Душа императора (ЛП), стр. 18

Приходилось кое-что додумывать, опираясь на имеющиеся факты, в душу нужно было вдохнуть страсть, нельзя оставлять её пустой. Очень личные моменты и очень яркие. Она ощущала себя всё ближе к Ашравану, добавляя эти детали. Не в смысле подглядывания за ним, а будто становясь частью его самого.

Теперь Шай вела две книги. В первой лишь общие пометки, без деталей, из-за чего складывалось впечатление, что она ужасно не успевает. Вторая была настоящей, но выглядела как пачка бесполезных и хаотично собранных записей.

Она действительно отставала, но не настолько, насколько казалось из первой книги. Хотелось бы верить, что эта уловка позволит выкроить ещё несколько дней, прежде чем Фрава нанесёт удар.

Ища нужную ей заметку, Шай перечитала один из списков, описывающих план побега. Она сомневалась. Во-первых, необходимо разобраться с кровавой печатью на двери, говорилось в зашифрованной записи. Во-вторых, заставить охранников хранить молчание. В-третьих, вернуть знаки сущности. В-четвертых, сбежать из дворца. В-пятых, бежать из города.

Шай в деталях расписала, как осуществить каждый из этих пунктов. О нет, планы побега она не забросила, по крайней мере, не полностью.

Её отчаянные попытки закончить душу занимали большую часть времени. «Еще неделя, — сказала Шай себе, — если я управлюсь за неделю, то закончу на пять дней раньше крайнего срока. Тогда можно бежать!»

День девяносто седьмой

— Эй, — произнёс Харли, наклоняясь. — Что это?

Харли был крепким Бойцом, который казался глупее, чем был на самом деле. Подобный визуальный обман помогал ему выигрывать в карты. У него двое детей — девочки не старше пяти лет, но такая мелочь не мешала ему ходить налево с одной из стражниц.

В глубине души Харли хотел стать плотником, пойти по стопам отца. А ещё он пришел бы в ужас, обнаружив, как много Шай о нём знает.

Он подобрал лежащий на полу лист бумаги. Клеймящий только что ушёл. То было утро девяносто седьмого дня заключения, и она решила привести свой план в исполнение. Пора выбираться отсюда.

Печать императора была незакончена. Пока. Одна бессонная ночь работы, и всё будет готово. В любом случае, план требовал подождать ещё ночь.

— Костлявые пальцы, должно быть, уронил его, — произнесла Юил, уходя. Она была другим охранником в утренней смене.

— Что это? — спросила Шай из-за стола.

— Письмо, — буркнул Харли.

Оба охранника затихли, увлечённые чтением. Все Бойцы во дворце были грамотными. Это требовалось от любого имперского государственного служащего, по крайней мере, второго эшелона.

Шай сидела тихо, вся в напряжении, попивая лимонный чай и заставляя себя дышать ровно. Старалась расслабиться, несмотря на то, что это было последним делом, которым она хотела бы заняться. Шай знала содержимое письма наизусть. В конце концов она сама его написала, а затем аккуратно обронила позади Клеймящего, как только он вышел.

«Брат, — говорилось в письме. — Я почти завершил свои дела здесь, и награда, которую я получил, может поспорить с полученной Азалисом за его работу в Южных Провинциях. Пленница, которую я охраняю, едва ли стоит этих усилий, но кто я такой, чтобы рассуждать, за что мне платят такие деньги. Скоро я вернусь. С гордостью сообщаю, что мое второе задание успешно выполнено. Я определил несколько способных воинов и собрал необходимые образцы — волосы, ногти и несколько личных предметов. Уверен, очень скоро у нас появится собственная стража».

Письмо продолжалось на обеих сторонах листка, чтобы не вызывать подозрений. Шай дополнила его рассказами о дворце, включая вещи, которые ей самой знать не полагалось, но Клеймящий должен быть осведомлен.

Она беспокоилась, что письмо слишком откровенное. Сочтут ли охранники его явной подделкой?

— Этот КуНуКам, — прошипела Юил на родном языке. Приблизительно можно было перевести как жополиз. — Этот имперский КуНуКам!

