Солнечные часы, стр. 7

Грохот смолк. Мы вслушались и не верили, что на самом деле тихо. Казалось, мы просто оглохли. Лишь изредка доносились тяжелые, чугунные вздохи. И сердце сжималось в тоске: наши так близко, но между нами — стена.

Какое все-таки счастье, что Байрам поднялся! Правда, он сделал всего лишь четыре-пять шагов, но и этого было достаточно, чтобы ожили наши надежды. Он знает все тропинки в горах, он пройдет там, где не проходил еще никто. С нетерпением мы ждали, когда он окрепнет, чтобы опять двинуться в путь. Пробиться к своим, снова ходить свободно по улицам, громко разговаривать, смеяться — только об этом мы и мечтали, когда через разбитые окна слышали топот ног и лягушечьи выкрики: «Хальт!»

Однажды Байрам лежал с закрытыми глазами, а Этери, Саур и я сидели на разостланной на полу бурке и тихонько шептались. Саур говорил:

— Когда мы придем к нашим, я станцую «Кабардинку». Ты увидишь, Этери, как я танцую. О, во Дворце пионеров так танцевали только двое: я да Асхат Исаев, что живет в Большом ауле, больше никто! Ты видела, как бежит река Нальчик, как прыгает на камнях или тихонько струится и стелется на ровном месте? Вот такой и я, когда танцую.

— Посмотрите, — сказала Этери и засиявшими глазами показала на Байрама.

Слегка приподняв голову, он смотрел на нас, и глаза его вновь светились молодо и задорно.

— Байрам, — укоризненно сказал он самому себе, — ты долго еще будешь лежать, бездельник? Даю тебе сроку два дня, или я так отстегаю тебя ремнем, что ты легче Саура затанцуешь!..

Мы вскочили на ноги и радостно захлопали в ладоши.

— Дедушка Байрам, — усевшись к больному на кровать, сказала Этери, — теперь я расскажу тебе сказку, хорошо? О человеке, который никого не боялся и всех побеждал. Он был очень хитрый, этот Нацаркекия…

О Нацаркекии, герое грузинских народных сказок, я читал еще в Цимле, и мне было очень интересно услышать эту сказку от грузинской девочки. Но только я и Саур приготовились слушать, как на улице послышались шаги и перед нашим окном остановились двое гитлеровцев и низенький толстый старик в нарядной черкеске.

— Здесь? — спросил один из фашистов с серебряными значками на погонах.

— Здесь, здесь, господин офицер, — как болванчик, закивал старик головой. — Сюда пожалуйте, сюда.

Звякнула щеколда калитки.

— К нам, — прошептал Саур и побледнел.

Разлука

Первой и довольно нелепой мыслью моей было запереть двери. Я бросился на кухню, Саур за мной, но дверь раскрылась раньше, чем мы успели подбежать к ней. Тогда я стал на пороге и, растопырив руки, сказал:

— Тут больные. Нельзя!

— Что? — удивленно поднял рыжую бровь офицер. — Нельзя? — и засмеялся.

Старик дребезжаще подхихикнул ему, потом повернул ко мне свое толстое лицо и крикнул, точно выплюнул:

— Пошел, дурак!

Сзади меня послышался звук, похожий на рычание. Я оглянулся: изогнувшись, будто для прыжка, Саур смотрел на старика, и в его глазах вспыхивали зловещие огоньки. С тем же удивлением офицер посмотрел на баранью тушу, которая, как принято здесь, сушилась на весу под потолком, и в сопровождении старика прошел в большую комнату.

— Это он, — шепнул мне Саур. — Волк!

Я и сам уже догадался, что толстый старик был тем таинственным посетителем, которого Байрам спустил с лестницы. Мы поспешили к Байраму, но солдат нас не пустил. Мы остались у двери.

Офицер сел на стул около кровати Байрама и по-русски, почти без акцента, сказал, вежливо улыбнувшись:

— Как ваше здоровье, господин Байрам?

Байрам глянул, точно гвоздем метнул, ничего не ответил и опять опустил глаза.

