Васек Трубачев и его товарищи (книга 2), стр. 28
Глава 26
Р. М. 3. С
Каждый день Мазин и Русаков рыскали по окрестностям в надежде найти какие-нибудь следы Мити. По разговорам взрослых и по всем предположениям было очевидно, что арестованных увели из села. Может быть, их заставили работать…
— Митя не будет работать на фашистов! — говорил Трубачев. — Он или убежит, или… — Он не договаривал, но ребята понимали, что значит это "или".
— У него комсомольский билет с собой, — тихо добавлял Одинцов.
Мазин хмурился, вздыхал:
— Пошли, Петька!
На дороге обнаружить какие-нибудь следы группы арестованных было невозможно. Тут шли и ехали люди, мчались мотоциклы, двигались целые колонны гитлеровцев. Мазин подробно обследовал тропинки около леса, оглядел кусты и деревья: он искал какой-нибудь знак, который мог бы оставить Митя.
Мальчики возвращались поздно, усталые, хмурые.
Ребята ждали их в Слепом овражке. Трубачев беспокоился, выходил навстречу и, взглянув на их лица, ни о чем не спрашивал.
Сегодня Мазин рано поднял Петьку. Макитрючка отрезала им по куску сала. Вздыхая, смотрела, как они прячут за пазуху хлеб, и, бренча заслонкой, ругала фашистов. Баба Макитрючка ругала фашистов с утра до вечера. Падала ли у нее из рук миска, пригорало ли в печи молоко — Макитрючка проклинала фашистов самыми страшными проклятиями.
— А щоб вы сгорели, проклятые! Щоб вам руки-ноги повыкручивало, очи повылазили! — кричала она, подбирая разбитые черепки или вытаскивая из печи пригоревшее молоко.
Гитлеровцы ловили по дворам кур, заходили в хаты, требовали сала, яиц. Макитрючка в первый же день прихода фашистов порезала своих кур и усиленно кормила ими Мазина и Русакова:
— Ешьте, хлопцы! Я над своими курами сама хозяйка. Кого хочу — того и угощу.
Ощипанные перья и косточки ребята относили на огород и зарывали в землю.
— Матка, кура есть? — заглядывая в хату, кричал солдат.
Макитрючка, собрав в упрямые складочки рот, смотрела на него серо — зелеными злыми глазами.
— Но-но… кура давай! — наступал на нее гитлеровец.
Макитрючка молчала до последней возможности, потом разражалась громкими жалобами:
— Откуда у меня куры? Где я их возьму? Всю меня обобрали, до ниточки! Последнего цыпленка со двора унесли. Нету, нету! Хоть весь дом обыщи — ни перышка не найдешь!
Она выбегала во двор, показывала пустой курятник. Мазин и Русаков с тревогой и любопытством смотрели в окно.
— Ось, диты мои, як с ними надо поступать! — удовлетворенно говорила Макитрючка, когда солдат уходил. — Свое добро переведу, а им не дам!
К Мазину и Русакову Макитрючка относилась хорошо, ничего для них не жалела и, зная, что они ходят по лесу в поисках Мити, давала им с собой на дорогу хлеб и сало. Сегодня, когда ребята объявили ей, что уходят надолго, она собрала еще один узелок и дала Мазину:
— На, хлопчик… Може, найдется ваш Митя, може, ще хто из наших голодный по лесу блукае або раненый лежит…
План у Мазина был простой. Ему пришло в голову, что если Мите удалось убежать от гитлеровцев, то голод приведет его на то место, где когда-то был раскинут их лагерь. Митя знает, что в землянке, которую они вырыли, сложены продукты — там есть консервы и мука. (По всем расчетам Мазина выходило, что если Митя скитается по лесу, то уж обязательно постарается найти место бывшей лагерной стоянки.) Посоветовавшись с Васьком и обдумав ночью свой план, Мазин едва дождался рассвета. Разбудил Петьку…
От реки узенькая тропка выводила на шоссе. Мокрая осока резала ноги. От влажного тумана одежда пропиталась сыростью. Кусты обдавали холодными брызгами. В остывших за ночь берегах неприютно плескалась река. Мазин торопился миновать село, перейти шоссе и укрыться в лесу. Он боялся встречи с фашистами. Петька почти бежал за товарищем, натянув на голову курточку.
Внезапно за густым ивняком раздался сердитый окрик:
— Вэг! Вэг!
Мазин быстро присел, дернул за ноги Петьку. Оба мальчика, скрывшись за кустами, затаили дыхание.
