Агент сыскной полиции, стр. 12

На девять вечера Тартищев объявил общий сбор личного состава сыскного отделения.

– Будем брать Мозалевского, – коротко определил он задачу и приказал Вавилову: – Доложите обстановку.

Тот пригладил ладонью редкие волосы, которые кустиком топорщились на затылке, и обвел собравшихся серьезным взглядом.

– На данный момент дело обстоит следующим образом. Выявлен адрес, по которому проживали Казначеев и Мозалевский. Они скрывались в комнате дядьки Казначеева Кондратия Бугрова. В портерной [18] напротив дома установлено наблюдение с двух окон. Наши агенты, сменяясь через два часа, наблюдают за парадным подъездом и окнами, выходящими на улицу. Из дворницкой ведется наблюдение за черным ходом. Как показал извозчик Ермолай Гусев, он довез Мозалевского по адресу, заявленному клиентом, то есть туда, где он проживал прежде с Казначеевым. В дом тот вошел через парадный ход и, по сведениям агентов, до сей поры из него не показывался.

– Что ж, будем брать! – повторил Тартищев и окинул взглядом свое воинство. – Чтобы застать его врасплох и отнять возможность сопротивления или сокрытия вещей, порядок действий будет таков...

Более всего на свете Алексей боялся, что у него забурчит в животе от голода. Пироги Марии Кузьминичны были последним, что он съел за сегодняшний день. К тому же он опасался, что Тартищев вот-вот скажет: «Возвращаетесь к себе восвояси, молодой человек, в ваших услугах боле не нуждаются». Но день закончился, за ним потянулась ночь, Тартищев помалкивал и ничего не сказал даже тогда, когда Алексей сел в одну пролетку с агентами, выезжающими на задержание Мозалевского.

В десятом часу вечера с двух сторон подъехали к дому, где укрывался Мозалевский. Остановились на некотором расстоянии. Вавилов и околоточный надзиратель подошли к воротам соседнего дома и звонком вызвали двух дворников, а по свистку околоточного явились два городовых.

Под окнами, у парадного подъезда и у черного хода выставили караулы, и после этого Вавилов, Алексей, один из агентов, околоточный и старший дворник принялись взбираться по темной и захламленной лестнице черного хода на второй этаж. Алексею приказали занять нижнюю площадку, агент поднялся чуть выше по ступенькам, ведущим на третий этаж. Околоточный и Вавилов затаились справа и слева от входа в квартиру.

На звонок дворника дверь открыла женщина и, похоже, совсем не удивилась столь позднему визиту.

– Кондратий дома? – спросил у нее дворник и шагнул через порог, оставив дверь слегка приоткрытой.

– Дома, дома, – зачастила женщина, – где ж ему быть?

Дворник окинул взглядом кухню и подошел к невзрачному человеку, точившему кухонные ножи.

– Послушай, мне бы Гурия повидать. Там его какая-то баба дожидается. Говорит, что жена.

– Катька? – удивился Кондратий. – Какого лешего она в ночь примчалась?

– Откель мне знать? – рассердился дворник. – Позови да позови, просит, а сама чуть не ревмя ревет.

– А я ей что скажу? – Кондратий уставился на дворника. – Я и сам хочу знать, где он прохлаждается. Вчерась вечером как ушел с приятелем, так и не вернулся.

– А приятель что ж?

– Да он у меня в каморке валяется. С утра не просыхает. Сначала казенку [19] пил, а час назад Варьку, – кивнул он на одну из женщин, – в «шланбой» [20] посылал...

Дверь распахнулась, и Вавилов, а следом за ним околоточный, быстрым шагом вошли в квартиру. Кухня замерла от изумления. Перестали стучать ножи, смолкли разговоры. Кухарка и две ее помощницы, одна из которых открыла дверь дворнику, казалось, онемели от ужаса, увидев двух человек с револьверами в руках.

– Ни звука! – на всякий случай приказал громким шепотом Вавилов и кивнул головой Кондратию: – Веди в свою комнату!

– Слушаюсь, – прошептал тот испуганно и засеменил к выходу из кухни.

