Конец игры, стр. 25

— Да, конечно. Но такого я не ожидал.

Стоны жертвы смешивались с хохотом Хамуты. Оружейник смеялся столько же над англичанином, сколько и над истекающей кровью фигурой, распростертой на полу.

— Вы никому ничего не расскажете, — предупредил лорда друг.

— И как долго все это будет продолжаться? — спросил лорд.

— Пока мистер Хамута не насладится сполна.

Лорд покачал головой. Они слушали стоны и визги более пятнадцати минут, а потом Хамуте принесли коробку с платиновыми пулями, и выражение презрения на лице лорда сменилось выражением восторга и восхищения.

Пули, пущенные рукой Хамуты, попадали в цель с точностью хирургического скальпеля. Сначала Хамута положил конец визгам, слегка зацепив череп жертвы, как раз достаточно, чтобы жертва потеряла сознание.

— Я хотел, чтобы вы меня слышали, — пояснил он лорду. — Сначала — в череп. Потом разбить адамово яблоко. Потом — мочку левого уха, потом — правого, а потом — вниз по телу до коленных чашечек. Прощайте, коленные чашечки.

Его пули еще дважды скользнули по черепу жертвы, а потом Хамута велел лорду закончить акт убийства.

Ружье чуть не выскользнуло из пальцев лорда — так они вспотели. Он слышал, как бешено колотится его сердце.

Прости, бродяга, подумал он, и сделал один-единственный выстрел — прямо в сердце, и тем положил конец всему этому жалкому зрелищу, не обращая внимания на то, что Хамута продолжает насмехаться над ним.

Хамута счел ниже своего достоинства сообщать лорду, что тот, фактически, заставил его скомкать весь процесс продажи оружия. Ему надо было срочно отправляться в Калифорнию. Там для него была приготовлена совершенно замечательная мишень, и ему было велено поторапливаться.

— Это будет для вас настоящее испытание, — сказал поставщик мишени.

— Для меня не бывает испытаний, — ответил Хамута. — Только развлечение.

— Что ж, тогда мы оба позабавимся, — сказал поставщик мишени, американец Абнер Бьюэлл, человек, который воистину знал, как дать людям то, чего они хотят.

Глава девятая

Все они привыкли к роскошному образу жизни, к роскошным автомобилям и роскошным домам, к роскошным женщинам и роскошным курортам, и к самой роскошной штуке в этом мире — к возможности покупать все, что угодно, не озадачивая себя вопросом, сколько это стоит.

А потом деньги иссякли, и Берни Бондини, кассиру в супермаркете, купившему собственную бакалейную лавку, и Сташу Франко, банковскому кассиру, ставшему биржевым маклером, и Элтону Хабблу, автомеханику, ныне владевшему двумя магазинами по продаже автомобилей, весь последний месяц пришлось очень и очень напрягаться, чтобы сохранить свой неизмеримо возросший уровень жизни. И поэтому, когда все они получили открытку, на которой был написан вопрос «Что бы вы НЕ стали делать для того, чтобы вернуть деньги?», а также был назван адрес в Малибу и время, все трое пришли в назначенное место в назначенное время.

Это оказался великолепный дом с колоннами и с видом на океан, и на участок песчаного пляжа, о который мерно плескались волны Тихого океана. Дом стоил не меньше трех миллионов, и уже одним этим мог настроить их сознание на нужный лад, дав почувствовать, что они могут потерять.

Рыжеволосая красавица безмолвно впустила их в дом и так же безмолвно провела на широкий балкон, выходивший на океан. Когда она развернулась, чтобы уйти, Бондини спросил.

— Мисс, что нам надо сделать?

Рыжая красавица ответила:

— Поразмышляйте над тем, что было написано на открытках, которые вы получили.

Они поразмышляли над этим и обсудили. Есть кое-что такое, что они не станут делать даже и за деньги. Нет-нет. Есть некоторые незыблемые принципы и нормы морали, которые они не нарушат ни при каких обстоятельствах, — это те нормы, которые и отличают человека от животного.

Они понаблюдали за тем как внизу под ними, по пляжу, строем проходят прекрасные купальщицы, с надеждой поглядывая на дом, и наконец Хаббл заставил себя отвернуться и вяло промямлил:

— Мне наплевать. Есть кое-что такое, что я не стану делать за деньги.