На берегу стоял дряхлый дед в серых штанах и холщовой рубахе, завязанной шнурочком у ворота. Он держал удочку и ведерко с рыбой. Гитлеровец толкал его прикладом в спину:
— Вэг! Вэг!
Старик, согнувшись, прошел мимо мальчиков. Голова у него тряслась.
— Наша земля, наша река… — бормотал он, разводя руками.
Когда патруль скрылся, Мазин поднял Петьку. Мальчики пробрались к шоссе и нырнули в лес.
Над их головами, взметнув рыжим хвостом, прыгнула с сосны на сосну белка. Какая-то сварливая птица долго провожала мальчиков, перепархивая с ветки на ветку. Она так крикливо отчитывала их, что перебудила всех птиц. В лесу начинался день. Брызнуло солнце, кусты ожили, зашевелились. Колокольчики, полные свежей, непролитой росы, засинели среди дикого боярышника и высоких колючек с сиреневыми шапками. Около старых, мшистых пней выглянула из травы крупная земляника. Мальчики вволю полакомились; от ягод пальцы у них покраснели и душисто пахли земляничным соком.
Наступил полдень. Ребята выбрали тенистое местечко. Защищенное со всех сторон густым орешником, оно было похоже на беседку. Мазин разложил на платке хлеб, снял с пояса фляжку с водой. Оба с жадностью накинулись на еду. На платок полезли муравьи. Большой рыжий муравей ухватил крошку хлеба и пятился задом, держа ее в цепких лапках. Мазин хотел сбить муравья щелчком, но Петька не дал.
— Ну что тебе, жалко? Силу свою показать хочешь? — рассердился он на товарища. — Пускай тащит!
— "Пускай"! — проворчал Мазин, наблюдая за муравьем. — Я ихнюю повадку знаю — он сейчас весь муравейник на помощь приведет…
К муравью действительно приползли на помощь такие же рыжие большие муравьи; они ухватились за хлебную крошку и тащили ее в разные стороны. Мальчики заинтересовались муравьями. Неподалеку оказался муравейник.
— Ишь, трудятся! — с уважением сказал Мазин и, подержав над муравейником ладонь, сунул ее Петьке: — Понюхай. Муравьиный спирт вырабатывают…
Но Петька уже забыл о муравьях. Он думал о чем-то своем, обхватив руками голые коленки и часто вздыхая.
— Чего это ты? — покосился на него Мазин.
— Ничего… Я думаю, Мазин… как бы не умерла моя мама…
Петька шмыгнул носом. Мазин протянул ему серую тряпку — бывший носовой платок.
— Высморкайся, — разрешил он. Потом, помолчав, спросил: — А чего же это она так, с бухты-барахты, помрет вдруг?
— А первая моя мама отчего умерла?
— Не знаю.
— Так и эта может умереть… Будет ждать, ждать…Петька снова высморкался и шепотом добавил: — А потом умрет…
Мазин вдруг вспомнил свою маленькую комнатку и больную мать с повязанной полотенцем головой.
— Эх, жизнь! — тоскливо протянул он. — Плохо быть семейным человеком, Петька…
Петька, услышав в его голосе сочувствие, заплакал.
Мазин сморщил лоб, выпятил губы и уставился на ореховый куст. Потом опустил глаза, одним щелчком сбил с платка муравьев и встал.
— Враги кругом… война… а мы за мамочкины юбки хватаемся! — сердито сказал он. — Здоровые парни… нам воевать пора!
Петька взмахнул длинными ресницами, мокрые глаза его заблестели.
— Воевать, Мазин?
— А что же, плакать? — жестко усмехнулся Мазин.
Петька вцепился в его плечо и лихорадочно зашептал:
— Надо было тогда… с Красной Армией уйти… я говорил…
— А товарищей бросить?
— Не бросить, а просто уйти…
Мазин покачал головой, задумался. Петька выжидающе смотрел на него:
— Мазин…
— Надо оружие достать. И всем отрядом — в бой! — сказал Мазин, раздувая ноздри.
Где-то хрустнула ветка. По траве, вытягивая вперед острую мордочку, пробежал ежик. Мазин встал:
— Ну, пошли скорей!
Петька завязал узелок, надел его на палку.
Шли долго. На повороте, где когда-то Сергей Николаевич ждал ребят, был врыт столб. На столбе была прибита доска с надписью на чужом языке. Мазин схватил увесистый булыжник, оглянулся. На шоссе было пусто. Петька тоже поднял камень. Вдвоем они сшибли доску на землю и потоптали ее ногами: