Луна и радуга, стр. 12

Но пчелы сказали ему: „Мы хотим перелететь на Лангу-Нарнджи. До нас доносится запах чудесных цветов“. „Вам туда не добраться, — ответил Буллебул. — Это слишком далеко. Вы упадете в воду и утонете“.

Однако пчелы все ползали по телу Буллебул а и приговаривали: „Ты не остановишь нас, все равно полетим“.

Буллебул рассвирепел и прыгнул с утеса в море. Вонгабел полетели к острову, а Буллебул стал плескать в них водой и сбил многих пчел. Оставшиеся в живых вернулись на Губира-Пойнт, где на утесе все еще сидел Яррагара. Вскоре к ним присоединились другие пчелы, и все они в один голос жужжали, что им тоже хочется добраться до вкусных цветов.

Яррагара сказал пчелам, что перебираться на ту сторону не стоит, это слишком далеко, да и злой Буллебул может утопить их. Но вонгабел не стали его слушать и опять полетели через пролив. И вновь Буллебул плавал туда и обратно, плеская воду на пчел. Большая их часть утонула, и лишь отдельные пчелы вернулись к тому месту, где сидел Яррагара: „Я говорил вам, — сказал он. — Возвращайтесь домой и скажите всем вонгабел, что перелететь через пролив невозможно“».

Вот почему на моем острове Лангу-Нарнджи лет сахарных мешков. И по сей день сидит старый Яррагара на утесе у Губира-Пойнт, чтобы предупреждать пчел, а по вечерам можно видеть, как пятнистый скат Буллебул плещется и прыгает в проливе.

Последняя бора

Теперь, после школы, мне и другим ребятам моего возраста надлежало готовиться к церемонии инициации. Однако миссионеры обратились к старейшинам с просьбой не проводить этих церемоний, так как считали их жестокими и вредными для здоровья. Миссионеры не могли понять того, как много значат для нас эти обряды. Старики испугались и растерялись, услышав такую просьбу, большинство же мальчишек ликовали, что им не придется переживать тяжкие испытания. Так получилось, что законы, завещанные нам Марнбилом, Тувату и другими великими людьми, теперь перестали признавать, и старый уклад жизни постепенно уходит в прошлое.

Спустя много лет я принял участие в проведении последней церемонии инициации. Несмотря на то что мой брат Бурруд и я не прошли инициации, нам разрешили принять участие в обряде, поскольку мальчик, которого готовили, Помпей Уилсон, доводился нам свояком (я был женат на его сестре Элси). На наших с братом спинах лежал мальчик во время обрезания.

Однако я, пожалуй, расскажу историю церемонии инициации с того момента, когда еще во Времена Сновидений была проведена первая такая церемония.

Ее зарождение относится к тем временам, когда все животные, птицы, рыбы и другие существа были еще людьми. Позже они приняли свой теперешний облик и поселились в разных частях страны. Все эти животные, птицы и рыбы, по преданию, — распорядители церемоний инициации в тех местах, где обитают теперь. Они — наши тотемы. На земле нашего племени, включающей Лангу-Нарнджи и его окрестности, основным хозяином церемонии является красноклювый черно-белый кулик. Его зовут Гергаргул. Он носится туда и обратно по берегу и рассказывает о том, что происходило во Времена Сновидений. Вот рассказ Гергаргула:

«Как-то собрались люди со всей территории племени, чтобы решить, кому из мальчиков пора проходить инициацию. Встреча эта происходила в месте, которое называется Гадугарлпа. Гидегал, человек-Луна, был главным распорядителем, а Лулнгурри, белый журавль, главным певцом.

Они решили подвергнуть инициации Галтарра, желтую треску. Гидегал приказал людям схватить его, повязать вокруг талии волосяной пояс, чтобы подготовить к превращению в мужчину. Они привели мальчика на площадку для ритуальных танцев и посадили вместе со взрослыми. А мужчины и женщины в это время пели и танцевали.

Лулнгурри не переставая пел свои песни.

„Нингула валана?“ („Кто первый?“) — крикнул Гидегал.

