Алмаз, стр. 8

— Мы так долго не виделись, Пол Пиндар. Мог бы, по крайней мере, справиться о моем самочувствии.

На фоне темных покрывал ее тело казалось роскошно-золотистым. Пол заметил, что каждую ягодицу украшает крошечная ямочка.

— Прекрасно выглядите, синьора Констанца, — парировал он и с наслаждением погладил вожделенные ямочки теплыми сухими пальцами. — Прекраснее, чем когда бы то ни было, если мне позволено подерзить.

Она нежно погладила его по щеке.

— Ты уверен насчет этого?

— Чего?

— Прекрасно знаешь, о чем я… Сначала надо договориться.

— Просто дай насмотреться на тебя.

— Но ты желаешь большего.

Она снова отодвинулась подальше и села, скрестив руки на груди.

— Хочешь знать, смогу ли я заплатить?

— Итак? — Констанца, ничуть не смутившись, вопросительно посмотрела на мужчину.

— Хватит, госпожа? — спросил Пол, показывая ей нечто круглое.

— Что это?

— Драгоценный камень.

— Камень? — Куртизанка притихла. — Что еще за камень?

— Сама посмотри.

Пиндар аккуратно положил на ее протянутую ладонь завернутый в тряпицу кругляш. Фабия держала его, словно не желая прикасаться.

— Не бойся, не укусит, — рассмеялся купец. — Я выиграл его в карты.

Констанца побледнела.

— Не может быть! В карты?

— Да, а что? — Пол озадаченно посмотрел на нее.

— Madonna mia! Поверить не могу! — Констанца осторожно развернула ткань. В полумраке засиял темно-красный огонь. — Ха!

— И все? Это рубин. Очень неплохой. Что в нем ты нашла забавным?

— Я просто на секунду решила, что это… — Женщина прикрыла рот рукой. — Ладно, неважно.

— Что ты подумала?

— Ничего, ничего, правда, — рассмеялась куртизанка. — Просто в последнее время все только о нем и говорят.

— О чем?

— О великолепном алмазе, Голубом Султане, который Зуан Меммо сделал призом в карточной игре.

Закончив фразу, она поняла, что совершила ошибку.

— Алмаз турецкого султана? Ты уверена?

— Султан или шах… То ли на «с», то ли на «ш». Может, его вообще не существует, мало ли какие сплетни на Риальто ходят. А этот вполне реален. — Констанца попыталась сменить тему: подняла камень, чтобы грани засверкали на свету. — Неплохой рубин, плоская огранка. — Она погладила большим пальцем и оценивающе добавила: — Видала и получше, но бывают и намного хуже. А Керью утверждает, что тебе не везет в карты.

— Ну, как сказать… — задумался Пол. — В последнее время меня очень интересуют драгоценные камни.

— Перестань говорить загадками!

— Компания не процветает, как раньше, и на то есть множество причин. А драгоценности всегда в цене.

— Что, расстался с акциями дорогой твоему сердцу Левантийской компании из-за какого-то камня?

— Ты очень сообразительна, синьора Констанца. Нравится подарок?

— Он прекрасен. А цвет… как изысканное красное вино.

— Сегодня отнесу Просперо, он назовет точную стоимость. Знаешь еврея Мендозу?

— Торговца драгоценностями? Ну кто же его не знает.

— Надо расспросить его об этом алмазе.

Пол встал с кровати и подошел к окну. Женщина посмотрела на его ягодицы и подумала: «Все ли англичане такие белокожие?»

Они снова вместе. Он пришел и остался, лежит рядом, как раньше! Душа куртизанки ликовала и пела. Дама отвлеклась от рубина и попыталась сосредоточиться. Надо сказать Пиндару, чтоб и думать забыл об алмазе, предупредить его, как опасно иметь дело с Зуаном Меммо. Но сейчас гораздо важнее не выдать свою радость. Он никогда не узнает, как волнует искушенную соблазнительницу. Матушка научила ее этому много лет назад. Урок обошелся дорого, и Констанца уже не могла иначе. «Что бы ты ни чувствовала к мужчине — желание или отвращение, — никогда не показывай этого. Чувства нужно надежно спрятать за непроницаемой маской куртизанки». Основа основ.

Именно поэтому она — единственный человек, к которому Пол мог бы прислушаться, — так ничего и не сказала. Просто изобразила томную улыбку, откинулась на подушки…

— С превеликим удовольствием принимаю подарок.

