Американское безумие, стр. 32

23

Выпрямившись во весь свой рост, Джимми Коч-Рош обратился к самой высокооплачиваемой за всю историю кино супружеской паре.

— Прошу прощения, но я не могу позволить вам самостоятельно добраться до дома, — сказал он. — Это совершенно ясно.

— Мы не дети! — запротестовала Пума, словно тигр в клетке расхаживая по обшитому панелями из орехового дерева личному кабинету адвоката. Четыре шага вперед. Поворот. Четыре шага назад.

Чиз, который стоял, прислонившись к столу Коч-Роша, согласился со своей женой.

— Недавно вы мне говорили о последствиях. Точнее сказать, вы говорили, что их не будет. А теперь вы фактически утверждаете, что мне нужна нянька.

Маленький адвокат поднял руки, призывая его к молчанию.

— Я действительно обещал вам, что справлюсь с любыми обвинениями. Но для этого мне нужно определенное сотрудничество и с вашей стороны. За последние сутки вы оба проявили некоторую, скажем так, вспыльчивость. Я хочу избежать повторения подобных инцидентов. В суде я могу творить чудеса, но все же и я не всесилен. Поймите, если вы допустите еще один такой серьезный промах, как погром в «Спиди март», то я больше не смогу гарантировать вам избавление от тюрьмы.

— Это не здорово, Джимми, — сказал Чиз. — Совсем не здорово. — Он подошел к тому месту, где стоял адвокат, и, словно карающий меч, вознес над его головой свой мощный кулак.

К чести Коч-Роша, тот даже не вздрогнул, хотя и прекрасно понимал, на что способны его клиенты. В мире блефа и пустых угроз он чувствовал себя как рыба в воде.

— Я хочу, чтобы вы предоставили возможность моему водителю и охранникам доставить вас домой в Бель-Эр, как следует из моего соглашения с судьей о вашем освобождении под залог, — сказал Коч-Рош. Адвокат не стал употреблять неприятного выражения «домашний арест». — Я хочу, чтобы вы оставались в вашем доме под защитой моих людей. Там вы будете в безопасности и будете располагать неограниченным количеством еды, какую только пожелаете иметь. А я в это время буду работать над организацией вашей защиты в суде. Я не прошу вас навсегда стать узниками своего собственного поместья. Нам просто нужно немного времени, чтобы все успокоилось. И не нужно никаких дальнейших инцидентов.

Чиз опустил кулак.

— Честно говоря, я прошу не так уж много, — сказал Коч-Рош. — Особенно если учесть альтернативу, которая состоит в том, что вы оба будете признаны виновными в убийствах первой степени.

— Мы стали очень беспокойными, — сказала Пума.

— Тогда вам тем более стоит оказаться в родных пенатах. Там вас никто не будет беспокоить. Я уже отпустил на выходные вашу домашнюю прислугу. Обо всех ваших нуждах позаботится моя охрана. Эти люди будут готовить, убирать — в общем, делать все, что нужно. Они будут там только для того, чтобы вам помочь, поэтому, пожалуйста, не сделайте ничего такого, что бы могло им повредить.

— Надеюсь, вы не станете и пытаться забрать у нас наклейки, — сказал Чиз. — Это было бы большой ошибкой, — добавил он.

— Я стал бы это делать в последнюю очередь, — ответил Коч-Рош. — Однако, я думаю, теперь совершенно очевидно, что с нынешней дозой у вас могут быть некоторые неприятности. По этому поводу я уже вступил в контакт с производителем. В ближайшие несколько дней проблема будет решена.

— Но если вы станете давать нам меньше гормонов, то наши тела могут усохнуть, — сказала Пума.

— Или мышцы могут снова превратиться в жир, — добавил Чиз.

— Не обязательно, — ответил адвокат. — С другой стороны, разве не лучше примириться с тем, чтобы мышцы стали немного меньше, чем все время сталкиваться с обвинениями в убийствах?

Пума и Чиз с сомнением посмотрели друг на друга.

— А разве нельзя все исправить как-нибудь по-другому? — спросила Пума. — Ну, чтобы мы не потеряли того, что уже имеем?

— Производитель изучает этот вопрос, — заверил их Коч-Рош. — Случившееся беспокоит его не меньше, чем нас. Ему совсем не нужен препарат, который никто не захочет принимать.

Адвокат нажал кнопку селектора.

