Последнее испытание, стр. 43

— А как же пророчество?

— Какое пророчество?

— Ну, якобы Ко Джонг О в самый трудный час пришлет одного из своих духов-воинов на помощь нашему племени.

— Ах да... Забудь навсегда.

— Почему?

Санни Джой тяжело и печально вздохнул.

— Думаю, если бы это было правдой, старина Ко Джонг О уже давно прислал бы такого воина. Разве нет, Томи?

— Пожалуй, так оно и есть. Пророчество — лишь пустая болтовня.

Санни Джой внезапно вставил ногу в стремя и одним махом вскочил в седло. Пришпоривая своего коня, он поскакал на запад.

— Ты куда? — крикнул вслед Томи.

— К горе Красного Призрака.

— Но там ведь только души умерших!

— И там же обитает Ко Джонг О. Хочу с ним потолковать. Напомнить о духе-воине. Может, еще не поздно.

— Удачи тебе, Санни Джой!

— Но, Саншин! Вперед!

Лошадь, цокая копытами, исчезла в облаке пыли, которое еще долго висело в раскаленном воздухе, словно красное дыхание смерти.

Томи вздохнул и закашлялся. И никак не мог остановиться.

Глава 18

Сидя за рулем, Римо время от времени поглядывал в зеркальце заднего вида. Машину он взял напрокат в международном аэропорту Уилла Роджерса. Похоже, слежки за ним не было. Да и потом, вряд ли мастеру Синанджу удалось бы следовать за ним незаметно на всем пути из Лэнолулу.

Впрочем, рисковать Римо не хотел.

Больница при католическом монастыре оказалась обшарпанным зданием в викторианском стиле, которое уже лет десять нуждалось в покраске и ремонте. Римо нерешительно приблизился к черной входной двери. Вспомнит ли его сестра Мария? Жива ли она еще?

Он позвонил в колокольчик и стал ждать, чувствуя, как внутри все сжимается от волнения. Чтобы избавиться от неприятного ощущения, он стал равномерно и глубоко дышать — как делал еще мальчишкой, когда мир казался особенно опасным и враждебным.

Дверь приоткрылась, высунулась пожилая монахиня.

— Да?

— Я ищу сестру Новеллу.

Монахиня подозрительно оглядела его круглыми совиными глазами.

— По какому делу?

— Меня зовут Римо Уильямс, — сказал он. — Я вырос в сиротском приюте, и сестра Мария Маргарита Морроу обучала и воспитывала меня.

— Понимаю... Что ж, в таком случае позвольте представиться. Я и есть сестра Новелла. Входите, мистер Уильямс.

Римо вошел, и в ноздри ему тут же ударил специфический запах.

Смешанный запах антисептиков, свечного воска и плесени. Примерно так же пахло в здании санатория «Фолкрофт», в том крыле, где находилось больничное отделение. Но только там запах был значительно слабее, а привкус плесени отсутствовал вовсе.

Он двинулся за сестрой Новеллой в гостиную со старомодным сводчатым потолком. Черные одежды монахини развевались, руки она убрала в невидимые глазу глубокие карманы. Голова и шея тонули в накрахмаленном апостольнике [30] — точь-в-точь как когда-то у сестры Марии.

— Как вы нашли нас, мистер Уильямс? — спросила сестра Новелла, усадив гостя в кресло.

Римо подался вперед.

— Видите ли, некоторое время я был знаком с Конрадом МакКлири.

— Как он поживает?

— К сожалению, умер.

— О, прискорбно слышать. Сама я его не знала, но именно мистер МакКлири пристроил сестру Марию к нам в монастырь. Случилось это после пожара. Она была уже совсем старенькая, к тому же после того, как сгорел сиротский приют, у бедняжки просто не выдержало сердце. Переехав к нам, она вскоре слегла. Похоже, мистер МакКлири проявлял к ней особый интерес и несколько раз настойчиво просил нас уведомить о ее кончине.

— Но сестра Мария... она еще...

— Да, пока жива. Но неделю назад она приняла последнее причастие.

— Поскорее бы ее увидеть!

— Вынуждена предупредить, мистер Уильямс, она может вас не узнать.

Лицо Римо исказилось от горя. Плечи опустились.

— О нет, дело не в том, — торопливо добавила сестра Новелла. — Просто она очень плохо слышит, да и зрение совсем никудышное. Так что на многое не рассчитывайте.

