрович подробно рассказал, как строилась баллистическая кривая и как была обнаружена пуля, прошедшая навылет и застрявшая в стене.
— Но я-то, я-то здесь при чем? — спрашивал Малянов, истово ударяя себя в грудь. К этому моменту они уже выпили по третьей.
— Но вам его жалко? — спрашивал Игорь Петрович. — Жалко его вам?
— Жалко, конечно… Он был отличный мужик… Но я-то! Меня-то вы почему? Я и пистолета сроду в руках не держал! Я же невоеннообязанный… по зрению…
Игорь Петрович его не слушал. Он подробно рассказывал, как следствию удалось в короткие сроки выяснить, что покойный Снеговой был левша, и очень странно, что застрелился он, держа пистолет в правой руке.
— Ну да, ну да! — согласился Малянов. — Арнольд Палыч действительно был левша, я тоже это знаю, могу подтвердить… Но я-то… Я ведь спал всю ночь! А потом, зачем я его буду убивать, сами посудите!
— Ну а кто же? Кто? — ласково спросил Игорь Петрович.
— Откуда мне знать? Это вы должны знать, кто!
— Вы-с! — гнусно-вкрадчивым голосом Порфирия произнес Игорь Петрович, разглядывая Малянова сквозь рюмку одним глазом. — Вы и убили-с, Дмитрий Алексеевич!..
— Кошмар какой-то… — пробормотал Малянов беспомощно. Ему хотелось заплакать от отчаяния.
И тут легкий сквознячок потянул по комнате, шевельнул сдвинутую штору, и яростное пополуденное солнце, ворвавшись в окно, ударило Игоря Петровича прямо по лицу. Он зажмурился, заслонился растопыренной пятерней, подвинулся в кресле и торопливо поставил рюмку на стол. Что-то с ним случилось. Глаза часто замигали, на щеки набежала краска, подбородок дрогнул. «Простите… — прошептал он с совершенно человеческой интонацией.
— Простите, Дмитрий Алексеевич… Может быть. вы… Как-то здесь…»
Он замолчал, потому что в Бобкиной комнате что-то грохнуло и разлетелось с длинным дребезгом.
— Это что такое? — спросил Игорь Петрович, насторожившись. Души человеческой снова не было в его голосе.
— Это там… один человек… — проговорил Малянов, так и не успев понять, что же произошло с Игорем Петровичем. Совсем другая мысль вдруг осенила его. — Слушайте! — вскричал он, вскакивая. — Пойдемте! Вот, пожалуйста, там подруга жены! Она подтвердит!.. Всю ночь спал, никуда не выходил…
Толкаясь плечами, они устремились в прихожую.
— Интересно, интересно… — приговаривал Игорь Петрович. — Подруга жены… Посмотрим!
— Она подтвердит… — бормотал Малянов. — Сейчас увидите… Подтвердит…
Они без стука ворвались в Бобкину комнату и остановились. Комната была прибрана и пуста. Лидочки не было, постели на тахте не было, чемодана не было. А под окном, рядом с осколками глиняного кувшина (Хорезм, XI век) сидел Калям с необыкновенно невинным видом.
— Это? — произнес Игорь Петрович, указывая на Каляма.
— Нет… — ответил Малянов глупо. — Это наш кот, он у нас давно… Позвольте, а где же Лидочка? — Он оглянулся на вешалку. Белого пыльника тоже не было. — Она ушла, наверное…
Игорь Петрович пожал плечами.
— Наверное, — сказал он. — Здесь ее нет.
Тяжело ступая, Малянов подошел к разбитому кувшину.
— С-скотина! — сказал он и дал Каляму по уху.
Калям шарахнулся вон. Малянов присел на корточки. Вдребезги. Какой хороший кувшин был…
— А она у вас ночевала? — спросил Игорь Петрович.
— Да, — сказал Малянов мрачно.
— Когда вы ее видели в последний раз? Сегодня?
Малянов помотал головой.
— Вчера. То есть, собственно, сегодня. Ночью. Я ей простыни давал, одеяло… — Он заглянул в Бобкин ящик для постельного белья. — Вот. Все тут.
— Давно она у вас живет? — спросил Игорь Петрович.
— Вчера приехала.
— А вещи ее здесь?
— Не вижу, — сказал Малянов. — И пыльника ее нет.
— Странно, верно? — сказал Игорь Петрович.
Малянов молча махнул рукой.
