Кот в тупике, стр. 8

Джо завершил свой завтрак, отодвинул носом тарелку и принялся умываться, размышляя об ограблении. Поскольку прежде о подобных случаях не сообщалось, он считал, что антикварный магазин — лишь пробный шар. Джо не стал тратить время на раздумья о природе и происхождении черного кота, а сосредоточился на решении более насущного вопроса: кто станет следующей жертвой преступной парочки?

Хотя, возможно, это была единичная вылазка. Вполне вероятно, эта пара случайно оказалась в их городке на пути к побережью, и им просто понадобились наличные на карманные расходы. Может, они уже уехали, скрылись в неизвестном направлении.

Ну да, в этом случае городку сильно повезло бы.

Нет, это ограбление не экспромт. Все было спланировано слишком точно: шайка действовала слишком уверенно и слаженно, как будто они провели предварительную разведку. Как будто они отлично знали, что этот городок — просто безобидная клуша и ощипать ее не составит никакого труда.

Джо приводила в ярость мысль о том, что этот кот мог в течение ряда дней, а то и недель незаметно шнырять по магазинам, а они с Дульси и знать ничего не знали, ни разу даже не заметили его и не учуяли. Он представлял, как этот кот со своим хозяином околачиваются в магазинчике миссис Меддер, втираясь к ней в доверие: старик ведет с ней неспешные праздные разговоры, разглядывая место будущего преступления в поисках сейфа и сигнализации, а в это время черный кот с невинным видом трется у ее ног, мурлычет и, возможно, принимает маленькие подношения в виде самых лакомых кусочков ее ланча, не забывая при этом изучать обстановку. Он запрыгивает на прилавок, чтобы заглянуть в приоткрытый ящик кассы, и исследует все укромные уголки в поисках потайной сигнализации.

Джо очень не нравилась вся эта история. И человеку-то не положено воровать из магазинов, и уж совсем непозволительно участвовать в таком деле коту.

Перепрыгнув с обеденного стола на встроенную раковину, Джо принялся расхаживать взад-вперед, то и дело поглядывая в окно. Он сожалел, что не стал преследовать их прошлой ночью. Больше такого промаха он не допустит. Если уж Дульси так хочется, она сама найдет возможность не ссориться с черным котом, но Джо собирался прищучить преступную парочку. Слизывая с усов остатки яичницы и наблюдая, как солнце встает из-за окружающих Молена-Пойнт холмов, Серый Джо страстно хотел, чтобы огонь правосудия вспыхнул столь же ярко, как этот пламенеющий шар; его жажда справедливости была столь же непреодолимой и всепоглощающей, как и у любого полицейского-человека.

Глава 4

Когда Чарли Гетц проснулась в субботу рано утром, у нее еще не было никаких оснований подозревать, что она вот-вот лишится своей новой уютной квартирки; что к тому времени, когда большинство обитателей Молена-Пойнт сядут завтракать, она затолкает картонные коробки, ящики и брезентовые мешки в свой старенький фургон «Шевроле » и отвезет к тетке в гараж, из которого лишь совсем недавно все это извлекла; что ее бессердечно вышвырнут на улицу, и это в такой — особенный — день ее жизни, в тот день, когда она хотела быть неотразимой.

Чарли три месяца благополучно прожила у Вильмы, приходившейся ей теткой. Безработная и почти разоренная, она приехала сюда, оставив свою неудавшуюся карьеру, без каких-либо планов на будущее и бесплатно поселилась у Вильмы в комнате для гостей.

За это время она организовала новую фирму, вложив оставшиеся крохи наличных в рекламные объявления, покупку старенького фургона и подержанного оборудования для уборки помещений и мелкого ремонта. Она также наняла наилучших помощников, которых только можно было найти по короткому объявлению. Ей было двадцать восемь лет. То, что после шести лет, потраченных впустую в Сан-Франциско, она создала свою компанию «Чистим-Чиним», сняла квартиру и в конце концов приняла на себя ответственность за собственную судьбу, — все это было слагаемыми ее стремления к независимости. И ей удалось сделать громадный — пусть и запоздалый — шаг на пути к взрослому миру.

И вот она снова бездомная, и надо опять все начинать сначала.

