Тайна музейного экспоната, стр. 25

— Поняли? — спросил Витька. — Ты, Груня, не придумала этот блик — ты его мимолетно увидела, когда кто-то толкнул дверь, мешавшую ему пройти! Видно, дверь была полуотворена так, что перегораживала часть коридора!

Его друзья ошарашенно молчали. И в самом деле, Витька был прав. Блик мог возникнуть только оттого, что дверь резко повернулась туда и сюда. А чтобы она повернулась, ее кто-то должен был повернуть.

— Но мимо никто не проходил, честное слово!.. — пробормотал Мишка. — Хоть поклясться готов!

— Не проходил! — кивнула Груня. — Хоть у Самсонова тоже спросите.

И тут в купе заглянул Алексей:

— Еще не спите? — осведомился он, постаравшись придать своему голосу должную строгость. — Понимаю, нелегко улечься, когда такое происходит, но ведь уже четвертый час ночи…

— У нас проблема, — сказал Витька. — Очень важная.

— Какая проблема?

— Как человек может невидимкой пройти мимо купе, из которого его просто должны увидеть?

— И это все ваши проблемы? — Алексей неожиданно разулыбплся.

— Да, — кивнул Витька.

— И если я решу ее для вас, вы ляжете спать?

— Так вы знаете, как это может быть?! — не выдержала Груня.

— Конечно, знаю, — небрежно ответил Алексей.

— Как? — вся четверка подскочила с мест. — Откуда?

— Потому что классику надо читать, — язвительно ответил Алексей. — Если б вы не только глотали всякие дешевые книжонки, а читали классических детективных авторов, то помнили бы рассказ одного из них про человека-невидимку. И ваша проблема разрешилась бы сама собой.

— Подождите… — начитанный Витька наморщил лоб. — Я припоминаю. Но там убийцей был почтальон… А когда полиция спрашивала, приходил ли кто в этот дом, все дружно отвечали: «Нет, никого не было!» — потому что почтальон как бы не считается…

— Вот-вот, — кивнул Алексей. — Точно так же и проводник не считается, ведь ему положено ходить по вагонам туда и сюда. Если бы мимо купе прошел кто-то из пассажиров — все бы это, конечно, запомнили. А если проводник промелькнет мимо, все ответят — нет, никто не проходил… Что, решил я вашу проблему?

— Еще как! — сказал восхищенный Витька. — Черт! Как же я сам не додумался!.. Одно то, что гитара тренькала в туалете во время стоянки… А мы-то думали, что тетки из последнего купе врут!

— Что ты хочешь сказать? — живо спросил Алексей.

— А то, что раз у проводника есть ключи от туалета, значит, он и во время стоянки может там запереться! И не бояться, что кто-то будет маячить рядом или ждать под дверью — ведь все знают, что во время долгой стоянки и пятнадцать минут после нее туалеты заперты, нечего и соваться!

— Погоди… — Мишка вдруг побледнел. — Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что к нам в купе надо немедленно вызвать Петра Васильевича — и обязательно с гитарой! — сказал Витька. — Остальное потом!

Алексей, внимательно слушавший, одобрительно кивнул.

— Совершенно правильно. Я улавливаю ход твоих мыслей. Пожалуй, Петра Васильевича я сам доставлю, найду предлог. Без супруги, так?

— Так, — подтвердила Груня. — Тут есть один момент… Мы вам потом объясним.

Алексей ведь не знал о «тайном преступлении» Сидоренко.

— Ребята! — взмолился Мишка. — Дайте мне сказать!..

— Потом скажешь! — оборвал его посуровевший Витька. — Сперва — самое главное.

Мишка отодвинулся в угол и затих. Было видно, что его одолевают какие-то тревожные мысли…

— Да, конечно, — послышался в коридоре голос Алексея. — Не беспокойтесь. Вернем буквально через пять минут, в целости и сохранности.

Это, похоже, он отвечал Анджеловой. А через секунду он доставил в ребячье купе Петра Васильевича — абсолютно обалдевшего, осоловевшего и лишь беспомощно мигающего глазками. Гитару он держал вертикально, за гриф.

— Петр Васильевич, — обратился к нему Витька, — кажется, мы разобрались, что произошло. Но мы можем ошибаться. И я прошу вас очень внимательно приглядеться к гитаре — ваша она или нет?

— Как же не моя? — Петр Васильевич обиделся. — Вон, и обводы корпуса, и гриф… Одна из немногих гитар, которые, по преданию, входили в собрание Высоцкого. Такие гитары сразу узнаются! И звучит как надо. Если б мне подсунули копию, чтобы украсть оригинал, — то в менее качественном дереве резонанс был бы другой, звук сразу ухудшился бы!..

— И все-таки, я вас очень прошу, — настойчиво повторил Витька.