— Ну и черт с нею, — сказал Игорь Петрович. — С этими бабами одна морока. Пойдемте еще по рюмочке…
Вдруг входная дверь распахнулась… и в прихожую…»
6. «…дверь лифта, загудел мотор. Малянов остался один.
Долго стоял он на пороге Бобкиной комнаты, привалившись плечом к косяку и ни о чем в общем не думая. Появился откуда-то Калям, прошел, нервно подрагивая хвостом, мимо него, вышел на площадку и принялся лизать цементный пол.
— Ну, ладно, — сказал Малянов наконец, оторвался от косяка и прошел в большую комнату.
Было там накуренно, сиротливо стояли три синие рюмки на столе — две пустые и одна наполовину полная, солнце уже добиралось до книжных полок.
— Коньяк унес… — сказал Малянов. — Это надо же!
Он немного посидел в кресле, допил свою рюмку. За окном грохотало и фырчало, через открытые двери доносились с лестницы детские вопли и шумы лифта. Пахло щами. Потом он встал, протащился через прихожую, ударившись плечом о косяк, выволокся нога за ногу на лестничную площадку и остановился перед дверью квартиры Снегового. Дверь была опечатана, и на замке стояла большая сургучная печать. Он осторожно коснулся ее кончиками пальцев и отдернул руку. Все было правдой. Все, что случилось, — случилось. Гражданин Советского Союза Арнольд Павлович Снеговой, полковник и загадочный человек, ушел из жизни».
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
7. «Он помыл и поставил на место рюмки, убрал черепки в Бобкиной комнате и дал Каляму рыбы. Потом взял высокий стакан, из которого Бобка пьет молоко, вбил туда три сырых яйца, накрошил хлеба, обильно засыпал солью и перцем и перемешал. Есть ему не хотелось, он действовал механически. И он съел эту тюрю, стоя перед балконным окном и глядя на залитый солнцем пустой двор. Даже деревья не удосужились посадить. Хоть одно.
Мысли его текли вялой струйкой, да и не мысли это были, собственно, — так, обрывки какие-то. Может быть, это такие новые методы следствия, думал он. Научно-техническая революция и вообще. Непринужденность и психическая атака… Но насчет коньяка — как-то совсем непонятно. Игорь Петрович Зыков… или Зыкин? Ну, это он мне сам так представился, а вот что у него было в документе? Мазурики! — подумал он вдруг. Спектакль со мной разыграли ради полбутылки коньяка…
Нет, Снеговой умер, это ясно. Снегового я больше не увижу. Хороший был человек, только какой-то нелепый. Какой-то он всегда был неустроенный… особенно вчера. А ведь кому-то он звонил… звонил он кому-то, что-то хотел сказать еще, объяснить, предупредить о чем-то. Малянова передернуло. Он поставил в мойку грязный стакан — эмбрион будущей кучи грязной посуды. Здорово Лидочка кухню убрала, все так и сверкает… А он меня предупреждал насчет Лидочки. Действительно, с этой Лидочкой как-то непонятно…
Малянов вдруг бросился в прихожую, поискал под вешалкой и нашел записку от Ирки. Нет, ерунда. Все правильно. И почерк явно Иркин, и манера ее… И вообще, вы подумайте: ну на кой ляд убийце мыть посуду?..»
8.»…у Вальки был занят. Малянов положил трубку и растянулся на тахте, уткнувшись носом в жесткий ворс. У Вальки ведь там тоже что-то не в порядке. Истерика какая-то… Вообще с ним такое случается. Либо со Светкой поругался, либо с тещей… Что-то он у меня спрашивал, странное что-то… Эх, Валька, мне бы твои заботы! Нет, пускай приезжает. Он в истерике, я в истерике — глядишь, вдвоем что-нибудь и придумаем… Малянов снова набрал номер, и снова оказалось занято. Ч-черт, как время бездарно проходит! Сейчас бы самое работать и работать, а тут вся эта пакость.
И вдруг кто-то кашлянул в прихожей у него за спиной. Малянова как ветром снесло с тахты. И зря, конечно. Никого там, в прихожей, не было. И в ванной тоже. И в сортире. Он проверил замок, вернулся на тахту и тут обнаружил, что колени у него дрожат. Ч-черт, нервы сдали. А этот тип еще убеждал меня. что похож на человека-невидимку. На глисту ты похож очкастую, а не на человека-невидимку! Он еще раз набрал телефон Вальки, бросил трубку и стал решительно натягивать носки. От Вечеровского позвоню. Сам виноват, что все время треплется… Он натянул чистую рубашку, проверил в кармане ключи, запер за собой дверь и побежал вверх по лестнице.