— Понимаю...

Они прошли по коридору в другое крыло здания, где стены были оклеены обоями «в цветочек», и только тут впервые для Римо в полной мере открылось назначение этого дома — приют для престарелых и больных. Повсюду через приоткрытые двери были видны старухи. Они или лежали на кроватях, или сидели в креслах-каталках, уставившись в экраны телевизоров. Судя по их пустым бесцветным глазам, они плохо воспринимали окружающую действительность.

Внезапно к горлу Римо подкатил комок, сердце его тоскливо заныло. Он глубоко вздохнул, стараясь укрепить свои силы перед тем, как встретиться с дорогим ему человеком.

Они подошли к двери в дальнем конце полутемного коридора.

— Позвольте я сначала загляну, — прошептала сестра Новелла. Римо кивнул. Сестра тихонько скользнула в палату. Затем осторожно притворила за собой дверь.

Римо ждал, нервно потирая широкие запястья. Ему почему-то стало жарко и душно.

Через несколько секунд дверь отворилась.

— Можете войти.

Римо шагнул в полутемную комнату. Шторы на окнах были опущены и почти не пропускали света. Обстановка состояла всего из одного предмета — дубовой кровати с высокой спинкой, украшенной резными шишечками.

На кровати, укутанная в ткань, словно мумия, неподвижно лежала сестра Мария Маргарита. Римо считал, что внутренне подготовился к этой встрече, но при виде Марии Маргариты сердце у него екнуло.

Прежде Римо никогда не видел сестру Марию с непокрытой головой. Он даже не знал, какого цвета у нее волосы. Теперь же она была без головного убора, и длинные седые пряди разметались по подушке. Но, несмотря ни на что, Римо тут же узнал строгие и прекрасные черты лица, которое когда-то излучало такую доброту и нежность. Да, это была сестра Мария Маргарита. Но воспитанник помнил ее совсем другой: сильной, волевой, с таящими мудрость светло-серыми глазами.

Теперь лицо ее было все в морщинах и очень напоминало корень растения. Вот шевельнулась на подушке голова — похоже, сестра Мария силилась увидеть и услышать, но зрение и слух подводили ее.

— Я привела к вам гостя, сестра Мария, — громко сказала сестра Новелла.

Ответ походил на еле слышное бульканье:

— Т-о-о...

— Я сказала, к вам гость!

Помутневшие от катаракты глаза уставились в темноту.

— Да?..

— Его имя...

Тут Римо перебил провожатую:

— Позвольте, лучше я сам. Не могли бы вы оставить нас наедине?

Сестра Новелла в нерешительности покачала головой.

— О, я не думаю, что...

— Она меня вырастила. Есть вещи, о которых я могу говорить только с ней. Без посторонних.

Монахиня понимающе кивнула.

— Ясно... Ладно, я буду в гостиной. Только прошу, не слишком ее утомляйте.

Когда дверь в палату затворилась, Римо какое-то время молча стоял в полутьме. Казалось, сестра Мария забыла о том, что к ней пришли. Вот пробившись сквозь щель в шторах, лица ее коснулся лучик света.

Римо опустился у кровати на колени, взял в свою ладонь хрупкую и прозрачную, словно восковую руку. Пульс едва прощупывался.

— Сестра Мария?

Голос ее походил на шелест:

— Да?.. Кто это?

— Не знаю, помните ли вы меня...

— Ваш голос...

Римо вздохнул.

— Я Римо. Римо Уильямс.

И тут сестра Мария Маргарита вздрогнула, и с губ ее слетел еле слышный вздох облегчения.

— Да, да... Я узнала... по голосу, — прошептала она. Напряглась, пытаясь рассмотреть его лицо, затем бессильно откинулась на подушку. — О, я знала, я так и знала, что ты жив...

— Сестра?..

— Я не могла в тебе ошибиться, — сказала она, слепо глядя в растрескавшийся потолок.

— Я пришел спросить... о себе.

— Но разве я смогу сказать тебе больше, чем уже сказал Святой Петр?

Римо нахмурился. Похоже, она бредит.

— Меня подбросили на порог сиротского приюта... Вы помните?

Легкая улыбка тронула ее бескровные губы.

вернуться

30

Головной убор монахини.