— Я тоже, — поддакнул Бондини.

— Например? — спросил Франко.

— Я бы не стал убивать маму палкой, — сказал Бондини. — Никогда. Я ни за что не стал бы это делать. Меня не настолько интересуют деньги.

Хаббл согласно кивнул.

— Да, думаю, это действительно могло бы быть ужасно. Но если она совсем уж старая и больная, как моя. Я хочу сказать: иногда смерть лучшее решение жизненных проблем, чем продолжение жизни.

— Но палкой! — воскликнул Бондини. — Никогда. Я не стану убивать маму палкой.

— Но, может, большой палкой, чтобы быстрее, — предположил Хаббл, но Бондини стоял на своем:

— Никогда, — повторил он.

— Ну а я стал бы, — заметил Франко. Это был человек небольшого роста, с жесткими волосами песочного цвета. Вот уже тринадцать месяцев непостижимым образом деньги поступали ему на счет «Инста-чардж», и это вдохновило его на то, чтобы бросить тупицу-жену и расстаться со своими двумя лентяйками-дочерьми. — Я помню свою жену, — сказал он. — Я бы убил свою мать. И твою тоже. Все лучше, чем возвращаться к моей жене.

— Я не верю, — упрямо заявил Бондини. — Должно быть что-то такое, что ты не стал бы делать. И вы оба. Есть что-то такое, что вы не стали бы делать.

Хаббл, покинув смотровую яму и перебравшись в кабинет управляющего, отрастил бороду. Сейчас он ее задумчиво погладил и произнес:

— Я не стал бы сниматься в порнофильме. — Он снова задумался и добавил. — С животным. Я не стал бы сниматься в порнофильме с животным.

Он несколько раз кивнул головой, словно бы подтверждая свои твердые жизненные принципы. Здесь он проводил черту, и осознание этого радовало его.

— Бывают очень милые животные, — заметил Бондини.

— Нет. Никогда, — заявил Хаббл. — Никаких порнофильмов и никаких животных. А ты, Сташ?

Франко поднят взор, как бы удивляясь, что кто-то с ним заговорил. Потом он снова посмотрел на океан и тихо произнес:

— Я не стал бы трахаться с трупом.

— Почему? — удивился Бондини.

Удивление его казалось искренним — надо же, какие нежности.

— Ты не видел мою жену, — ответил Франко. — Это все равно, что трахаться с ней. Я не смог бы этого сделать.

— Ну, тебе лучше знать свою жену, чем нам, — заметил Хаббл. — Но я не думаю, что это так уж плохо. Бывают очень симпатичные мертвецы. Может быть тебе достанется именно такой.

Франко снова покачал головой.

— Нет, здесь я провожу черту. Никакого секса с мертвецами. Как это называется? Есть какое-то особое слово.

— Ага, — подтвердил Бондини, но вспомнить не смог.

— Это слово происходит от слова со значением «смерть» — произнес Хаббл. — Что-то такое я припоминаю.

— Ну, и что за слово? — спросил Бондини.

— Не знаю. Просто оно означает «смерть», — ответил Хаббл.

— Труп, — сказал Бондини. — Может, что-то вроде: трупофобия.

— Да, вроде похоже, — согласился Франко. — Наверное, так оно и есть. Трупофобия. Я где-то слышал это слово.

Рыжеволосая красавица, впустившая их в дом, снова появилась на балконе. Она была абсолютно голая. У нее были полные груди с заостренными сосками. На ней были лишь туфли на высоких каблуках, еще более подчеркивающие длину и стройность ее конечностей танцовщицы. Кожа ее была покрыта маслом для загара, а сам загар был абсолютно безупречен — ни малейшего следа купальника.

Она спросила, что они хотят выпить. Оглядев их всех троих по очереди, она облизала губы. Губы были пухлые, ярко-красные — верхняя такая же полная, как и нижняя. А когда каждый из них сделал свой заказ, она неторопливо удалилась, но даже ее походка была эротическим действом — зад, покрытый нежной, как у ребенка, кожей, похотливо ходил из стороны в сторону.

— Ну, может, если большой палкой, — произнес Бондини. — Так, чтобы я мог покончить дело одним ударом.

Хаббл разговаривал сам с собой, не в силах оторвать взгляд от двери за которой рыжая красотка скрылась в доме.