Повседневная жизнь Букингемского дворца при Елизавете II, стр. 72

Хотя Филипп — ее полная противоположность, хотя он импульсивен, атлетически сложен, хотя он скорее актер, чем зритель, Елизавета принимает его таким, каков он есть. Герцог Эдинбургский сам сказал о своем главном качестве и о своем лучшем недостатке: «Искренность человека и его верность самому себе имеют свою цену. По моему мнению, людей не возмущает, не оскорбляет и не смущает, если они сталкиваются с человеком, грешащим некоторой неискренностью и определенной нехваткой вежливости и любезности. В действительности они готовы все вам простить при том условии, что вы будете надлежащим образом делать то, что они вправе ожидать от вас».

Глава XV

Принц Уэльский

Долгое время англичане видели в принце Чарльзе человека, открытого внешнему миру, эдакого экстраверта, привыкшего вести себя излишне непринужденно, порой до развязности, и немного старомодного. Иногда его все же воспринимали как человека доброжелательного, уязвимого и пропитанного духом классицизма, в особенности в том, что касалось его вкусов. Чарльз Филипп Артур Джордж, принц Уэльский и граф Честер (Честерский), герцог Корнуэльский и герцог Ротсейский, граф Каррик, лорд Антильских островов, наместник Шотландии, кавалер ордена Подвязки, сорок четвертый наследник трона королей Великобритании был воплощением британского духа, одновременно классического и приятного, забавного и странноватого. В силу чего принц Чарльз, казалось, был обречен на то, чтобы провести лучшие дни своей украшенной королевским гербом молодости в изобилующей любезностями и явно скучной роли официального лица, представителя королевского семейства, разумеется, осыпанного восторгами толпы, но в то же время и постоянно затмеваемого его матерью и женой, подобно тому, как многие мужчины из династии Виндзоров постоянно пребывали в тени своих женщин. Совершенно очевидно, что эта роль не могла принести ему удовлетворение.

После того как Чарльз робко и скромно жил в тени матери-покровительницы, отца-супермена и легендарного двоюродного деда (Эдуарда VIII, отрекшегося от престола ради своей знаменитой миссис Уиллис), после того как он был отодвинут на задний план и как бы лишен притягательности своей ослепительной супруги, после того как он был пригвожден к позорному столбу за то, что в пять часов вечера пил чай с Камиллой, то есть был уличен в супружеской неверности, Чарльз, уязвленный тем, что в глазах англичан он выглядел эксцентричным интеллектуалом, ведущим умные разговоры с выращиваемыми помидорами, не пожелал больше играть второстепенные роли. Вечный юноша, влачивший заурядное существование при самом пышном и роскошном дворе планеты, захотел вновь стать принцем, очаровывающим людей и подчиняющим их себе.

Постепенно наследник престола сумел «поднять планку» и «расчистить площадку». Теперь его уже не терзают сомнения и нерешительность. В нем нет ничего от человека, измученного чувством неудовлетворенности и истерзанного бесконечным ожиданием того момента, когда он взойдет на трон. Всем понятно, что Чарльзу удалось найти смысл жизни. Он желает способствовать процветанию и величию своей страны и полагает, что в данном качестве сможет сыграть в этом деле чрезвычайно важную роль. Принц Уэльский искал смысл жизни в конкретных делах. Архитектура, экология, медицина, использующая естественные средства лечения, образование, безработица, культура далеких стран — кажется, все задевает какие-то струны в его сердце. Пользуясь своей внешне явной, а по сути мнимой, свободой и одновременно осторожно и проницательно используя власть прессы, принц Уэльский стал сегодня знаменосцем некоего общественного, социального движения, борющегося за экологию, в рядах которого находится подавляющее большинство подданных Ее Величества (около девяноста процентов населения, по данным опросов). Кризис, связанный с «коровьим бешенством», наглядно продемонстрировал, что единственным защитником английской деревни является сын королевы.