— Я понимаю, — сочувственно наклонил офицер голову. — Вам разговаривать трудно, но мы постараемся не утомить вас. Более подробный разговор мы отложим до времени, когда вы окрепнете, а сейчас — лишь в самых кратких чертах. Господин Байрам, германскому командованию известно, что вы являетесь… как бы это сказать… выдающимся исследователем природных богатств вашей интересной страны. Известны, в частности, и те блестящие успехи, которыми завершились ваши труды по отысканию драгоценного голубого минерала. Германские власти высоко ценят ваш… мм… патриотический поступок: вы сохранили от большевиков тайну месторождения. Это делает вам честь. Но большевиков уже здесь нет, и, я надеюсь, вы незамедлительно сообщите нам все интересующие нас данные. О, разумеется, и вы и ваш почтенный друг, господин Алтай Шалимов, — при этих словах офицер осклабился в сторону толстого старика, — будете весьма щедро вознаграждены. Итак, господин Байрам?..

За все время, пока фашистский офицер говорил, Байрам ни разу не взглянул на него. Казалось, он был погружен в какие-то свои думы и даже не замечал, что в комнате есть еще кто-то. Офицер помолчал и вдруг спросил с самым невинным видом:

— Кстати, господин Байрам, где ваш зеленый сундучок?

По лицу Байрама пробежала еле приметная тень.

— О, не беспокойтесь, — поспешил успокоить офицер, — мы совершенно не покушаемся на него. Но в нем, как нам известно, имеется небольшой кристалл. Он интересует нас как образец, только. Вероятно, камень и на самом деле драгоценен, если с ним связывают понятия о счастливой жизни.

Легкая усмешка скользнула по лицу Байрама. Он медленно перевел взгляд на офицера и тихо, но твердо сказал:

— Господин чужестранец, в моем сундуке действительно находятся драгоценные вещи. И это правда, что в руках человека они делают жизнь счастливой. Но какого человека, господин чужестранец? Свободного. Вот почему я и спрятал этот сундук, как только увидел, что свобода на короткое время уходит от нас. Все, господин чужестранец. Больше я вам не скажу ничего.

Мы с Сауром молча схватили друг друга за руки.

Офицера точно кто снизу ткнул шилом.

— Врешь! — вдруг взвизгнул он тонким голосом. Лицо его побагровело, губы затряслись; от всей его вежливости не осталось и следа. — Врешь, азиатская обезьяна! Ты скажешь все! И сейчас же, здесь! Я подвешу тебя к потолку вместо барана! Я… я… Курт!

Солдат шагнул вперед.

Толстый старик прижал к груди свои волосатые руки и чуть не со слезой в голосе заговорил:

— Господин офицер, я вас прошу, не волнуйтесь! Не надо его подвешивать, господин офицер. Он умрет, но не скажет и унесет в землю свою тайну! Я знаю его, господин офицер: он упрям, как злой дух.

Уставясь на старика побелевшими от злобы глазами, офицер зашипел:

— Ты что ж, защищать?

— Нет, господин офицер. — Старик махнул рукой. — Расчет, господин офицер, вот что. Я и по голове стукнул его с расчетом — оглушить, но не убить.

Саур до боли сжал мне руку: так вот кто бросил камень!

А предатель продолжал:

— Есть другой способ, господин офицер, заставить его говорить: надо душу ему прижечь.

— То есть? — хмуро бросил офицер.

Предатель хихикнул:

— Я все рассчитал, господин офицер, вы останетесь довольны. В селении Большой аул есть у него внучка. Так, лет шести девчонка. Он души не чает в своей Шуме, господин офицер. Прикажите привезти ее сюда да на глазах у него, и повесить, а снизу огоньком… Вот тогда он заговорит!..

Лицо офицера расплылось в улыбке:

— Старик, да ты, я вижу, очень неглупая обезьяна! Я сам поеду за девчонкой. Курт! Автомобиль! Или нет: оставайся здесь. Мы пройдем в гараж сами.

Смертельно побледнев, Байрам смотрел на предателя неподвижными глазами: в них был ужас…

— Говори, что будем делать? Говори, ну?

Что делать, я не знал и в отчаянии смотрел на Саура.

Мы стояли в огороде, куда забрались, чтобы решить, как спасти Байрама. Но прошло уже несколько минут, а мы еще ничего не придумали.

На улице рявкнул гудок. Саур вздрогнул, в глазах его мелькнула отчаянная решимость:

— Не знаешь? Так я скажу: мы заколем часового!

Как мне самому не пришла эта мысль в голову! Сейчас офицер с предателем уедут на машине в Большой аул. Солнце уже повисло над хребтом, скоро оно совсем скроется, и, как всегда бывает здесь, сразу станет темно. У Саура есть кинжал. Мы тихонько подкрадемся и всадим его в спину часового. А Байрама у кого-нибудь спрячем.