Волчица, или дикая Лиза, стр. 59

Они не виделись четыре дня. Два из них Морозов провел за городом вместе с дочерью. В воскресенье поздно вечером Катю привез водитель, одну, без отца. В понедельник и вторник Виталий дома тоже не появился. Внешне его домочадцы беспокойства не проявляли, поэтому Лиза сделала вывод, что такие отлучки для них привычны. В ночь с пятницы на субботу алкоголь слегка помутил его разум. Но не настолько, чтобы на трезвую голову он мог испугаться последствий. Поэтому она ни в коей мере не считала себя виновницей его исчезновения. Зачем ему скрываться от нее, ведь Лиза ни на что не претендовала, не требовала для себя особых условий, тем более, клятв или горячих признаний. Вернее всего, он в командировке, а, может, важные дела держат его на заводе?

Все эти дни Лиза думала о Морозове непрестанно. В ее душе что-то стронулось с места, открыв в ней зияющую пустоту, которую не могла заслонить даже неистовая любовь к Саше. Частичку этой неистовости она перенесла на Виталия, и с ужасом понимала, на какое несчастье себя обрекла, влюбившись в этого человека.

Во вторник вечером, уложив Сашу пораньше, она вопреки сложившейся традиции отправилась не в библиотеку, а спустилась в столовую к Зое. Та в одиночестве раскладывала на столе пасьянс, и если удивилась появлению Лизы, то очень умело это скрыла, и тотчас захлопотала.

— Чаек будем пить! Сегодня пирожки с ливером затеяла печь, а есть их некому. Катерина носом крутит, ей, видите ли, только с вареньем подавай. Зинаида вообще печеное не есть. Уже не знаю, чем их кормить. Одна на тебя надежда!

Зоя не вспомнила про хозяина, верно, сегодня его тоже не ждали. А Лизу все время тянуло посмотреть в окно. Она потому и спустилась в столовую, что из ее окон были видны ворота, сквозь которые въезжали во двор машины.

По правде, она не находила себе места. Нервы ее были натянуты, странные предчувствия будоражили душу. Ей казалось, что падающий снег не только замел все следы. Он навсегда отгородил ее от Виталия.

Она испытывала разные чувства: горечь, обиду, разочарование, стыд… Она была уязвлена его исчезновением, но в то же время томилась в радостном предчувствии встречи с ним, и тут же опасалась, что на здравую голову он сделал те самые выводы, которые заставят его другими глазами посмотреть на ее пребывание в доме.

Лизе хотелось забиться в угол, сжаться в комок, прикрыть голову руками. Точно так же, как в детстве, когда она пыталась спрятаться от пьяных криков, грязной брани, мерзких лап собутыльников матери.

Сейчас ей хотелось спрятаться от самой себя, от этих навязчивых дум о Виталии. Она не пыталась вспомнить, что с ней произошло, она старалась представить, что с ней случится дальше. И от этого на душе становилось так муторно, так гадко, что хотелось задрать голову вверх и завыть от полнейшей безнадеги, от предчувствия неизбежной разлуки с Сашей и его отцом.

Зоя сегодня ужинала в одиночестве. Катя вернулась из гостей, поздравляла подругу с днем рождения. И на настойчивые призывы Зои ответила, что сыта, и ей надо подготовиться к завтрашним урокам. Зинаида Тимофеевна к ужину тоже не вышла. Она вплотную занялась своим здоровьем и выпивала на ночь только стаканчик кефира. Зоя по этому поводу злословила: стойкости Зинаиде Тимофеевне хватало до четырех утра. Дважды домработница заставала ее у холодильника в столь ранний час, и делала вид, что верит ее объяснениям. А после ворчала:

— Кефирчику ей захотелось, видите ли, ни свет, ни заря! А где он кефирчик? Откуда ему взяться? С вечера все вылакала и упаковку в мусор выбросила. Колбасу она искала, чайную. Я недавно батон купила. Смотрю, никто не ест, а колбаса убывает…

— Скажешь тоже, Зоя, — удивлялась Лиза. — Зачем ей тайком колбасу есть? Она же здесь хозяйка.

— Хозяйка! — Фыркала сердито Зоя. — Хотелось бы ей стать хозяйкой, но поезд да-авно ушел! Ты не думай, колбасу мне не жалко. Только зачем она зудит постоянно: «Зоя, ты толстеешь, потому что ешь все подряд! Надо переходить на овощи и кефир! Посмотри, сзади меня до сих пор принимают за девушку!». Я не выдержала и спросила как-то: «А спереди вас за кого принимают? За пионерку двадцатых годов?» Так она неделю со мной не разговаривала, счастье-то какое!

Лиза подобные разговоры не любила. Она не знала, как себя вести при этом. Поддерживать Зою в ее нападках на Зинаиду Тимофеевну она считала недостойным, ведь в глаза этой зловредной старухе ни та, ни другая подобных замечаний никогда бы не сделали. И не оттого, что побаивались ее, просто не хотели лишних скандалов. Поэтому все разговоры на кухне были пустыми, ничего в ситуации не меняющими. Зоя выпускала пар доступными ей способами, а Лиза выступала в роли слушательницы и главным образом помалкивала. Но Зоя и не нуждалась в союзниках. Ее статус в доме был непоколебимым. Это понимала даже Зинаида Тимофеевна, которая не привыкла обременять себя заботами, и поэтому терпела и Зоино ворчание, и ее редкие, но едкие подковырки.

Но Лиза до сих пор оставалась здесь на птичьих правах. И зыбкость своего положения стала ощущать еще больше после той безрассудно-шальной ночи, когда поняла, что Виталий ей дорог ничуть не меньше, чем Саша. И страх перед неизбежным расставанием и с тем, и с другим вырос вдвойне. Даже сейчас в минуты Зоиных откровений, она не смела спросить ее, где Морозов, почему он не появляется дома? Все домашние наверняка в курсе, но никто не счел нужным сообщить ей об этом. Само собой предполагалось, что такие вопросы не должны ее интересовать. Ее первейшая забота — малыш. Он должен быть сытым, чистеньким, здоровым. Она имеет право прогуляться с ним по двору, столько раз, сколько позволяет погода, но за территорию усадьбы выйти одной — ни-ни! Только с Зоей или с охранником. Лиза знала, на этом настояла все та же Зинаида Тимофеевна. Старуху мучил маразм. Она подозревала, что Лиза ждет весны, чтобы с наступлением тепла сбежать из дома, естественно, прихватив с собой Сашу.

Лизе не хотелось думать, что подобный приказ отдал Виталий. Он должен понимать, что Лиза не посмеет забрать ребенка из дома, где его любят, лишить малыша лучшего будущего, которого она не способна ему обеспечить. Скорее всего, она уйдет одна, но тогда ее не удержит никакая охрана! Но об этом она тоже старалась не думать. До весны оставалось еще полгода. И она просто жила, наслаждаясь каждой минутой, каждым часом, каждым днем, проведенным рядом с сыном.