По всей видимости, они сочли письмо правдивым. На солдат действуют прямые слова, а не тонкие намёки.

— Можно взглянуть? — попросила Шай.

Харли передал ей листок.

— Здесь сказано то, что я думаю? — спросил стражник. — Он… собирал наши вещи?

— Не обязательно вещи Бойцов, — ответила Шай, прочитав письмо. — Здесь не говорится…

— Зачем ему волосы? — спросила Юил. — И ногти?

— Да они могут такое понаделать, будь у них что-то с тела, — изрек Харли, снова выругавшись. — Ты же видела, что он делает каждый день на двери с кровью Шай.

— Ну, не думаю, что он на многое способен с волосами и ногтями, — скептически прокомментировала Шай. — Это просто хвастовство. Кровь должна быть свежая, не более одного дня, чтобы сработали его печати. Он просто пытался покрасоваться перед своим братом.

— Всё равно, такое нельзя делать, — сказал Харли.

— Я бы не стала беспокоиться об этом, — произнесла Шай.

Стражники обменялись взглядами. Через несколько минут караул сменился. Харли и Юил ушли, перешептываясь друг с другом, письмо Харли спрятал в кармане. Они вряд ли серьёзно навредят парню. Пригрозят ему, да.

Все знали, что Клеймящий посещает чайные дома каждый вечер. Ей даже стало его немного жаль. Очевидно, что когда прибывают вести из дома, он всегда приходит вовремя. В такие моменты Клеймящий часто выглядел очень довольным. А когда сообщений не было, приходил пьяный. Сегодня он грустный, значит, новости запаздывают.

А то, что с ним приключится сегодня вечером, счастливей его не сделает. Да, Шай его действительно в чём-то было жалко, но она тут же вспомнила печать на двери и перевязанную руку, которую он сам же и замотал после экзекуции.

Как только стража сменилась, Шай глубоко вздохнула и вновь погрузилась в свою работу.

Вечером.

Сегодня вечером она закончит.

День девяносто восьмой

Шай стояла на коленях среди разбросанных по полу набросков печатей и страниц, исписанных убористым почерком. Наступило утро, солнечный свет лился через окно позади неё, окрасив комнату в красный, синий и фиолетовый.

Единственная печать души, вырезанная из полированного камня, расположилась на металлической пластинке перед ней. Камень души, как порода, особо не отличался от мыльного или другого мелкозернистого камня, но имел красные вкрапления, словно внутри застыли капельки крови.

Шай поморгала уставшими глазами. Она и правда собирается бежать? За прошедшие три дня она спала… сколько? Часа четыре?

Побег может подождать. Необходимо отдохнуть, хотя бы сегодня.

«Отдохнуть, — устало подумала она, — и уже не проснуться».

Шай застыв стояла на коленях. Ей казалось, что эта печать, наверное, самое прекрасное из всего, что она когда-либо видела.

Её предки поклонялись камням, падавшим с неба. Души низвергнутых богов, как они их называли. Мастера ремесленники, обрабатывая, придавали им форму. Однажды Шай решила для себя, что это глупо. Зачем поклоняться тому, что сам же и создал?

И сейчас, стоя на коленях перед своим творением, переполненная чувствами, вложив саму себя в этот штамп, она поняла почему. Суметь за три месяца выполнить то, что обычно занимает годы, и завершить печать в последнюю ночь неистовой, отчаянной работы… В течение этой ночи она внесла изменения в свои записи, в саму душу. Кардинальные изменения. Шай не до конца понимала, были они вызваны каким-то фантастическим видением финального результата… или эти изменения всего-навсего ошибочные идеи — плод усталости и заблуждения. Станет понятно только тогда, когда печатью наконец воспользуются.

— Это… оно готово? — спросил один из охранников. Двое из них переместились в дальнюю часть комнаты, чтобы быть поближе к теплу и освободить ей больше места. Шай уже и не помнила, как двигала по всей комнате мебель. Какое-то время она копошилась, доставая стопки бумаг из-под кровати, а затем снова лезла под неё за новой порцией записей.