Этот принц-гуманист, увлеченный садоводством, этот выдающийся художник-акварелист, этот страстный поклонник оперы сумел «попасть в тон», стать созвучным Великобритании, в особенности настроениям молодежи, несмотря на то, что иногда его действия или демарши бывают встречены насмешками и критическими замечаниями. Его успех в чем-то похож на пари, на немыслимую затею, на вызов: воссоздать и осовременить идеальный образ принца, какой существовал когда-то в стародавние времена в европейских династиях, когда короли умирали молодыми, то есть образ вечно юного принца, доброго, благородного и справедливого. И с романтическим взглядом на жизнь. Действительно, романтизм — это одна из излюбленных ценностей Чарльза, и его романтичность играет большую роль в интересе, который принц вызывает к своей особе у широкой публики. Люди видят его странности и капризы, но при этом, глядя на него, им начинает казаться, что один из сильных мира сего может влиять на ход событий не только умом, но и сердцем. Совершенно очевидно, что Чарльз хочет играть роль своеобразного противовеса монархическому аппарату со всей его роскошью, помпезностью и блеском.

80-е годы XX века открыли Чарльзу самого себя. Он по достоинству оценил поразительное влияние на общество своей женитьбы, чему немало способствовали средства массовой информации, ведь это было точное попадание в цель, и его популярность невероятно выросла, правда, частично она была украдена у него Дианой. Все, что он сам может сделать для своей страны, прибегая к помощи речей или предпринимая хорошо продуманные действия, стало его главной заботой. Отныне он буквально одержим навязчивой идеей сохранения своего образа в глазах англичан. Неудача его брака с Дианой, за которую общественное мнение возложило ответственность на него, и до сего дня остается для него ахиллесовой пятой. К тому же у него и внешность настоящего представителя рода Виндзоров, за что некоторые современники Чарльза иногда не щадили его, подвергая жестокой критике. Так, Пенни Джунор, биограф принца Чарльза, отмечает, что «у него покатые плечи, широкие бедра и короткие ноги». Другой «портретист» дошел до того, что написал, будто принц со своими оттопыренными ушами «похож на «фольксваген», у которого забыли закрыть дверцы». Вполне вероятно, что в детстве Чарльз, любивший поесть, был толстоват, что плечи у него были полноваты, а руки вверху напоминали формой бутылки с минеральной водой «Сен-Галмье», что у него была худосочная грудь, широкие бедра и тонкие, слабые икры. Сегодня своей фигурой, лишенной не только малейшего намека на лишний жир, а даже одной-единственной унции жира, он обязан постоянным тренировкам и правильному питанию. Столь серьезная забота принца о своем внешнем виде происходит, по мнению некоторых, от того, что на жаргоне психологов именуется дисморфофобией, то есть навязчивым страхом стать уродливым. Да, конечно, уши у принца довольно велики и достаточно заметно оттопырены, а его нос не отвечает греческим канонам красоты, но подвижность его лица, выразительность мимики и очаровательная улыбка мгновенно заставляют забыть о недостатках.

Чарльз испытывает чувство неудовлетворения? Эта тема долгое время была лейтмотивом всех публикаций прессы. В «портрете», появившемся на страницах журнала «Лайф», другой биограф принца, Энтони Холден, сосредоточил свое внимание и внимание читателей на описании слабого рукопожатия Чарльза, на его нервном тике, постоянной нервозности, на его все возрастающей мизантропии, на преследующем его страхе неудач, на его комплексах, приобретенных из-за сравнения себя с Дианой. По мнению Холдена, Чарльз «пришел в отчаяние» из-за кампании, развязанной против него в прессе, когда из него сделали посмешище. Далее Холден писал, что принц уверен во всеобщем упадке, что в любой ситуации он проявляет крайний пессимизм, что он наделен большой отвагой, но недооценивает себя и чувствует себя постоянно ущемленным. Этот анализ отличался большой жестокостью.

Пенни Джунор проявляет большую снисходительность: «Чарльз умен, чувствителен, благороден, в изобилии наделен чувством юмора и обаянием. Но он скорее интроверт, чем экстраверт, ему не хватает уверенности в себе, он легко уязвим. Вся его жизнь была посвящена долгу». А затем мисс Джунор восклицает: «Принц Уэльский вне политики! В соответствии с конституцией он не должен даже быть обвинен в причастности к ней, и у него нет желания что-либо менять в данном вопросе. Сфера деятельности, которую он избрал для себя, чисто гуманитарная, и именно в ней могут раскрыться его таланты. Трагедия в том, что он сам не уверен в собственной значимости, и в том, что те, кто его окружает, недостаточно верно направляют его и недостаточно энергично понуждают к движению вперед».