Ржавый Рыцарь и Пистолетов, стр. 30
«Но до чего же красив, зараза! – восхитилась Даша и тут же поправилась: – Правда, я терпеть не могу слишком красивых мужиков!» Последняя фраза была своеобразным заговором против Пашиных чар. В Лайнере, как в химической пробирке, смешались черкесская, немецкая, русская и польская кровь. Коктейль получился взрывоопасный, впору табличку вывешивать: «Не играй с огнем!» И те, кто этим предупреждением пренебрегал, очень долго за свои ошибки расплачивались.
Даша знала об этом, но, верно, была единственным человеком на земле, который нисколько не щадил Пашу в спорах, не считался с его амбициями и тщеславием. И ни в коей мере не попадала под его обаяние, которое было сногсшибательным для дам всех сословий, независимо от возраста и толщины кошелька.
Пашин джип рванулся с места, когда они не дошли до него метров двадцать. Следом двинулись машины охраны.
Даша проводила всю кавалькаду взглядом и неожиданно весело посмотрела на Таньку.
– Ладно, завтра, так и быть, навещу Пашу. Авось что-нибудь и выгорит!
Глава 12
Павла Свиридовского, лет десять носившего кличку Лайнер и поставившего перед собой на цыпочки весь Краснокаменский край, Даша нисколько не боялась. А после того как все точки в романе с Пистолетовым были расставлены, даже хотела этой встречи, потому что сильно скучала по нему. С Пашей ей всегда было весело и интересно. Рассказчиком он был просто замечательным. И прежде чем стать Пашей Лайнером, одним из самых богатых людей в России, прошел и Крым, и Рым, и Измаил...
Родился он за Полярным кругом в одном из шахтерских поселков, основное население которых составляли ссыльнопоселенцы разных национальностей, вероисповеданий и политических взглядов, оказавшихся здесь по воле «отца всех времен и народов», мечтавшего создать нечто среднее между тупым, забитым быдлом и многофункциональным станком, вкалывающим круглые сутки на стройках социализма.
Паша тоже проработал на шахтах Воркуты около пятнадцати лет, спускался в забой и простым шахтером, и горным инженером – правда, уже в более светлые времена развитого социализма. В одной из этих шахт в семьдесят восьмом погибли во время взрыва метана его родители, а Паша уже в конце восьмидесятых рванул «на юга», только сибирские и дальневосточные. Чем он занимался, как сколачивал свои капиталы, об этом он рассказывал мало и с неохотой.
Как-то раз Даша поинтересовалась, откуда у него блатные ухватки, жаргон, татуировки, наконец. Не сидел ли он сам ненароком? На что Лайнер засмеялся и пояснил, что он дитя ГУЛАГа, отсюда столь бурный генный коктейль и блатной антураж. Ведь с кем поведешься, от того и наберешься! Всю жизнь Паша работал со спецконтингентом, и, хотя сам никогда не сидел, братва почти с ходу принимала его за своего. И еще, объяснил ей Паша, он никого в своей жизни не убил, правда, драться приходилось, и много раз. Жестоко и отчаянно! Бывало, дело до ножей доходило, оттого на лбу и на голове у него несколько шрамов. И на спине под левой лопаткой грубый рубец, и на правом предплечье. Там ему ломом пьяный старатель навернул, а тут осколком стекла полоснули...
Словом, била жизнь Пашу под дых и по ребрам в прямом и в переносном смысле, катала, мотала, в дугу сгибала... Но не поддался Паша, а кличку Лайнер получил по той причине, что любые решения принимал мгновенно и практически никогда не ошибался. И к цели тоже шел, как лайнер, не снижая скорости и не меняя курса...
В настоящее время он владел почти всеми крупными заводами и предприятиями края, тысячами гектаров лесосек и складами, где заготовленный лес хранился, а также приисками, рудниками и шахтами, курортами и турбазами... Причем все это пришло в его руки путем хитроумных финансовых и экономических комбинаций, которые он провел, чтобы отобрать собственность у тех, кто завладел ею криминальным путем. «Братки» хороши были в разборках, умели быстро и метко стрелять и вымостили Пашин путь к богатству и процветанию собственными трупами. А из тех, что остались в живых, мало кто умел мыслить здраво и экономически верно. Так что их «бакшиш» быстро и плавно перетек в руки Лайнера.
– У меня грамотные юристы и экономисты, и ни одна сволочь, даже если попытается, не найдет в моих действиях криминала. Сделки проведены по закону, я вовремя скупил то, что плохо лежало и не работало, – с гордостью уверял ее Паша. И тут же принимался жаловаться: – Правда, чиновники житья не дают, всегда найдут повод привязаться. Летом придрались, что не весь лес вырубили вокруг одного из приисков. По их предписанию в районе горных разработок все подчистую надо снести, а мы извернулись и часть леса не тронули, чтобы после себя пустыню не оставлять. Нет, тут же примчались, бумагу намалевали, штраф приличный насчитали...
– Так это, наверно, из каких-то соображений сделано, противопожарных, например, – Даша пыталась найти здравый смысл в поступках чиновников.
– Как же, – негодовал Паша, – я что, сам себе враг, не соображаю, опасно или нет оставлять лес вокруг объектов? Тогда и в деревне вовсе не стоит жить, вокруг избы деревянные, да деревьев в каждом палисаднике полно. Чушь собачья!
– Не сердись, – увещевала его Даша. – Не ссорься с чиновниками. Зачем тебе новые неприятности?
– Да я из судов не вылезаю, – сердился Паша. – То с одним сужусь, то с другим. С экологией бодался до тех пор, пока джип им не продал по цене «уазика». Сволочи с бездонной глоткой! Накатали телегу, что в районе, где прииск «Долгожданный» расположен, мужики перестали с бабами спать, а с овец шерсть клочьями лезет, оттого, дескать, что отходы обогатительной фабрики местную речку-вонючку загрязняют. Я привез специалистов, все проверили, носом очистные вспахали, пробы воды, почвы и воздуха взяли, оказывается, без балды, никаких отравляющих веществ, а в речке одна моча овечья. Тогда местные чинодралы на попятную пошли: выручай, дескать, деньги нужны учителям отпускные заплатить. Так бы сразу и сказали, нет, начали орать, что все их беды от моего прииска. Ну закроем его или переведем в офшорную зону, на что они, спрашивается, будут жить, если я им семьдесят процентов всех налогов обеспечиваю? – Павел неожиданно расхохотался и подмигнул Даше. – А по поводу мужиков, что с бабами не спят, я предложил к тем бабам своих старателей подпустить. А мнение баб после обнародовать...
– И что же, обнародовали? – смеялась в ответ Даша.
– Какое там, – махал рукой Паша. – Мужики с водки как мухи дохнут. Работать не хотят, все растащили, пропили. Я пытался рабочих на прииск из местных доходяг набрать, ничего не получилось. У нас во время сезона – сухой закон, им это не подходит, и плевать, что дети комбикорм жрут...
Даша выехала на набережную. Шестнадцатиэтажная башня из бетона, с множеством огромных, отливающих синевой окон, в которых отражалось скатившееся к западу солнце, возвышалась над окрестными домами в противоположной от речного вокзала стороне. Крутая, утыканная спутниковыми антеннами крыша переходила в высокий шпиль, увенчанный позолоченной фигурой парящего в воздухе сокола-сапсана, сообщавшей всему миру, что здесь расположена Пашина резиденция. Впрочем, Лайнер терпеть не мог слова «офис» и «резиденция» и раздражался, если их употребляли другие. В городе это знали, и многоэтажную громаду, нависшую над рекой утесом Стеньки Разина, величали уважительно – Контора.
У ее подножия скопилась масса машин, но Даша подъехала на своем «москвичонке» к другой стоянке, на которой оставляли свои автомобили сотрудники компании.
Дюжий охранник с презрением оглядел Дашин «москвичонок» и крайне удивился, когда она потребовала позвонить в приемную Павла Аркадьевича и сообщить, что с ним желает встретиться Богатырева Дарья Витальевна. Она намеренно не назвалась своим литературным псевдонимом, хотя полагала, что ни та, ни другая фамилия ничего этому детине в черной форме не скажет.
– Позвоню в охрану, – буркнул страж и вновь прошелся взглядом, теперь уже по ней. – Они уже решат, кому звонить.