Мастера, стр. 32
А на правом борту — чуть не полный «завал»! Вроде бы и секция такая же, а попалась с характером — её в сторону потянуло. Поставили, прихватили — а её опять скособочило. Юра Ручьевский, смотрю, от пота мокрый весь, брезентовая куртка на нём аж дымится. Володя Сайгалов своими золотыми зубами не сверкает — не до улыбок, значит, — и словно румянец с лица сошёл. А Коля Зубанов и совсем молчит.
Обходит, обходит их левый борт! Очень это для моих «правых» огорчительно выходит!
И на следующий день «левые» опережают, вперёд явно вырываются.
Я уж тут, честно говоря, думаю: может, мне самому кувалду в руки взять, помочь правому борту? Подхожу, вроде бы нечаянно, — там подскажу, там покажу, там и сам плечом навалюсь…
А потом понял: нет, не так делаю! Обидно это для ребят! Вроде они слабаки какие! Ведь трудовое-то соревнование — вещь очень заводная, азартная!
Сами хотят справиться! Руки есть, а опыт придёт, сноровка появится.
А тут, глядишь, и у Володи Васильева затор случился. Притормозил левый борт! Буксует…
Я смотрю и про себя усмехаюсь: начал правый борт обжимать помаленьку… Догоняли, догоняли, развели пары — да такой ход взяли!
Вот так мы на новом судне и работали, то туда, то сюда успех клонился. Ну, чем не перетягивание каната?
Только такое перетягивание всем на пользу: наш рудовоз рос как на дрожжах!
А потом общую бригадную выгоду во времени подсчитали и ахнули: выходит, где надо пять дней потратить — мы за четыре справляемся! Значит, если на сборку судна раньше пять месяцев полагалось — можно его теперь за четыре собирать! Вот какой выигрыш!
Так и родился лозунг: «Пятидневное задание — за четыре дня!»
А потом и совсем широко размахнулись:
— Пятилетку — за четыре года! Пять — в четыре!
Мой отец говорил: «Любой почин — дороже денег!» А мыто в азарте да в горячке работы ни о каком почине специально и не думали… Да вот получилось — слово дали. А известно: не давши слово — крепись, а давши — держись. Мы и держимся!
Видишь — фотография на стенке? Она давняя уже, тогда нас для «Комсомольской правды» снимали. Верно, молодые все, красивые? Да ты на почётную грамоту внимательней погляди. Читай-ка, что написано: «Лучшей бригаде Министерства судостроения по итогам соревнования «Пятилетке — мастерство и поиск молодых!». Звучит, а?
И я с ними моложе делаюсь, и никакая задача мне с такими кадрами не страшна.
Вот так-то…
Порядок на борту!
Корабелы-корабельщики
Строительство корабля — труд общий. И не одна у нас бригада на стапеле, и не один я на нём бригадир. А кроме меня, Вишнякова, есть ещё Панин да Магдалев, Гатилов да два Ивана — Васильев с Волковым.
Я вижу сразу, где мои товарищи-корабелы работают. Одна бригада «горбушку» ставит — это секция такая особенная, кормовая. Кто «носик» формирует», кто в грузовых трюмах орудует. У наших мастеров да бригадиров поучиться и мне не грех. Взять вот, к примеру, того же Волкова Ивана Кузьмича. Сколько лет я его знаю! Он двумя годами позже меня на стапель пришёл, тоже тридцать лет с хвостиком на заводе работает. Мы с ним давно соревнуемся — он сильный сборщик, отчаянный! У нас в работе — как в беге на длинную дистанцию: за слабым увяжешься — проиграешь, за сильным пойдёшь — честь тебе и хвала. А сильного перекроешь — слава!
Волков со своими ребятами то и дело мне на пятки наступает, просто с ног подмётки режет! Не зевай — а то обставит! И обставлял, конечно, за тридцать-то лет всякое случалось.
Однажды, помню, целый год меня в хвосте оставлял: всё по плану опережает, немного, правда, — то на пять процентов, то на восемь.
Но в этом-то «чуть-чуть», если толком разобраться, настоящий мастер и сказывается!
