Эрдейский поход, стр. 14

– Ну-у-у, – недоверчиво протянул Прохор. – Тодыть мы подождем да посмотрим. Коли взаправду лихо неведомое надвигается на Русь, так нас от того лиха леса родимые укроют, как не раз ужо бывало. Но и так, и этак рассудить – ни к чему народ прежде срока полошить. Незачем сбегов на брянщину пускать. В общем, с правильным разумением нынче сторожи князем на дорогах выставлены.

С правильным разумением? Всеволод только вздохнул. Эх-хе-хе... Сторожа стороже рознь и далеко не от каждой польза прибудет. И прав, трижды прав мудрый старец Олекса, говоря о княжьих раздорах. Как таких правителей в единый кулак собрать? Как вбить в их бестолковые головы, что не друг друга сейчас сторожиться нужно? Ну да ладно... покуда князья козни один супротив другого строят, кому-то обиталище людское спасать надобно.

– Так ты нас пропустишь-то или как, а, Прохор? – напрямую спросил Всеволод.

Полусотник оглянулся на засеку – там за поваленные лесины заводили последних лошадей, и из-за бревен уже выглядывали лучники. Затем Прохор окинул взором сотню серебрёных клинков и копий за спиной Всеволода. Видимо, еще раз прикинул соотношения сил. Замялся...

– Я, вообще-то, так разумею. У нас ведь приказ от князя не впускать никого в пределы княжества. А насчет того, чтобы выпускать, не было о том ничего сказано.

Всеволод улыбнулся. Уже лучше...

– Но с другой стороны и пропустить без ведома князя незнамо чьих воев... уж не знаю, можно ли. Так просто...

– А как можно? – поторопил Всеволод. – Скажи – обмозгуем. Только быстро. Недосуг нам под твоей засекой стоять.

– Да можно-то оно, пожалуй, можно, – Прохор снова потянул руку к затылку, снова отвел, наткнувшись на шелом.

– Говори ж ты, медведь тебя задери! – Всеволод начинал терять терпение. Отчего-то сдавалось ему, что задерживают их неспроста. Может, и не по княжьему повелению вовсе, а по причине самодурства этого старого служаки, наделенного властью и рассматривающего лесную засеку как собственную вотчину.

– Эх, богатенькая у тебя, я смотрю, дружина, – не без зависти пробормотал в ответ Прохор. – Эвон сколько серебра на себе везете. Только мастера никудышные ваши брони и клинки ковали. Дорогого металла извели уйму, а красы – никакой. Небось мошна полна, раз так деньгами сорите, а?

– Ясно, – Всеволод начал понимать, к чему клонит Прохор. – Сколько возьмешь с нас за проезд?

– Ну... – полусотник улыбнулся, закатил глаза, что-то прикидывая, – чтобы своих воев не обидеть и князя задобрить, ежели вдруг осерчает, за то что выпустил вас... скажем... гривенок этак... этак...

– Всеволод! – Прохора весьма невежливо оборвал подъехавший сзади Конрад. Сакс был явно чем-то озабочен. За тевтоном следовал на своей вороной кобыле Бранко. Волох тоже тревожно посматривает по сторонам.

– В чем дело? – нахмурился Всеволод.

– Воин один куда-то подевался, – Конрад заговорил по-немецки. Значит, таился от брянских дружинников. Хотел сказать что-то, не для их ушей предназначенное.

– Какой воин? – Всеволод насторожился, спросил тоже – на языке германцев. – Наш?

– Нет – из этих, – Конрад мотнул головой на недовольного столь бесцеремонным вмешательством Прохора.

А в самом деле – из десяти брянских ратников, прискакавших вместе со своим полусотником, – только девять теперь на виду. Одного – нет. Нигде. Действительно, странно...

– Может, по нужде отлучился?

– Пока вы здесь языками чешете, он кустами на тропу, которой мы прибыли, пробрался. А после исчез. Что за нужда такая?

Так...

Всеволод повернулся к Прохору. Перешел на русский. И сразу – в лоб:

– Гонца послал? За подмогой?

Глава 12

Благодушное настроение торгаша перед выгодной сделкой – как оказалось, напускное – будто водой смыло. Перед Всеволодом вновь восседал в седле суровый и недоверчивый воин. Прохор недобро прищурился. На вопрос не ответил. Спросил сам:

– А ты никак немца сопровождаешь, а, Всеволод? По говору-то судя. И еще я смотрю, – Прохор кивнул на Бранко, – лях с ним какой-то. Или мадьяр? Или волох? У нас на Руси этаких диковинных одежд не носят. Лазутчиков, знать, иноземных бережешь?

– Лазутчики при тебе по-немецки говорить бы не стали. И наряда иноземного не надели б. Послы то.

– А коли послы, пошто грамотки проездной нет? Князь Роман Михайлович послам завсегда свою грамотку с печатью вручает.

– А не к твоему князю послы те направлены.

– Но по его землям едут...

– Прохор, слушай, добром прошу, – пропусти.

– И притом тайной тропой едут.

Понятно – не пропустит. Тянет время. Ждет, пока засеку перегородят. И гонцу, проскользнувшему мимо дружины, срок дает. Потому и речь – будто речка журчит. Журчит да убаюкивает.

– Вот ежели бы ты, Всеволод, послов своих у нас погостить оставил. Пусть бы рассказали, по какой надобности в брянщине ездят так скрытно. Да поведали заодно, что за переполох такой в закатной стороне поднялся. Россказнями-то всякими о волкодлаках и упырях баб пугать можно, а Роману Михайловичу потребно знать, кто за тем переполохом на самом деле стоит. Соседи-князья? Немецкий орден? Угорский король? Ляшские паны? Нет, правда, оставил бы послов здесь, а?..

Брянцы со всем снаряжением и конями были уже по ту сторону засеки. Только четверо ратников остались – снова подтаскивают к узкому проходу сучковатые бревна. Ежели дотащат, ежели закроют... Но нет, медлят – ждут, небось, полусотника.

Прохор быстро глянул через плечо на засеку. Повод – натянут. На одну сторону. Вот сейчас даст команду сопровождающим. Двинет и развернет коня сам. Всадники, прибывшие с полусотником, нервничают, посматривают назад. Кое-кто уже поставил лошадь боком. Будто бы ненароком, невзначай. Брянский десяток – десяток без одного человека готов к стремительному отступлению, чтобы после, под прикрытием завала...

Что ж, коли добром не получается... Больше времени терять нельзя.

Всеволод повернулся к ожидавшей за спиной дружине. Хотел приказать. Напасть... атаковать не запертую еще засеку. Смести с пути конный десяток Прохора. Разогнать сторожевой отряд за завалом.

Видимо, брянский полусотник смекнул о намерениях собеседника. И начал действовать сам.

Краем глаза Всеволод заметил стремительное движение. То Прохор, обманчиво спокойный и неторопливый, нанес первый удар. Полусотник рванул из ножен меч. Размахнулся, желая перед отступлением срубить предводителя чужого отряда.

Не смог.

Оба клинка Всеволода выскочили из ножен столь же быстро. Нет – быстрее. Руки действовали прежде, чем разум успел осмыслить ситуацию. Заученно, быстро, неотвратимо и самостоятельно действовали. И лишь потому успели...

Подставить один меч с серебряной насечкой под секущий удар противника. А после – ткнуть заточенным острием второго под приподнятый подбородок. Да поверх бармицы на горле, да меж длинных, свисающих книзу седых усов.

Звон металла о металл. Хрип и стон брянского дружинника. И кровь – потоком на кольчатую броню, на конскую гриву. Прохор, выронив меч, навалился на шею коня, пальцы умирающего судорожно вцепились в повод. Медленно-медленно он сползал с седла.

Девять брянских всадников, надеясь отбить полусотника, набросились было на Всеволода и оказавшихся вблизи Конрада с Бранко. Но откатились еще до того, как подоспела на выручку сторожная дружина.

Потеряв еще трех воинов, брянцы погнали коней к заставе, где запорные лесины уже готовы лечь посреди прохода.

Прохор наконец выпал из седла. В лужу собственной крови.

– Вперед! – кричал Всеволод.

И по мечу – в каждой руке. Конем он правил сейчас по-татарски – одними ногами, набросив короткий повод на переднюю луку.

И дружина мчалась за воеводой. Вперед. Верно все понимала дружина. Спешить нужно, покуда узкий проход в засеке еще свободен.

Стрелы – десятка полтора – не больше, полетевшие из-за сучковатых стволов, приняли на щиты, не сбавляя скорости.

Пришпоривая коней.