Китайская головоломка, стр. 29

– А, да. Кредитные карточки. Экономическая эксплуатация трудового народа, сдобренная массовым надувательством – у народа создается впечатление, что он может что-то купить, хотя на самом деле он попадает в рабство к корпорациям, выпускающим карточки. – Ее голос взлетел к самому потолку магазина «Лорд и Тейлор»: – Кредитные карточки надо сжечь на костре вместе с их производителями!

– И немедленно! – заявил мужчина в двубортном костюме. Полицейский зааплодировал. Дама в норковом манто расцеловала Мэй Сун в обе щеки. Какой-то бизнесмен сжал кулаки.

– Хорошо, мы примем наличные, – сказал мистер Пелфред и громко крикнул: – Наличные!

– А что это такое? – спросил один из служащих.

– Это что-то такое, чем раньше пользовались все. Что-то вроде того, что опускаешь в телефон-автомат, и все такое прочее.

– А, это когда покупаешь сигареты. Только много сразу, так?

– Точно.

Мэй Сун надела розовое платье, а продавщицы взялись упаковать ее китель, башмаки и серые форменные брюки. Она вцепилась в Римо, прижалась к нему и опустила голову на плечо, глядя, как продавщица складывает китель.

– Забавный пиджачок, – сказала девушка. Волосы ее были выкрашены в цвет ржаной соломы, а на груди красовалась пластиковая этикетка с надписью: «Мисс П. Уолш». – Где такие делают?

– В Китае, – ответила Мэй Сун.

– А мне казалось, что в Китае производят очень изящные вещички – шелк и все такое.

– Китайская Народная Республика, – важно изрекла Мэй Сун.

– Да-да. Чанки Ши. Народная китайская республика.

– Если вы служанка, то так и оставайтесь служанкой, – приказным тоном заявила Мэй Сун. – Заверните пакет и держите язык на привязи за зубами.

– Скоро ты захочешь стать царицей, – прошептал ей Римо.

Она повернулась и посмотрела на своего спутника:

– Когда нам, секретным агентам, приходится жить и работать в феодальном обществе, то мы должны делать все, чтобы ничем не выделяться. Я правильно говорю?

– Похоже, так.

Мэй Сун надменно улыбнулась:

– Тогда почему в должна сносить грубость от холопки?

– Эй, послушайте, – заявила мисс П.Уолш. – Я не намерена выслушивать такое от вас, или от кого другого. Если хотите, чтобы я упаковала ваш пиджачок, то будьте добры, ведите себя прилично. Меня в жизни так не оскорбляли!

Мэй Сун вся подобралась, напустив на себя вид самой настоящей императрицы, и процедила сквозь зубы:

– Ты служанка и должна служить.

– Послушай, малютка, – отпарировала мисс П. Уолш. – У нас есть профсоюз, и мы не потерпим таких выходок. Так что, будь добра, говори чуть повежливее, или этот пиджачок полетит тебе в рожу.

Мистер Пелфред в этот момент что-то растолковывал своему помощнику насчет наличных, и как с ними обращаться. Услышав пререкания, он, мелко семеня ногами, подбежал к стойке. Топ-топ-топ – простучали его сверкающие туфли по серому мраморному полу. Его круглое лицо лоснилось, дыхание было прерывисто, ручки беспомощно болтались.

– Прошу вас, не надо так нервничать, – обратился он к мисс П. Уолш.

– Пусть будет повежливее, – бушевала та. – У нас есть профсоюз! – Услышав этот вопль, появилась длинная и тощая, как жердь, суровая женщина в твидовом костюме – явно какой-то профсоюзный босс. Она протопала в направлении шумящей группы людей, сгрудившихся вокруг стойки, где шла упаковка кителя.

– Что тут происходит? – важно спросила она.

– Всего лишь небольшое недоразумение, – поспешил ответить мистер Пелфред.

– Эта покупательница меня оскорбила, – мисс П. Уолш ткнула пальцем в сторону Мэй Сун, а та стояла гордо и неприступно, как бы взирая на ссору между своими собственными служанками.

– Что случилось, дорогая? – переспросила суровая женщина. – Расскажи подробно, что произошло.

– Я заворачивала для нее этот чудной пиджачок, и тут она заявила, чтобы я прикусила язык, или еще что-то в этом роде. Изображала из себя аристократку, и просто наклала на меня. Просто взяла и наклала.

Суровая женщина с ненавистью посмотрела на мистера Пелфреда.

– Мы не собираемся мириться с этим, мистер Пелфред, – заявила она. – Она вовсе не обязана обслуживать этого клиента, а если вы ее заставите, то весь коллектив объявит забастовку. Мы не намерены идти ни на какие уступки.

Мистер Пелфред беспомощно всплеснул руками.

– Хорошо, хорошо. Я сам все упакую.

– Нет, нельзя, – заявила суровая женщина. – Вы не член профсоюза.

– Фашистская свинья, – холодно изрекла Мэй Сун. – Трудящиеся массы скоро поймут всю гнусность вашей эксплуатации и порвут сковывающие их цепи.

– А ты, цветочек лотоса, – обратилась к ней суровая женщина, – заткни свой гребаный ротик, забери свой гребаный пиджачок, и убирайся через гребаную дверь вместе со своим сексапильным дружочком, а не то вылетишь через гребаное окно. А если твоему дружочку это не по душе, то и он вылетит вместе с тобой.

Римо поднял руки:

– Я любовник, а не боец.

– Да уж, плейбойчик, это у тебя на лице написано, – сказала суровая женщина.

Мэй Сун с недоумением посмотрела на Римо.

– Ты что, собираешься позволить всем этим гадинам так меня оскорблять?

– Да, – коротко ответил Римо. Золотистое лицо Мэй Сун окрасилось розовой краской, и, с трудом взяв себя в руки, она сказала ледяным тоном:

– Ладно, пошли. Забери китель и платья.

– Возьми половину.

– Ты возьмешь китель, – приказала Мэй Сун.

– Ладно, – согласился Римо и скорбно взглянул на мисс П. Уолш. – У меня к вам большая просьба, не откажите в любезности. Нам далеко идти, и если бы вы могли положить этот пиджак в какую-нибудь коробку или что-то в этом роде, я был бы вам крайне признателен. Все что угодно – коробка, пакет, все сгодится,

– Да-да, конечно, – с готовностью отозвалась мисс П. Уолш. – Ой, смотрите-ка, кажется, дождь собирается. Я заверну его в два слоя бумага. У нас на складе есть специальная бумага, пропитанная особым химическим составом. Так что ваш пиджак не промокнет.

Продавщица ушла за особой оберточной бумагой, мистер Пелфред мелко-мелко засеменил обратно на свое рабочее место, суровая женщина все с тем же важным видом вернулась в контору, и тогда Мэй Сун снова обратилась к Римо:

– Нечего было так пресмыкаться перед ней.

А по пути в гостиницу она добавила:

– В вашей стране совсем не осталось добродетели.

Но уже в вестибюле гостиницы она немного оттаяла, а когда они поднялись к себе в номер, где Чиун восседал верхом на своем сундуке, она уже вся просто булькала от восторга и с воодушевлением щебетала, как здорово, что наконец-то она увидит замечательную школу каратэ, о которой так много слышала, и как все это интересно!

Римо незаметно для нее подмигнул Чиуну и сказал ему:

– Пошли, мы снова отправляемся в китайский квартал. Полюбуемся на искусство каратэ.

А девушку он спросил:

– Хочешь поесть?

– Нет, – отказалась она. – Я поем после школы каратэ.

Она не сказала «мы», отметил Римо про себя. Вероятно, она думает, что к обеду избавится от его общества.

Глава восемнадцатая

– Сэр, я вынужден предупредить вас, что, может быть, у вас больше не будет возможности полагаться на нас в этом деле.

Смит уже миновал стадию душевного напряжения, и теперь его голос был так же спокоен, как и залив Лонг-Айленд за его окнами – ровная поверхность воды, спокойная без обычных волн и даже ряби.

Все было кончено. Смит принял решение, продиктованное складом его характера – того самого характера, за который покойный президент когда-то избрал его для исполнения этого задания, хотя Смит и не хотел его на себя брать; того самого характера, который начал складываться в далекой юности, в незапамятные времена; того самого характера, который говорил Харолду В. Смиту, что долг есть долг, и его надо исполнять, не думая о собственном благополучии.

И вот все это кончится его смертью. Римо позвонит. Смит через него передаст Чиуну приказ возвращаться в Фолкрофт. Чиун убьет Римо и вернется в родную деревню Синанджу, в чем ему поможет Центральное Разведывательное Управление.