Александра – наказание господне, стр. 101

Утро занялось такое же серое и унылое, как и настроение Кирилла. Он опять почти не спал ночь, перебирая в памяти события последних дней. Единственным светлым пятном в этой череде неприятностей был разрыв с Полиной, а все его прежние намерения, и особенно решение сделать ей предложение, кроме стыда и негодования на собственное упрямство и близорукость, никаких других чувств не вызывали.

На душе было так паршиво, что, не обращая внимания на любопытные взгляды прислуги, он постучал в дверь Сашиной комнаты. Однако ему никто не ответил. Адашев постучал сильнее. Тишина за дверью говорила лишь об одном – Саши в комнате нет! Кирилл похолодел. Неужели сбежала? Он чуть не бегом бросился в детскую.

В вестибюле, заметив дворецкого, князь спросил на ходу:

– Ты сегодня видел мадазель Александру?

– Видел, ваша светлость, – смотрел тот с недоумением на встревоженного барина, – с четверть часа прошло, как они к детям зашли. – Дворецкий покосился огромные часы, только что отбившие девять – Я еще подумал, что-то рано Алексанра Васильевна нынче встали...

Князь хмыкнул про себя и проше в детскую. Мальчики, видно, только что позавтракали и стояли у окна, выходящего в сад наблюдая за стайкой снегирей, облепивших коржу на старом кусте сирени. Серафима, убирая стола посуду, весело напевала.

– Где мадемуазель Александра? – спросил Адашев с порога, пристально посмотрев на горничную.

Смутившись и покраснев, девушка все же взяла себя в руки и спокойно ответ:

– А где ей сейчас быть? Не иначе как у себя в комнате. Она обычно чуть позже приходит в детскую...

– В комнате ее нет, – перебил Серафиму князь, – а дворецкий минуту назад сообщил мне, что она зашла сюда.

– Не знаю! – пожала она плечами. – Померещилось ему, что ли?

Кирилл посмотрел на детей и вдруг поймал предостерегающий взгляд Андрея устремленный на Илью. Малыш собирался что-то сказать, но быстро закрыл рот.

– Серафима, я велю посадить тебя в чулан, если не признаешься, куда исчезла мадемуазель Александра! – Князь был вне себя, ощущая себя подобием безмозглого болванчика, провести которого стараются собственные дети и эта нахальная горничная с бесстыжими зелеными глазами. – А компанию тебе составят эти два джентльмена, которые окажутся там за соучастие во вранье! – добавил он угрожающе.

Серафима покраснела еще больше, потупила глаза, принявшись теребить фартук:

– Барышня не велела говорить вам!

– Ты меня или свою барышню больше слушаешь?

– Я не могу вас не слушать, вы мне жалованье платите! Но потом я ей буду служить, зачем же мне ее подводить?

– Клянусь, Серафима, что ты останешься навеки вечные в моем чулане, если сейчас же не скажешь всю правду!

– Да ничего страшного, ваша светлость, не случилось! Барышня решила с утра верхом прокатиться. Говорит, голова разболелась...

Адашев мог поручиться, что в голосе у нее прозвучала откровенная насмешка, но решил разобраться с беспардонной горничной позже. Сердито сверкнув на заговорщиков глазами, он покинул детскую. Закрывая за собой дверь, князь разобрал недовольный голос Андрея: «Ну, Серафима, теперь тебе не сдобровать! Ты зачем мадемуазель Александру выдала?»

Адашев прошел в свой кабинет, приказав дворецкому подавать завтрак. Но, когда Прохор с подносом переступил порог кабинета, князя там не оказалось. За несколько минут до этого он спешно покинул дом. В его голову пришла мысль проверить, действительно ли Саша отправилась на верховую прогулку. Кирилла охватило лихорадочное возбуждение. Ничего крамольного в столь ранней прогулке не было, но почему она обставлена с такими мерами предосторожности? Теперь он был уверен, что Саша покинула детскую через окно, другим способом оказаться на улице она не могла. Неужели эта беспокойная девица все-таки замыслила оставить имение раньше, чем обещала. Или тайно с кем-то встречается?

Более всего Адашев боялся оказаться вновь обманутым. Но не в его характере закрывать глаза на проделки гувернантки. Если Кирилла ждет сегодня разочарование, то пусть это случится поскорее, нет у него сил и терпения выносить эти муки, ежедневно видеть ее, хотеть и знать, что его мечта хотя бы обнять эту несносную гордячку нереальна, так же как и возможность примирения. Он до сих пор не может взять в толк, почему она рассердилась на него. Не может его простить, что он не сразу расстался с баронессой после той ночи?..

Князь быстрым шагом миновал задний двор, пересек большой сад и вышел на дорогу, веду, щую к конюшням. Он торопился в предчувствии чего-то недоброго и все прибавлял шагу, а последний десяток саженей почти бежал. Навстречу ему вышел Авдей.

– Что-то вы сегодня спозаранку, барин? – спросил старший конюх, кланяясь хозяину. – Тамерлана изволите оседлать?

– Где Алтан-Шейх? – спросил князь. Он еще от входа заметил пустовавшее стойло.

Старший конюх виновато посмотрел на него, почувствовав, что барин сильно сердит.

– Барышня на нем только что отъехали, Александра Васильевна... – Авдей бросил испуганный взгляд на руки князя. Тот с такой силой стиснул в руках кнутовище, что побелели суставы пальцев. – Она теперь каждое утро на нем ездит. Иначе, говорит, кровь у него застоится и болячки по коже пойдут.

– Болячки у тебя, Авдей, появятся, если еще хотя бы раз дашь Алтан-Шейха мадемуазель. Что, для ее прогулок кобылы подходящей не нашлось?

– Оно-то все так! – почесал в затылке конюх, несколько успокоившийся. – Только Алтан никого, окромя ее, не слушает.

– Выходит, Авдей, мне придется барышню ставить старшим конюхом, если ты с делами не справляешься?

– Воля ваша, барин! – пробурчал глухо конюх, опустив голову.

– Ну, ладно! Сейчас мне недосуг с тобой разбираться, но тебе это так не пройдет! Один раз я тебя простил, а более никаких тайных игр вокруг Алтан-Шейха не потерплю. Испортит барышня коня, пощады не жди!

Молодой помощник конюха вывел на улицу Тамерлана, князь вскочил в седло и оглядел сверху поникшего Авдея:

– Где обычно барышня катается?

– Вокруг озера, но бывает, и до села проедет...

«О, черт! – выругался про себя князь. – Эта дурочка ничего не знает о дикаре Верменича, не дай Бог, встретит его, напугается до смерти!»