Его каморка находилась по соседству, но, когда полицейские ворвались в нее, там никого не оказалось. Только на грязном без простыни тюфяке, на котором совсем недавно лежал Мозалевский, валялся жилет, в кармане которого нашли тридцать рублей кредитными билетами. На трехрублевой ассигнации были видны следы крови. Кровь обнаружили и на грязном носовом платке, который преступник забыл на подоконнике.

– Беда какая! Спугнули все-таки мерзавца! Через подвал ушел! – поскреб в затылке околоточный и набросился на дворников: – Что ж вы про угольную яму не упредили? Теперь ищи его свищи. Небось уже в другой конец города ускакал.

Дворники сконфуженно разводили руками и переглядывались. Летом в доме углем не пользовались, и про этот дополнительный выход, ведущий из подвала, просто-напросто забыли.

– Наверняка он в соседние дворы через дровяные сараи ушел, – заметил Вавилов, успевший сбегать на улицу и вернуться в компании с разъяренным Тартищевым.

Начальник сыскного отдела окинул всех тяжелым взглядом.

– Не отыщете к утру Мозалевского, пеняйте на себя! – И кивнул Алексею: – Поехали!

У того екнуло сердце: вот и закончилась его недолгая карьера сыщика! Но виду не подал и лишь спросил:

– В сыскное отделение?

– Нет! – рявкнул в ответ Тартищев. – Ко мне домой! – И повернулся к побледневшему Вавилову: – Иван, рой землю, грызи зубами, но достань мне негодяя хоть с того света! Сроку тебе до десяти утра. В одиннадцать меня ждут с докладом у губернатора!

– Ваше высокоблагородие! – Околоточный отошел от Кондратия, который, вжав голову в плечи, робко наблюдал за ними из закутка рядом с плитой. – Бугров говорит, что у Мозалевского якобы полюбовница есть. Верка, по фамилии, кажись, Шашкова. Проживает в меблированных комнатах на Разгуляе. Мозалевский хвастался по пьяни, что шибко, дескать, красивая. И завсегда его принимает, даже без денег. А сейчас он при деньгах, так и вовсе рада будет.

Тартищев крякнул и посмотрел на Вавилова.

– Живо на Разгуляй! Верку выкопать из-под земли. Я не слишком верю, что он решит у нее укрыться, но засаду в квартире устроить непременно. Кроме того, осмотреть все трактиры, кабаки, распивочные, расспросить буфетчиков, половых, маркеров и завсегдатаев, не появлялся ли где человек, похожий на Мозалевского, предупредить городовых, обратить внимание на проституток... – Он махнул рукой Алексею. – Поехали!

Тот уточнил:

– К вам домой?

– Нет, в бордель! – ответил Тартищев и, заметив, как вытянулось лицо у Алексея, неожиданно рассмеялся: – Не обольщайся! Всего лишь проверим, не появлялся ли наш бегунок в сих злачных местах.

Глава 6

Ночь по календарю градоначальника до сих пор считалась лунной, и поэтому фонари опять не горели, хотя на город опустился туман, густой и липкий. Он окутывал здания сплошной пеленой, висел клочьями на кустах и деревьях, стлался под ноги запоздавшим прохожим и лошадям ночных извозчиков, громко перекликавшихся у городского фонтана – своей извечной стоянки.

Подобные ночи – сущий подарок для обитателей трущоб и притонов, выползающих на свой ночной промысел. Редко кто из обывателей даже в дневное время осмелится на столь рискованный шаг – появиться в районе Хлудовских выселок, самого разбойного места в Североеланске. Ограбить, обыграть в карты, убить – на Хлудовке в порядке вещей. Крики о помощи или предсмертные стоны здесь так же обычны, как разудалые пьяные крики, визги проституток или отборная брань проигравшегося в пух и в прах «делового», [21] спустившего за час игры всю свою ночную добычу...

Здесь располагались самые дешевые, последнего разбора публичные дома. Подъезды их освещались красными фонарями, а на задворках прятались совсем уж отвратные притоны – «кузницы», где ютились пропащие женщины и их коты, которым было что скрывать от полиции. В этих гнездах порока и самого низкопробного разврата составлялись разбойничьи шайки и делилась награбленная добыча, здесь не гнушались раздеть подобранного на улице пьяного или отправить «в плаванье» очередной труп.