Васек Трубачев и его товарищи (книга 2), стр. 52
Михайло вышел из ворот, споткнулся… Бабы завыли…
Михайло поднял голову и, суетливо передвигая босые синие ноги, заторопился.
Мазин и Трубачев остолбенели от ужаса. Глаза их не мигая смотрели на деда. Рука Трубачева, стиснутая рукой товарища, онемела, рыжий чуб выбился из-под тюбетейки. На лбу Мазина выступили крупные капли пота, щеки покрылись пятнами.
Дед еще раз споткнулся. Эсэсовец тряхнул его за ворот рубахи, обнажив костлявую грудь деда с синими кровоподтеками. Громкий плач вырвался из толпы.
Фашисты прикладами раздвинули людей, расчищая путь к виселице.
Онемевшие и потрясенные мальчики машинально двигались за толпой. Истошный вой провожал деда; эсэсовцы заторопились. У виселицы Михайло остановился, повернулся к людям:
— Чего плачете? Думаете — пропал дед Михайло? Ни! Я не зря пропал! Я за хорошее дело погибаю! — Голос у деда был слабый, тоненький, как у ребенка.
Эсэсовец схватил деда за плечи и толкнул его к виселице. Но дед с силой вырвался:
— Внука моего поберегите, люди добрые!
В толпе вдруг послышался шум борьбы, взметнулся вверх красный пионерский галстук, зажатый в детской руке, и мгновенно исчез, утонув в людском потоке.
— Живи, Генка! Матерь твоя — Украина! Живи, Генка!.. — торжествующе кричал захлестнутый петлей дед, отбиваясь от двух солдат.
Крик его вдруг оборвался, маленькое, худое тело взметнулось вверх.
— Деда!.. — пронзительно закричал в толпе надрывный голос.
Мазин и Трубачев дрогнули, очнулись и, сбивая с ног женщин и детей, бросились на этот голос. Вой толпы перешел в грозный рев. Безоружные люди с голыми руками шли на гитлеровцев, ломились к виселице. Раздались выстрелы, застрочил пулемет — в общий гул влились стоны раненых. Загороженная женщинами, Костичка силилась удержать обезумевшего Генку.
Мальчики с двух сторон подоспели к ней на помощь, схватили за руки товарища и, увлекая его за собой, бросились бежать. Сзади них строчил пулемет, рядом падали женщины, дети, старики.
У плетня, в луже крови, лежал мертвый Ничипор. Лицо его сохраняло удивленное детское выражение, длинные руки и ноги мешали бегущим…
— Ничипор! — вскрикнул Васек.
Но Мазин увлек его за собой.
За обуглившейся хатой Степана Ильича они запутались в огородной ботве и упали. Генка бился головой о землю и со стоном рыл ее ногами. Трубачев и Мазин, обессилевшие от бега, с минуту лежали без движения, не в силах прийти в себя.
Вокруг них со свистом летели пули.
Мазин поднял голову:
— Пропали!
Васек схватил Генку за плечи и с отчаянием закричал:
— Генка, Генка! Бежим! Нас убьют!
Но Генка еще крепче прижимался к земле. Мутные карие глаза его дико блуждали по сторонам, грязное от пыли лицо было залито слезами.
Мазин вскочил.
— Берись! — прошипел он пересохшим ртом Трубачеву, насильно поднимая Генку с земли.
Но земля вдруг ухнула и ушла из-под ног. Страшный взрыв потряс все село. Оба мальчика как подкошенные упали друг на друга, закрывая собой Генку.
Когда Мазин пришел в себя, Трубачев, крепко обняв за плечи Генку, указывал ему на черный дым, валивший из школы. Крыша гитлеровского штаба провалилась. Огненные языки лизали голубые стены.
Мазин поднялся на ноги:
— Бежим!
Генка больше не сопротивлялся. Мальчики, взявшись за руки, сбежали к реке. Петька встретил их громким, захлебывающимся ревом.
Генка послушно сел в лодку; глаза его не отрываясь глядели на пылающие стены голубой школы.
У мельницы встревоженные ребята бросились к товарищам.
— В лес! К Мите! — торопливо скомандовал Васек.
Собрались быстро, молча. Никто не спрашивал про деда Михайла. Со страхом и сочувствием смотрели на Генку, на его грязное, мокрое от слез лицо, на черные от земли руки, на растерянные глаза.