— Сейчас мои люди отвезут вас домой, — сказал он. — У вас был долгий, утомительный день. Вы наверняка очень устали.

Через несколько секунд в кабинет вошли четверо крепких мужчин. На них было защитное обмундирование, соответствующее четвертой степени угрозы. Оно включало в себя сверкающие черные шлемы со встроенной переговорной системой, черные щитки, прикрывающие голени, кованые сталью черные туфли, черные перчатки и прозрачные пуленепробиваемые щиты. В общем, по внешнему виду эти охранники напоминали нечто среднее между сотрудниками полиции по борьбе с беспорядками и древними самураями. На вооружении у них были штурмовые помповые ружья и парализующие «тазеры». Скрытые за плексигласовыми щитками лица смотрели невесело.

— Это те самые ребята, которые будут косить у нас лужайку? — с недоверием спросила Пума.

— Кроме всего прочего, — ответил Коч-Рош.

— Давай побыстрее уедем, Чиз, — сказала Пума. — Мне опять хочется есть.

Еще в лифте, по дороге в гараж, охранник по имени Боб Гебхарт уже находился в полной боевой готовности. После недавней встречи с маленьким азиатом у него все саднило. При каждом вдохе тело чуть повыше левой почки пронзало острой болью, а торс охранника был словно коконом обернут эластичным бандажом. Теперь он без колебаний будет применять смертоносное оружие; он будет сразу стрелять.

Что удивительно, он тогда в первый момент даже не почувствовал удара, хотя за всю жизнь его били очень много раз — как во время службы в американской армии в качестве капитана «рейнджеров», так и позже, когда Гебхарт занялся гораздо более прибыльным делом, работая в качестве консультанта по системам безопасности. В последнем случае его часто били пьяные или накачавшиеся наркотиков клиенты, пытавшиеся нанести оскорбление действием кому-нибудь еще вроде надоедливого фотографа, бывшей супруги или делового партнера. Принимать на себя угрозу, как направленную на клиента, так и исходящую от него, — в этом и состояла работа Гебхарта.

Инцидент в доме Коч-Роша был необычным, если не сказать больше. По своему профессиональному опыту Гебхарт знал, что при происходящем в реальной жизни, а не в кино столкновении «семь против двух» эти семеро всегда побеждают — особенно если у них есть огнестрельное оружие. То, что его хорошо подготовленная команда проиграла поединок, было так же удивительно, как и безболезненный удар, который лишил Гебхарта сознания. Охранник почувствовал боль только после того, как пришел в себя. Как говорили врачи, оранжевого цвета ссадина до сих пор слегка кровоточила изнутри. Однако Гебхарт ни в коем случае не хотел уходить домой. Он был унижен перед боссом и теперь хотел как-то оправдаться, чтобы сохранить лицо.

В кабине лифта было тесно. Слишком большое скопление чересчур крупных людей, слишком много защитного обмундирования. Гебхарту вся ситуация представлялась совершенно непонятной. Он не имел представления, почему Пуму и Чиза вдруг так сразу раздуло. Они теперь были сложены как животные. В воздухе витало какое-то напряжение, нечто вроде электрического разряда — как будто пара, которую бригада охранников должна была нянчить, вот-вот сорвется и начнет творить черт знает что. Их мышцы постоянно дрожали.

Охранник вдруг подумал, что встреча с великой Пумой Ли, находящейся совсем рядом, могла бы стать самым волнующим событием в его жизни. В определенном смысле так и получилось, но отнюдь не в том, в каком следовало этого ожидать. С Гебхартом еще не случалось такого, чтобы ему угрожали киноартистки. Физически угрожали.

Хотя кинозвезда даже не смотрела на него, охранник чувствовал, что дай ей только повод, и она превратит его в кровавую бесформенную массу. Ударяя людей кулаком, ногами и полицейской дубинкой, Гебхарт хорошо помнил ощущения, которые возникали при соприкосновении с плотными мышцами — по всей руке или ноге тогда расходится ударная волна. Охранник никогда не сталкивался с чем-либо таким твердым, как тело Пумы Ли, но с ужасом подозревал, что его удары кулаками, ногами или дубинкой не произведут на нее ни малейшего впечатления. И хотя Гебхарт был с ног до головы закован в броню, а в руках держал десятизарядный пистолет двенадцатого калибра, это отнюдь не приносило ему душевного спокойствия.