Жить у Вильмы ей нравилось, нравилось возвращаться в уютный дом к пылающему в камине огню и чудесному горячему ужину, нравилось, когда о ней заботятся. Но больше всего на свете ей хотелось быть независимой.

И вот, проснувшись на рассвете и не подозревая, что злосчастное уведомление уже торчит в ее двери, она поплотнее завернулась в одеяло и удовлетворенно оглядела свою небольшую квартирку. Это была однокомнатная студия, которая чрезвычайно нравилась Чарли. Мебели совсем немного: мольберт, узкая кушетка, послуживший явно не одному жильцу обеденный стол и парочка разнокалиберных деревянных стульев. Стоящие друг на друге открытые картонные коробки, в которых лежали ее аккуратно сложенные вещички, служили платяным шкафом.

В распахнутые окна влетал прохладный свежий ветер, доносился запах океана, а над крышами из-за темных облаков ярки ми штрихами пробивался рассвет, переливаясь чудесными акварельными оттенками розового и оранжевого. Вскоре встающее из-за холмов солнце расцветит их подножия яркими красками, зальет светом городок — его беспорядочно разбросанные узкие улочки, и темные кряжистые дубы, и мозаику островерхих косых крыш — запустит солнечных зайчиков в окна ресторанов и витрины магазинов. Это утреннее солнце вольется и в окна галереи Аронсон, пощекотав золотыми лучами ее, Чарли, рисунки.

Мысль о том, что теперь и она связана с галереей, а ее работы станут частью настоящей выставки, вызывала у Чарли странное чувство. Она все еще не могла поверить в свою удачу: ей по счастливилось не просто оказаться в компании шести известных художников — ее работы занимали половину передней стеклянной стены галереи, а это уже был настоящий «вотум доверия» для новичка. Эта выставка стала большим подарком, неожиданным и восхитительным.

Четыре года в художественной школе и два года попыток найти себе применение в сфере коммерческого искусства, десяток новых попыток и новых провалов, халтура по изготовлению вывесок, не приносившая ни денег, ни радости… Нет, это было не для нее. В конце концов Чарли пришла к выводу, что искусством она себе на жизнь заработать не сможет. Эта неудача показалась ей полным и сокрушительным поражением, причем не только в избранной профессиональной сфере, но и в жизни. И вот теперь, когда она бесповоротно отказалась от мысли жить на доходы от искусства, нашлись люди, которые проявили к ее рисункам интерес.

Она дотянулась до столика в изголовье кровати, включила походную кофеварку, приготовленную накануне вечером, и погрузилась в размышления: можно ли отправиться на открытие выставки в цветастой индийской юбке, сандалиях и синей маечке с глубоким вырезом или лучше снова надеть черное платье с серебряным колье, одолженным у тети? Чарли представила, как будет выглядеть галерея вечером, праздничная и сверкающая. Ей пришло в голову, что там наверняка будет множество незнакомых людей, и она решила постараться запомнить, как их всех зовут.

Когда аромат кофе наполнил комнату, Чарли села в постели, подпихнув под спину подушку. Налив себе кружку дымящегося напитка, она принялась дуть на него, чтобы поскорее остудить. Кофе в постель — одна из черточек красивой жизни, маленькая радость, которую она позволяла себе перед началом трудового дня. После этого ей приходилось влезать в джинсы, сапоги и рабочую куртку и поспешно убегать, чтобы к восьми уже быть на работе и заниматься крепежом гипсолитовых щитов и прочими вещами, которые ей никогда прежде не доводилось делать. Приступив к работе, она не останавливалась до самой темноты, делая лишь коротенькую паузу для торопливого ланча в компании своих помощников, Клайда или субподрядчиков — кто в этот момент оказывался рядом.

Она откинулась на подушку и принялась строить планы на день, намечая работу для водопроводчика, наладчика дожде вальной установки и электрика и наблюдая в окно, как разгорается утреннее небо, как по комнате рассыпаются светлые пятна, а висящие на стене рисунки в рамках заливаются розовым. Это были портреты двух кошек; Чарли казалось, что они смотрят прямо на нее так настороженно и выжидающе, что девушка не вольно улыбнулась. Шаловливая усмешка Дульси, ее понимающий взгляд и легкий наклон головы, казалось, свидетельствовали о том, что ей известна какая-то удивительная тайна.