Грех во спасение, стр. 33

* * *

Не помня себя от отчаяния, Маша вихрем промчалась по лестнице, миновала вестибюль графского дома и на выходе буквально влетела в высокого плотного человека в генеральском мундире. Оба одновременно вскрикнули, отшатнулись друг от друга, и в следующее мгновение Маша поняла, кто перед ней. Она побледнела, потом покраснела и тихо произнесла:

– Прошу простить меня, ваше высочество, за мою неловкость.

Великий князь Михаил Павлович, а это был он собственной персоной, повел бровями и неожиданно улыбнулся:

– Ваша неловкость чуть не стоила мне жизни, но это пустяки, и не нужно об этом беспокоиться. – Он окинул ее удивленным взглядом и спросил: – Позвольте узнать, кто вы и что делаете в столь поздний час в доме графа?

Маша открыла было рот, чтобы сказать, по какой причине она здесь находится, но вдруг вспомнила, что князь Михаил – отец того, кто является источником всех бед для семьи Гагариновых, и не выдержала, зарыдала.

– Корнеев, – Михаил Павлович повернулся к адъютанту, – проводите барышню ко мне в карету. Через полчаса я освобожусь и выслушаю ее.

За эти полчаса Маша успокоилась, собралась с мыслями и даже соорудила из графской шторы нечто вроде плаща, укрывшего от постороннего взгляда то, во что превратилось ее платье после визита к графу Лобанову.

Вскоре Михаил Павлович занял место в карете рядом с ней и строго посмотрел на незнакомку:

– Ну, юная леди, извольте объяснить, почему вы выскочили из дверей, как ядро из мортиры?

– Ваше высочество, – Маша не удержалась и всхлипнула, – я не могу объяснить вам всех обстоятельств моего дела, так как моя просьба касается хорошо известного вам человека, и я не уверена, что вам будет приятно вновь услышать его имя.

– А вы все-таки попробуйте, – великий князь нахмурился, – а я уже сам решу, в какой степени это будет мне неприятно.

– Хорошо, как вам угодно! – Маша с силой сжала ладони, так что почувствовала боль в пальцах. – Я – Мария Резванова, воспитанница князя и княгини Гагариновых, хлопочу о разрешении поехать вслед за моим женихом Дмитрием Гагариновым в Сибирь, – произнесла она на одном дыхании и только после этого решилась взглянуть на великого князя.

Михаил Павлович сидел нахмурившись и сосредоточенно смотрел перед собой. Сердце у Маши упало. Ну зачем она ему все это рассказала...

Великий князь тем временем по-прежнему безмолвствовал, и Маша рискнула прервать его молчание:

– Простите, ваше высочество, что осмелилась занять ваше время. Позвольте мне покинуть вашу карету.

– Подождите, сударыня, – остановил ее Михаил Павлович, – насколько я понимаю, ваш визит к графу Лобанову окончился неудачей, и если не секрет, чем он объяснил свой отказ помочь вам?

– Я не могу об этом сказать, – прошептала Маша и плотнее запахнула на груди штору.

– Ну что ж, не хотите говорить, не надо. – Великий князь строго посмотрел на нее. – Я хорошо знаком с князем и княгиней, считаю их благороднейшими и достойнейшими людьми. И не вина родителей, что их сын совершил столь дерзкое преступление. Тем не менее я весьма сожалею, что Дмитрию Гагаринову определено подобное тяжкое наказание, и уверен, что он только усугубил его бессмысленным запирательством и спорами с членами Следственной комиссии. – Князь взял ее руку, поднес к губам и поцеловал. – Но я ему все-таки завидую. – Он вздохнул и вдруг ласково улыбнулся Маше. – Я ему завидую, потому что его любит не просто прекрасная, а смелая и самоотверженная девушка. – Он опять вздохнул и спросил: – Скажите, чем я могу вам помочь?

– Я молю об одном, чтобы моя просьба попала в руки Его Величества и он ознакомился с ней.

– Хорошо. – Князь смерил ее взглядом и повторил: – Хорошо! Завтра в десять часов утра вам нужно быть у дворца. Государь выйдет в одиннадцать. И как только я сделаю знак, вы должны будете быстро подойти и вручить ему свою просьбу. Я его заранее предупрежу об этом. Только не забудьте указать на послании: «В собственные руки Его Величества».

– Господи, ваше высочество, – заплакала Маша, – я всю жизнь буду молиться о вас!

– Подождите пока молиться, – улыбнулся Михаил Павлович, – и радоваться будете позже, когда Государь соизволит рассмотреть вашу просьбу. Но что касается меня, то я всячески буду содействовать положительному решению. – Он выглянул в окно и спросил: – Куда вас подвезти, сударыня?

Маша назвала адрес, и князь рассмеялся:

– О, выходит, мы с вами еще и соседи? Весьма рад подобному обстоятельству!..

14

Маша, терзаемая дурными предчувствиями, заснула лишь под самое утро, чтобы уже в пять часов пробудиться от ужасного грохота барабанов. Она вскочила сама не своя от испуга, подбежала к окну и, к своему величайшему удивлению, увидела великого князя перед шеренгой барабанщиков. Михаил Павлович лично учил их барабанному бою, что чрезвычайно позабавило девушку, и она впервые за эти дни рассмеялась, наблюдая, сколь сосредоточенно и усердно занимается князь подобным необычным делом. Вскоре барабанщики, маршируя под грохот барабанов, ушли за дом, и шум от их экзерсисов стал не так слышен. Михаил Павлович сел в экипаж и уехал, а Маша хотела уже отойти от окна, но тут ее внимание привлек очень красивый, высокого роста солдат, затянутый в новенький мундир, стоявший у подъезда резиденции великого князя настолько прямо и неподвижно, что невольно напомнил ей деревянного истукана. Проходивший мимо офицер остановился рядом с часовым, внимательно его оглядел, потом достал большой, видно, батистовый платок и тщательно, как это делает служанка, протирающая мебель, стряхнул пыль с мундира и даже с сапог солдата. Машу это окончательно развеселило, и она даже сделала несколько танцевальных па по комнате, неожиданно успокоившись и поверив, что день принесет ей удачу.

Это утро было решающим в ее жизни, и когда граф Мюллер пришел за Машей, чтобы идти ко дворцу, она была уже одета и ждала его.

У дворца была такая толпа, что они с трудом пробились к подъезду. Но едва они остановились, Маша увидела на балконе дворца графа Лобанова, он разговаривал с великим князем. Маша похолодела и попыталась спрятаться за спиной Мюллера. Но граф уже заметил ее и, сказав что-то князю, кивнул в их с Мюллером сторону головой. Маша готова была провалиться сквозь землю. Граф смотрел на нее со знакомой, слегка нагловатой усмешкой и, поигрывая снятыми с руки перчатками, продолжал беседовать с князем. Ее вновь покинула уверенность, и, хотя она постаралась дерзко встретить взгляд графа, на душе ее опять стало холодно и тревожно.

Внезапно сзади послышался шум и громкий разговор. Маша обернулась и увидела жандармского генерала верхом на коне. Он что-то сердито выговаривал квартальному, и тот рысью, придерживая бившуюся на боку саблю, направился в сторону Маши и Мюллера, и, пока он пробирался сквозь толпу, Маша бессознательно сняла с себя часы, кольца и передала их вместе с деньгами Антону, ожидавшему ее поблизости. Ей вдруг показалось, что ее сейчас схватят и отправят в тюрьму за то, что она не выполнила приказ графа Лобанова и не уехала из города.

Квартальный тем временем подбежал к ним и, отдуваясь, спросил у Мюллера, кто они такие и не жена ли его находящаяся рядом девица. Мюллер ответил, что это его дочь. Маша стояла ни жива ни мертва. Но тут кто-то окликнул ее. Маша оглянулась и чуть не упала от удивления. Граф Лобанов стоял неподалеку и, заложив руки за спину, с усмешкой на тонких губах рассматривал ее испуганное лицо. Заметив ее взгляд, он подошел ближе, и Маша краем глаза увидела, что квартальный моментально исчез.

Весьма учтиво граф пояснил, что великий князь намерен ходатайствовать за нее перед Государем и что она может надеяться на успех. После этого заявления граф смерил мрачным взглядом Мюллера, и тот предусмотрительно отошел в сторону. Лобанов приблизился к Маше вплотную и, опустив голову, неожиданно виновато произнес:

– Прошу простить меня, сударыня, за вчерашнее! – Он поднял голову, посмотрел прямо в ее растерянные глаза и тихо добавил: – Я искренне завидую Дмитрию, что господь наградил его столь очаровательной и милой невестой, и, поверьте мне, глубоко раскаиваюсь в своем поступке! – Граф склонился к ее руке, коснулся губами перчатки и едва слышно сказал: – Я хотел бы мечтать о вашей любви, но, увы, сердце ваше отдано другому, и мне ничего не остается, как только выразить вам свое восхищение и уверить в том, что, несмотря на возникшие между нами недоразумения, вы всегда можете рассчитывать на мое доброе отношение и особое расположение.