Дыхание осени (СИ), стр. 19

— Дай мне телефон мужа, я уточню у него свою зарплату и немедленно поеду в салон, — приступает к делу.

Я диктую ей телефон, слушаю, как она меня целует и любит, и в эту минуту сама всех люблю. Даже темноволосого мальчишку, что уходя, смотрел на меня с упреком: мол, хотел сделать доброе дело, пригласил всех твоих, а по твоей же вине доброе дело не вышло.

Родителям я тоже звоню, хотя в словах бубули не сомневаюсь: она, в отличие от меня, отсебятину не придумывает. Мама отчитывает, что это мне должна была прийти идея познакомить их с мужем, а папа миролюбиво говорит, что пришла пора устроить зятю смотрины.

Эх, как сказать зятю о грозящем нашествии?

У Егора один преподаватель сменился другим, а я никак не найду чем заняться. На кухне посидела, перекусила, в комнате полежала, вещи еще раз пересмотрела, платье сменила на бриджи и майку. Скучно. Тоскливо. Чем занимаются богатые дамы? Смешной вопрос, мне до дамы как пешком до Панамы.

Надо было рискнуть и взяться за работу администратора, но… Неприятно мне, не хочу я работать вместо его любовницы. Тогда чем заняться? И тут я чуть не падаю от потока нежданного счастья. Да ведь это то, о чем я мечтала! Куча свободного времени и никто не мешает!

Я видела, как Макар заходил на кухню минут двадцать назад. Может, уже поел? Может, свободен? Удивляется, когда я влетаю с ошалевшими в предвкушении глазами и прошу подвезти меня в любой канцтоварный.

— Конечно, я в полном вашем распоряжении.

— После обеда?

— Нет, сейчас, — отодвигает чашку с чаем, и мы идем. То есть, он идет, а я парю и мне так легко, легко и не верится, что я раньше не догадалась.

Продавцы в канцтоварном косятся на водителя, а я к его присутствию почти привыкла. Идет и идет, ни жарко, ни холодно. Я брожу вдоль прилавков и наконец замечаю то, что искала: толстый блокнот на спирали, формата А4, как альбомные листы. Очень удобно. Выбираю несколько ручек и все, скорей бы домой!

Вот я и при деле. При любимом деле. Егора не видно — наверное, занятие еще длится, а я закрываюсь в комнате, ложусь животом на кровать, благоговейно открываю блокнот и уплываю в сказочный мир, где нет ссор и разлук, где в конце обязательно мирятся и где принц не оказывается тыквой.

Пишу, пока какой-то звук не привлекает мое внимание. Нехотя перевожу взгляд и… правильно! — вижу Егора. Стоит за окном, скребется, и смотрит просительно, мол, впустите, пожалуйста… ну что вам стоит?

— Чего тебе? — интересуюсь строго, а сама пытаюсь унять бешено бьющееся сердце. — Как ты перебрался на наш балкон? Жуть какая! А если бы упал?!

— Да я уже два года занимаюсь скалолазанием, — говорит он, ничуть не оправдываясь, а чисто чтобы меня огорошить и проникнуть в комнату. Невыносимый мальчишка! Непокорный, своевольный, нагловатый, хотя отдам ему должное — умный и изворотливый.

И вдруг у меня падает с глаз пелена.

— Ты… лев, что ли?

— Ага, — улыбается.

Вот это я неудачно попала! Да водолей со львом не уживется! И как я его раньше не почувствовала? Противоположный мне знак, с которым прекрасно враждую, и которого различаю, стоит только приблизиться, а здесь…

— Кошмар, — сокрушаюсь я.

— А ты кто по знаку зодиака? — интересуется.

Я говорю и он понятливо кивает. Видать, тоже знает о непереносимости этих двух знаков, только в моем случае все, что пишут астрологи, умножается минимум на два. Аллергия у меня на львов, а у них от меня астма.

— А в год кого ты родился? Может, хоть здесь повезло.

— Змеи.

— А, так тебе двенадцать, что-то ты щупловатый для этого возраста.

— А ты в год кого? — как змея, подготавливается к укусу.

— Овцы, — выдавливаю неохотно.

— Прикольно, — хохочет. — Ты водолей и овца. Я — лев и змея.

— Ничего прикольного, а твой брат тоже овца.

Я же помню, как он представлялся. Мне, мол, тридцать четыре, то се… У нас с ним разница в двенадцать лет — я тогда сразу отметила.