…и похлопала по матрасу рядом с собой.

— А теперь иди сюда.

Констанца растянулась на простынях, положив руки под голову. Сорочка упала с одного плеча, словно невзначай обнажив прекрасную грудь. Соблазнительница смотрела на Пола, а гот не мог отвести глаз.

— Иди сюда, дорогой мой! Скоро узнаешь: я тоже умею торговаться.

ГЛАВА 7

Свадебные торжества наконец-то начались.

Аннетта, две монахини из церковного хора, Урсия и Франческа, и послушница Евфемия наблюдали за маленькой флотилией гондол, пересекавшей лагуну.

— Думаешь, они?

— Да, смотри, вот же!

— Их так много, кто еще это может быть!

Четыре девушки собрались в дортуаре на верхнем этаже, который обычно занимали послушницы. Поставили одну на другую три скамьи, чтобы добраться до окна под самой крышей, единственной связи с внешним миром. Все молодые монахини Санта-Клары знали, что отсюда открывался прекрасный вид на северную часть Гвидекки и саму Венецию, а еще — на лодки и гондолы, подплывающие к монастырю.

— Эй, дайте и мне посмотреть! — Аннетта оттолкнула девушек.

Она достала из кармана завернутый в шагреневую кожу цилиндр, похожий на детскую свистульку, и встала у окна.

— Что это? — спросила самая юная из сестер, Евфемия, двенадцати-тринадцати лет, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

— Подзорная труба. Будь любезна, веди себя потише! Суора Маргаретта вмиг прибежит, если услышит.

Аннетта приложила трубу к глазу и прищурилась. Сначала удалось разглядеть лишь солнечные лучи, играющие в зеленой воде лагуны.

— Ты что, снова побывала в келье суоры Пурификасьон? — благоговейно прошептала Урсия.

— Да она просто украла эту штуку, — вмешалась Франческа, скорчив недовольную рожицу.

— Не украла, а позаимствовала на время, — спокойно возразила Аннетта, продолжая разглядывать лагуну. — Завтра верну богонравной старушке… Ах!

— Что случилось?

— Работает! Вижу их, правда вижу!

— Боже правый, Аннетта! У меня душа в пятках! Послушай, как сердце колотится, — взмолилась Евфемия, прижимая руку к груди.

— Дай-ка поглядеть, она как-никак моя племянница, — попросила суора Франческа, дергая Аннетту за подол.

— Имей терпение.

В крошечный окуляр подзорной трубы девушка разглядела флотилию: разноцветные ленты на гондолах развевались по ветру.

В лодках ехало человек двадцать. Аннетта увидела невесту — племянницу Франчески, Оттавию, которая когда-то тоже была воспитанницей монастыря. Вместе с ней в лодке сидели подружки с распущенными по обычаю волосами. Остальные суденышки заняла свита молодоженов.

— Они здесь! — У Аннетты от волнения засосало под ложечкой. Вдруг девушка вскрикнула и чуть не выронила подзорную трубу. — О! Не может быть!

— Ну, что там? — пропищала смешным голоском малышка Евфемия, все еще прижимая руку к груди.

— Тише, Фемия! Никто нас не поймает! Франка, перестань меня дергать, — потребовала Аннетта, отталкивая подругу. — Скоро твоя очередь. Просто там… Мадонна! — Она резко нагнулась, прижавшись к побеленной стене. — Господи, он посмотрел прямо на меня!

— Кто? Ну кто же? Ты сказала…

— Фемия! Еще одно слово, и получишь затрещину, — прошипела Аннетта. — Нет, не может быть, бред какой-то…

Она выпрямилась и снова глянула на лодки.

Великолепная свадебная процессия подплыла еще ближе, теперь ее можно было разглядеть и невооруженным глазом.

Аннетта снова поднесла к глазу подзорную трубу — и сомнения растаяли как дым. На корме последней гондолы стоял мужчина с точно такой же трубой в руках. Худой и жилистый; копна непослушных вьющихся волос ниспадает на плечи. Неизвестно, как долго он разглядывал окна на верхнем этаже монастыря. Посмотрел на нее и не спеша помахал. Словно убедившись, что его заметили, медленно и многозначительно положил руку себе между ног и непристойно подвигал бедрами.