— Присоединяюсь! — подал голос Алексей. Похоже, он кое о чем начал догадываться.

— Да пожалуйста! — Петр Васильевич пожал плечами и перевернул гитару. — Вот здесь, на корпусе, после одного приключения осталась характерная царапинка, которую никак не удавалось зашлифовать. Я вам ее покажу — и… и… и… — он запнулся. — Где же она?

— Угу, — удовлетворенно кивнул Алексей. — Нормально, а?

— Да что ж нормального? — Петр Васильевич и растерялся, и засуетился. — Да объясните мне, наконец…

— Посмотрите еще, — сказал Витька. — Нет ли на гитаре каких-то особенностей, которых не было на вашей?

Теперь Петр Васильевич стал беспрекословно осматривать гитару со всех сторон.

— А это что за темное место? — указал Алексей. — Вроде какие-то царапинки проступают… И дерево словно подтонировано, чтобы эти царапинки были меньше видны… Поверните-ка к свету этой стороной!

Когда Петр Васильевич повернул гитару подтонированным пятном к свету, все увидели, что эти царапинки начинают слагаться в буквы — в надпись, тонко прорезанную бисерным — изящным и мелким — почерком!

— Что это такое? — совсем удивленный Петр Васильевич захлопал глазами.

— Подождите, сейчас принесу одеколон, — сказал Алексей. — Одеколон должен это смыть.

Он вернулся с ваткой, смоченной одеколоном, и протер темное место, — которое очистилось на удивление легко. И надпись — старинная, с «ятями» — стала совсем ясной.

— «Моему дорогому Павлу Мочалову, с пожеланием когда-нибудь сыграть моего Арбенина, гитару нашего общего учителя. Михаил Лермонтов», — вслух прочел Алексей.

Глава XII

РАЗГАДКА ВСЕХ ТАЙН

Челюсти у всех так и отвисли.

— Ну да! — кивнул сам себе Алексей. — Ведь Мочалов мечтал поставить «Маскарад» и сыграть главную роль, но пьесу запретила цензура. И он, и Лермонтов очень это переживали.

— Теперь вы понимаете? — спросил Витька у Петра Васильевича. — Ваша гитара звучит не хуже этой — они обе из собрания Высоцкого, — но эта, из-за надписи, имеет особую ценность! Интересно, сколько она может стоить?

— Сумасшедшие деньги! — выдохнула Груня.

— Вот именно, сумасшедшие, — проворчал Алексей. — Достаточные, чтобы свести с ума и подтолкнуть на преступление. Я, кажется, понимаю, как и что произошло… Но пусть Витька объяснит. Он первым додумался — ему и честь.

— По-моему, ясно, что произошло, — сказал Витька. — Кто-то украл эту гитару из музейного собрания, чтобы за огромные деньги толкнуть подпольному коллекционеру. А может, и контрабандой за границу вывезти — ведь в Европе она бы вообще стоила о-го-го! Действовал не один человек, а целая банда. Но органы все-таки взяли след этой банды. Значит, надо придумать, как всех перехитрить. Вы с женой, Петр Васильевич, часто гастролировали в нашем городе, и грабители обратили внимание, что у вас точно такая же гитара. Выяснили они и про вашу привычку периодически снимать струны с гитары и прятать в нее что-нибудь сладенькое… Понимаете? Грабители знали, что органы накопали достаточно, чтобы начать искать гитару в этом поезде — но, сколько бы они ни искали, ни выглядывали, мимо вашей гитары они пройдут, не обратив на нее никакого внимания и не удосужившись рассмотреть внимательно. Ведь все знают, что у вас тоже гитара из собрания Высоцкого — точно такая же, как музейная, но при этом абсолютно «чистая», принадлежащая вам на полностью законных основаниях! В тот момент, когда вы, посетив буфет, стояли на перроне, они подменили гитару — поставили свою в точно таком же чехле. Теперь вы довезете их гитару до Пскова, а во Пскове найдется случай ее украсть — а там и до границы рукой подать, никто очухаться не успеет! А милиция — или там ФСБ, — негласно, но тщательно осмотрев весь поезд и не обнаружив в нем никакой старинной гитары, кроме вашей, придут к естественному выводу, что грабители отказались от идеи переправлять гитару поездом… Но остается еще один момент! Ведь вы-то в два счета можете заметить, что гитара — другая! Значит, надо сделать так, чтобы вы этого не заметили. Как этого добиться? Да очень просто, огорошить вас, удивить до смерти, чтобы вы не стали обращать внимания на всякие различия в царапинках и пятнах на корпусе. Вот скажите, если бы струны не были натянуты, а корпус гитары не перемазан раздавленными пирожными — вы бы заметили, что гитара не ваша?