— Ага, — говорит змеиная рожица и смеется, — только он при этом еще и лев.

Вот он и отомстил мне за щуплого!

И вот где настоящий кошмар! Зоопарк, вольер с хищниками и я…

Я все еще стою?

Глава 8

За ужином Яр все-таки замечает наши переглядки с Егором и спрашивает, что мы скрываем. Пока я раздумываю, как деликатно сообщить о грозящем нашествии моих родственников, а Егор елозит вилкой суп по тарелке, мой муж предполагает:

— Заказывать новый гардероб?

На мне модный сарафан в зебру, но может же быть, что это единственное, что уцелело. Увы, истинную причину нашего странного поведения Яр даже в страшном сне не увидит, а раз Егорка молчит, придется мне… обрадовать предстоящими смотринами…

Я знаю своего папу, он не ограничится взглядом-рентгеном. Соберет факты, какие только можно, даже слухами от соседей не побрезгует ради такого дела. Хотя, сомневаюсь, что жители соседних особняков откроют двери незнакомому мужчине и тем более, станут трепать языками. Двух из них я видела в передачах известной ведущей, про светские тусовки, им как-то привычнее пафосно, через губу, по два слова в минуту. Хотя, если бы ведущим взяли моего папу, боюсь, на страну посыпалось бы море откровений — заговорит и разговорит мертвого.

Его бы сюда вместо меня, он бы нашел слова, а я все мнусь. Сидим вот, едим с аппетитом, — ну, если не считать задумчивого Егора, — на столе таинственно горят свечи, а мне думается о сладостном пробуждении, очередной записке Яра на завтрак и поцелуе, которым мы успели обменяться, когда он вернулся.

— Тебе жарко? Погасить свечи? — спрашивает участливо Яр.

Наверное, опять меня выдают щеки. Отвлекаюсь на глоток вина, еще раз с надеждой посматриваю на мальчишку, а тот — с еще большей надеждой на меня.

— Мне поиграть в угадайку или просмотреть запись с камер? — размышляет вслух Яр.

— А ты их еще не видел? — удивляюсь. — Обычно ты сразу к камерам, а потом уже к нам.

Он смотрит вопросительно. Ну да, какое там обычно? Женаты пару дней и случаев таких было всего парочка, а я уже выговариваю. Но он делает вид, что не замечает моей шпильки и спрашивает любезно:

— Еще вина?

— Да, хочу, — говорю я.

Он загадочно улыбается, и ждет. Чувствую его ожидание как свое собственное. Но больше, кажется, ждет не моих слов, а слов Егора. Воспитывает в мальчишке силу воли, что ли? Видно же, что тот и так едва не трепещет в его присутствии.

Эх, придется мне. Если и разозлится, то я за ночь его как-то утихомирю поцелуями, а Егор до утра после взбучки будет как в воду опущенный.

— Здесь, понимаешь, какое дело… — начинаю неуверенно.

— Ну-ну? — Яр откидывается на спинку стула, сложив на груди руки. Мол, жду, давайте, готов к представлению.

— Яр…

— Я сделал одну глупость! — выпаливает мальчишка и завладевает не только вниманием брата, но и моим. Поднимает от тарелки глаза и говорит уже медленней и уверенней. — Но я ни о чем не жалею.

Не жалеет он — как же! Изменить ничего не может, мое семейство на чемоданах, вот и приспосабливается. Кстати, хорошая тактика.

— Ну-ну? — все так же любезно интересуется Яр.

— Я сегодня воспользовался телефоном Златы.

— Я уже понял, что тебя тянет к ее вещам, — усмехается Яр, а усмешка такая, обещающая самые разнообразные наказания нам обоим, как заговорщикам. — Что дальше?

— А что дальше, ты ни за что не догадаешься, — говорю я, потому что Егор на минуту теряется от внимания брата, а мне, как настоящей женщине, внимание такого мужчины льстит.

— Вечер перестает быть томным, — усмешка Яра достается уже только мне, но действует странным образом.

Мне хочется рукой сбросить на пол посуду и канделябры, выставить Егорку за двери, закрыться, заставить мужа упереться бедрами в этот аристократический дубовый стол и…

— Ох, я поторопился, — говорит Яр, сбивая мой жар, — вечер еще может исправиться.

И мы играем в гляделки до неуверенного «кхе-кхе» Егора.