В школьных учебниках есть такой мелкий шрифт. Желательно, мол, прочесть, но не обязательно. Так и в нашем деле этот мелкий шрифт — добавочка к основному — непременно имеется. Это уж твоё желание и умение, рабочий азарт и рабочая совесть.
Вроде бы — все бригадиры хорошие, а к хорошему-то, получается, кто что от себя добавит: чуточку, чуть-чуть и ещё чуток!
Так и набегает разница!
Прогулка в лесу
Поехал я как-то с женой и дочкой за грибами. Денёк, помнится, хороший выпал, лёгкий такой, солнечный, а не жаркий.
В лесу дышится привольно, капли дождевые на паутинках висят, поблёскивают.
Мне в последнее-то время не часто доводится за город выбираться да по лесу побродить с корзинкой. Может, поэтому так каждая мелочь в память и врезалась.
Сначала мы вместе ходили, далеко не разбредались, женщины друг с дружкой аукались да на каждую сыроежку кидались. А потом я как-то незаметно один очутился, то ли поотстал, то ли, наоборот, вперёд забрёл.
Лес, вижу, настоящий: белый мох под ногой чуть пружинит, брусничник по сухому кочкарнику высыпал и сосна кругом чистая. Стволы — словно мёдом намазаны, жёлтые, звонкие, смолистым духом на солнце отдают. И звенят — ну, словно струны большие медные, так и звенят на ветру.
С грибами, честно скажу, не больно-то мне тогда повезло. Я, не торопясь, по бору этому сосновому, по мху-беломошнику прохаживался, а самому всё мысли разные в голову лезли. И не то что о работе да о стапеле, как в воскресенье в городе, а — шире, вроде бы и не о нашем заводе, а всё-таки…
Вот, думал я, взять этот сосновый лес. Приглядеться если к нему хорошенько, он как большая дружная семья. Здесь и сосны-великаны лет по восемьдесят, по сто. Это вроде бывших рабочих, стариков-пенсионеров. Жизнь у них за плечами огромная. И немного их, а все заметные. Всё повидали — и мир, и войну, и пожары лесные. Выстояли! И теперь весь лес своими ветвями укрывают, за всем сверху следят.
А под ними, на той же родной почве, сосны в самой поре, в средний возраст вошли. Эти куда хочешь годятся: и на рудничную стройку, и на шпалы, и на доски-сороковки. Жаль, что теперь корабли из железа делают, а то бы на мачты их брали. Самый сок, самое лесное богатство!
Они вроде наших мастеров-корабельщиков: люди зрелые, и опыт есть, и силёнка имеется.
Ну, а под ними, как водится, третье поколение — сосенки да соснята. Словно бы дети и внуки, как и у людей.
Вот смотрю да сравниваю — в такой семье лад да согласие, и ягоды созревают, и грибы родятся, и птицы песни поют. Всем польза! Хорошо в такой лесной семье жить!
И на заводе нашем такие семьи имеются, где и дед своё отработал, и отец мастерит или бригадирит, и сын или там дочь уже на рабочее место заступили. Вот, к примеру взять — Сорокины, или Смирновы, или Бирюковы. У некоторых рабочая-то специальность с прадеда началась, а сейчас правнуки на смену подрастают. Настоящие рабочие династии, целые корабельные рощи!
Да и у меня самого так: отец рабочий, и я с женой рабочие, и дочь на том же заводе. Может, и внучка Оленька в меня пойдёт?
Тут, будто бы специально, ветерок понизу пробежал, сосенки молодые пораскачал, они мне и закланялись. Вроде бы — согласны с моими размышлениями.
Мистер Фёдор
Довелось мне как-то за границей побывать, в большой заморской стране. Делегация наша была правительственная: депутаты, партийные руководители, знатные наши трудовые люди. И попали мы на крупный судостроительный завод, к моим, значит, собратьям по профессии.
Так… Слух, конечно, сразу разошёлся, что вот, мол, приехал из Страны Советов рабочий-судосборщик такой-то и такой-то.
Собрались в перерыв рабочие, журналисты, газетчики понабежали. А я в парадном костюме, при галстуке — в гости пришёл, не на работу. Ну, глазами, конечно, с ног до головы меряют, фотографируют. Вопросы задают.
— Верно ли, что мистер Фёдор награждён высшим орденом вашей страны?