Первым в круг вышел Барракута, чтобы исполнить священный танец. Одного за другим вызывал Гидегал, а Лулнгурри продолжал петь свои песни.

Два дня и две ночи мужчины и женщины пели и танцевали. На утро третьего дня было совершено обрезание. Трое свояков Галтарра легли на землю лицами вниз, а его самого положили на них. Зять Галтарра Лулнгурри взмахнул ножом из шипа ската-хвостокола и отсек крайнюю плоть, затем завернул ее в кору чайного дерева (чтобы потом отдать мальчику). Женщины набрали веток и махали ими над мальчиком, чтобы сестры мальчика не почувствовали запаха крови.

Отцу мальчика, его матери и братьям, принимавшим участие в этом обряде, впоследствии запрещалось разговаривать со своим свояком Лулнгурри. А мальчику в течение многих месяцев вообще нельзя было ни с кем общаться, ему разрешалось объясняться лишь на языке жестов. И есть он мог только определенную пищу. Многое для него было под запретом».

Начальный этап обряда обрезания мы называем луругал. Следующий и заключительный, снова связанный с надрезами, называется варрама. До появления у нас белых людей все мальчики проходили инициацию, но проводилась она только после того, как их матери, отцы и другие родственники считали своих детей подготовленными к ней, обычно ее разрешалось проводить, когда мальчик достигал примерно двенадцати лет. Ему ничего не говорили о предстоящей церемонии. Пока обсуждался вопрос о времени ритуала, ребенок должен был спать. Для этого его дяди закапывали в песок волосяной пояс на том месте, где он спал. У этого пояса, оказывается, есть песня, которая убаюкает мальчика.

Когда все приходили к единодушному решению, свояк будил мальчика, поднимал на ноги, возлагал руки на его голову и говорил:

— Отныне ты будешь вести себя тихо и спокойно. Не пытайся сопротивляться; мы хотим, чтобы ты стал взрослым мужчиной.

Иногда мальчик сопротивлялся, звал на помощь отца и мать, но никто не обращал на него внимания и, когда он понимал, что ему никто не поможет, — смирялся. Свояк откапывал волосяной пояс и надевал на мальчика.

Если мы в это время находились в обычном маленьком семейном лагере, то старейшины говорили:

— Это всего лишь маленький лагерь. Надо послать мальчика, чтобы он объехал остров и побывал у других людей.

Дядя мальчика (брат матери) и несколько мужчин возили его по землям племени. За это время его многому обучали, в том числе языку жестов, так как в течение полугода (или даже больше) после церемонии он не должен был ни с кем разговаривать.

Старики уверяли, что знали заранее, когда на мальчика надели волосяной пояс и когда он должен к ним приехать. Если после захода солнца на небе видны темные лучи, это верный признак того, что к ним едет мальчик.

Все радуются, когда, отдав все визиты, мальчик возвращается в свой лагерь. Старики собирают длинную траву, скатывают из нее большой мяч величиной с человеческую голову и перевязывают его волосяным шнуром. Потом каждый старается отбить этот мяч, как это делают во время игры в волейбол. Не знаю, когда и почему начинается игра, но играют в нее допоздна.

С наступлением темноты дети ложатся спать, а мальчика старики уводят на галун, площадку для обрядовых плясок, где будет проходить церемония. Мальчик сидит в кругу мужчин, певцы в это время поют священные песни гугига, а танцоры один за другим исполняют священный танец бундари, который не должна видеть ни одна женщина.

При исполнении этого танца во время обычного корробори колени как бы вибрируют из стороны в сторону в быстром ритме, а при исполнении бундари они перемещаются скорее сверху вниз.

Пение и танцы продолжаются всю следующую ночь, а под утро к ним присоединяются женщины, которые исполняют вместе с мужчинами несколько танцев, но танец бундари танцуют по-своему. Потом женщины возвращаются в лагерь, мужчины же продолжают танцевать. Через некоторое время один из них идет в лагерь, приводит одну из своих жен и все по очереди спят с ней. Остальные мужчины в свою очередь приводят своих жен для других. Воспользоваться милостью чужой жены и не предложить свою считается смертельным оскорблением. В этом случае драки не миновать.