Мазин и Трубачев еще раз заглянули на мельницу. Под бревном, где когда-то хранился у Коноплянко приемник, Мазин нашел сухую горбушку хлеба. Петька Русаков, пошарив на окне, обнаружил коробку спичек и кусок сахару. Трубачев тоненьким мелком написал на стене:
Уходим в лес искать Митю. Отряд Трубачева. Смерть фашистским зверям!
— Оставляйте дорожные знаки! — распорядился он. — Митя, наверное, тоже будет нас искать.
На берегу они выбрали направление. Одинцов немедленно выложил из камней знак, указывающий на то, что отряд Трубачева ушел в лес.
Узкая тропинка вывела ребят в поле, потом, покружив между молодыми соснами, свернула в густой синий бор и затерялась в нескошенной порыжевшей траве.
А за рекой, в изрешеченном пулями селе, воцарилась грозная тишина. На опустевшей площади над худеньким, вытянувшимся телом деда Михайла кричали испуганные птицы.
Глава 48
МИРОНИХА
До сих пор ребята в Макаровке смирно сидели каждый в своем закутке. Теперь часто через плетень шмыгали друг к дружке будущие школьники и школьницы. У многих девочек в косичках появились ленточки. В дверь к Миронихе то и дело просовывалась чья-нибудь голова, чтобы спросить о школе. Валя, Лида и Нюра с нетерпением ждали учительницу. Они уже обегали все хаты, записали всех ребят.
Одна Мирониха не принимала участия в радости детей. Прошло уже два дня с тех пор, как в ее хате побывала Марина Ивановна. Много мыслей тревожило Мирониху. В том, что учительница не пришла в ту ночь, как они уговорились, таилось для Миронихи самое страшное…
Мирониха почернела от беспокойства, цыкала на ребят, боялась уйти из хаты.
Утром чуть свет будила девочек:
— Гоните коров, девчата… Да Павлика с собой берите, пусть на травке побегает.
Валя и Лида сонно хлопали ресницами, недоумевающе смотрели на Мирониху:
— Да ведь темно еще, тетя Ульяна!
В окошко еле-еле пробивался серенький рассвет.
— Ничего, ничего, не заблудитесь! Живо мне! — сурово покрикивала она на девочек.
— Вы, мамо, с ума сошли, чи що? — лениво откликалась из-за перегородки Маруська.
— Вот я тебе покажу сейчас! Дуже умная стала! — двигая в печке горшки, кричала на Маруську мать.
Синицына, недовольно посапывая, натягивала на Павлика длинные штаны:
— А его зачем? Только руки нам свяжет? Пусть бы спал себе…
— Ну да, "спал"… — покряхтывая, отзывался Павлик, довольный, что идет с девочками. — Я еще быстрей вас за коровами могу бегать!
Выпроводив девочек, Мирониха вставала у окна и молча глядела на улицу.
На третий день к вечеру заглянула к ней соседка Агриппина и, поманив ее пальцем в сени, быстрым шепотом сообщила ей, что в ту ночь, когда загорелся клуб, учительку схватили гитлеровцы, что она сидит под замком и ни в чем не признается.
Мирониха тихо выпроводила соседку за дверь. Шатаясь, вошла в хату и два часа пролежала как мертвая, отвернувшись лицом к стене.
Девочки шепотом говорили о школе, об учительнице, которая, наверно, пошла за учебниками и теперь уже обязательно придет завтра. Валя опять складывала и рассматривала тетради, по тому, как были подписаны фамилии на обложках, заранее определяла плохих и хороших учеников. Лида и Нюра вспоминали, с чего начинало свою работу в школе их звено. Они боялись осрамиться перед новой учительницей.
Ночью Мирониха встала, вынула из-под кирпича круглую печатку вместе с какими-то бумагами, свернула в узелок платье учительницы и зарыла все это на своем огороде, тщательно при крыв ботвой. Потом, едва дождавшись рассвета, снова выпроводила девочек из дому.
"Нехай там сидят, меньше знать будут", — тревожно подумала она про себя.
Маруська острыми серыми глазами исподтишка наблюдала за матерью. Когда девочки ушли, она вылезла из постели и, натягивая на колени рубашонку, уселась за столом.
— Ты чего? — спросила ее мать.
— А ты чего? — уставилась на нее Маруська.
Ульяна подошла, прижала к себе спутанную светлую голову Маруськи и заплакала: