Алмаз, стр. 26
— Бочелли сказал, что она попалась рыбакам в сети.
— И ты веришь? — Фокусница повернулась к Мариам.
— Думаю, такой пройдоха не скажет правды, даже если дать по яйцам, — презрительно фыркнула силачка. — Скорее всего, ее, на сносях, бросили неподалеку, а Бочелли нашел…
Чем больше великанша раздумывала над своей версией, тем менее правдоподобной она казалась.
— Какие скоты это сотворили? Только подумай, через что бедняжке пришлось пройти. Одна, без друзей, без близких… И при чем тут вообще Бочелли? Почему он так жаждал от нее избавиться? Не понимаю. Совсем. Мариам, он дал двух лошадей… Больше, чем султан за выступление в доме блаженства!
Минуло уже две недели, но Елена не перестала удивляться щедрости неприятного типа.
— Я хорошо торговалась, а он — дурак, — как ни в чем не бывало ответила великанша, хотя у нее самой душа была не на месте.
Да, цена была непомерно высокой. А еще, с тех пор как они взяли с собой русалку, в деревнях стали замечать странности. Сначала акробатка никак не могла понять, в чем дело: то внезапный порыв ветра, то клубы пыли появлялись из ниоткуда на пустынной улице. Ночью, несколько дней назад, они обнаружили неподалеку от лагеря еду: корзинку яиц, фрукты, несколько буханок пресного хлеба, ветку оливок. Угощение — или подношение — было аккуратно разложено на листьях. Возможно, Бочелли не такой уж и дурак. Мариам сунула руку в карман, нащупала русалочий амулет из чумной деревни и крепко сжала в кулаке. Наверное, стоит рассказать Елене и остальным о том, что поведал ей синьор. Только чуть позже…
«В этих краях считается, что русалки приносят удачу. Их рисуют везде на побережье… Странно, что ты не видела». Силачка почти ощущала запах лука. «Но настоящая морская дева!.. К ней не осмеливаются даже подойти. Они бы просто убили ее, если б не боялись навлечь несчастья».
«Если мы хотим добраться до Венеции в целости и сохранности, удача не помешает», — подумала Мариам.
Ее подруга смотрела на небо, усеянное яркими звездами. Даже голова закружилась, и на минуту Елене показалось, что она летит навстречу созвездиям. Женщина очень боялась, но рано или поздно придется все сказать. Она решила не ходить вокруг да около.
— Мариам? — шепнула фокусница, прикрыв глаза.
— Да?
— Девочки считают, что она приносит несчастье.
— Несчастье? — странным тоном переспросила силачка.
Елена не обратила внимания.
— Они не хотят подходить ни к ней, ни к ребенку. Ты что, не замечаешь?
В ответ — невнятное мычание.
— К тому же у нас сейчас так мало работы… Люди в деревнях словно… Странные, не могу объяснить, — с трудом проговорила мать близняшек.
«Она тоже заметила», — подумала Мариам.
— Они нищие, вот и все. Это я виновата, не надо было идти этой дорогой.
— Послушай, она должна отрабатывать пребывание с нами. Я знаю, что ты не захочешь меня слушать, но…
— Зачем говоришь, если знаешь? — резко оборвала подругу великанша.
Елена отпрянула, но быстро взяла себя в руки.
— Остальные считают, что русалка и ребенок — обуза.
— А ты как думаешь? — спросила Мариам и, не дождавшись ответа, продолжила: — Нам заплатили за то, что мы взяли ее с собой. И очень щедро, ты сама говорила.
— Она не может работать и вряд ли когда-нибудь поправится. А у нас и так мало еды…
— Она ест как птичка!
— Мы не можем съесть ни лошадь, ни козу. Если ты хотя бы…
— Что?
Елена открыла глаза.
— Мы эго уже не раз обсуждали. — Фокусница заставила себя договорить.
— Выставлять ее напоказ? Нет. И точка.
— Знаю, у тебя есть причины так делать.
— Причины? Да, есть. И уж ты-то должна их понимать. Вы ведете себя ничуть не лучше негодяя Бочелли.
Несколько минут подруги лежали молча. Мариам почувствовала, как узкая кисть протиснулась в ее кулачище, и расслабилась.
— Совсем необязательно поступать, как… как раньше делали, — заикаясь, сказала Елена.
— Думаешь? — спросила силачка, глядя в небо.
Уже долгие годы она не уставала поражаться наивности подруги.
— Если ты не заметила, девушке ноги переломали. Ты понятия не имеешь, на что способны мужчины.
Мариам покачала головой, стараясь отогнать страшные воспоминания, отпустила руку товарки и рассеянно потерла свои голые предплечья, изуродованные знакомыми на ощупь рубцами размером с пулевое отверстие.
В ту ночь великанша не могла уснуть. Мысли кружились в голове, словно дервиши в бесконечном танце.
Она возглавляла женскую труппу и давно привыкла к ответственности. Постоянно была начеку, с лёту угадывала, кто о чем думает, что значит взгляд или жест, и всегда знала, как поступить: остановить, утешить, забыть и двинуться дальше. Чувствовала их настроение, как моряки ощущают малейшую перемену погоды. Уже семь лет они изо всех сил старались сохранить независимость, не позволить мужчине управлять. Но сейчас великаншу не оставляло странное предчувствие…
С тех пор как они уехали из Мессины, Мариам казалось, что вокруг опасно. Или сельская местность всегда страшнее города? Люди здесь мрачные, суеверные и не очень любят артистов. Силачка прекрасно знала, как дорого можно заплатить за одну-единственную ошибку. Она неловко заерзала под одеялом.
На холмах позади лагеря не замолкала собака. В шатрах — тишина, Елена уснула рядом. Обычно они не засыпали, не выяснив до конца все разногласия. Лошадь жевала сено, рядом на привязи копошилась коза. Мариам нравились эти тихие звуки, но сегодня даже они не успокоили силачку. Она медленно распрямила неуклюжее тело, стараясь не обращать внимания на боль в суставах и немеющие пальцы.
Под самодельным навесом в углу повозки спали Фессала и малыш. В руке молодая женщина сжимала розовую сумочку. Ребенок лежал так спокойно, что сначала Мариам решила, он в стране снов, и собралась уходить, но заметила, что младенец смотрит в ночное небо.
Рядом всхрапнула лошадь. Младенец медленно повернул голову и сморщил лобик, будто это был первый звук за всю его жизнь. От движения тряпица распахнулась, обнажив крошечные сросшиеся ножки. Великанша поднесла палец к ручке ребенка, и тот обхватил его кулачком. Прикосновение — легче перышка. Сердце Мариам сжалось.
Правильно ли она поступила, взяв их с собой? Но разве можно было бросить? Тяжесть на сердце никуда не делась. Что ждет впереди? Есть ли у младенца шансы выжить? Вряд ли. Может, оно и к лучшему. Но русалчонок стоит целое состояние. Елена это прекрасно знала, остальные тоже.
Под усыпанным звездами небосклоном великанша и малыш смотрели друг другу в глаза. Слабая женщина молилась бы Господу Богу, Святой Деве и апостолам о защите и покровительстве, но Мариам плохо верилось, что кто-то услышит ее молитвы. Бог, как и мужчины, наслаждался ее мучениями издалека…
ГЛАВА 20
Силачка заснула — и ей снова привиделся кошмар.
Ее, пятнадцатилетнюю девочку, ведут в медвежью яму. Рычание собак из-за частокола…
В тринадцать она ростом и весом не уступала крепкому юноше. Родители с радостью продали уродку первому встречному. Торговец с юга, имени которого она так и не узнала, заявил, что хочет взять Мариам в жены, но на деле вышло не совсем так. Точнее, совсем не так.
Когда ему надоел секс с крепкой девочкой, хозяин стал предлагать ее любому, кто готов заплатить. Рабовладельцу жилось вполне вольготно. Он перестал торговать безделушками, купил палатку — ширму, за которой на соломенном тюфяке Мариам приходилось обслуживать клиентов, — и с таким «товаром» продолжил кочевать. Однажды утром, через несколько лет, вспомнил о жене и детях, оставленных где-то на Пелопоннесе. Собирался бросить ненужную теперь великаншу на произвол судьбы, дав ей лишь несколько сольдо, но последний клиент, предводитель труппы бродячих акробатов, купил Мариам.
Девушке исполнилось пятнадцать, она переросла самых высоких мужчин. Широкая грудь, предплечья обхватом с две ляжки, ладони и стопы как лопаты — не женщина, а племенной бык. И внешность соответствующая: черные волосы, черные глаза, тонкие черные усики над верхней губой, как у подростка.