Темный Набег, стр. 23

Рухнули сверху горящие камни и бревна, покатились по склонам, подпрыгивая, прокладывая целые просеки среди плотных рядов упыриного воинства, оставляя позади пылающий, дымящийся, орущий след из сбитых, смятых, изломанных и обожженных тел.

Полыхнули, разбросав черепки и расплескав вокруг жидкий греческий огонь, глиняные горшки. Щедрая огненная морось сверху и разлитое под ногами пламя охватило зараз десятки, а может, и сотни тварей.

И горящие твари заметались… попытались метаться, оглашая ночь дикими криками. Но единственное, на что они были способны сейчас, в жуткой тесноте и давке – это обмазать липким огнем тех, кто шел рядом, впритирку – спереди, сзади, сбоку… Алхимическое пламя, созданное специально, чтобы жечь плоть чуждого мира, жестоко метило каждого, к кому прикасалось. Пламя перекидывалось, перескакивало с одного бледного тела на другое. Пламя множилось, а тела упырей горели хорошо. Сильно горели…

Жаркий, испепеляющий огонь быстро распространялся в беснующейся толпе, охватывая целые ряды. И напиравшим сзади теперь приходилось обходить не только осиновые колья (эти препятствия пока стояли, почти не тронутые пламенем), но и пылающие меж ними костры. И костры бегающие, прыгающие, катающиеся по земле, дергающиеся, воющие.

В костры вступали новые твари. Вернее, одних тварей впихивали в костры другие. И костры не гасли, костры разгорались с новой силой.

Движение темного воинства замедлилось, былой напор утрачивался.

– Стрелки-и-и! – гремел над ухом Всеволода голос Бернгарда. – Бе-е-ей!

За рассеянные группки упырей, проскочивших огненную полосу, взялись арбалетчики и лучники. Опять засвистели, замелькали в воздухе горящие стрелы. Кровопийцы, сраженные оперенными огнями, падали, так и не добравшись до тына. И пока стрелки делали свое дело, прикрывая подступы к замку, вновь заскрипели перезаряжаемые пороки. Кнехты из прислуги, обливаясь потом, вертели вороты, подтаскивали новые снаряды, налегая на длинные рычаги, поворачивая подвижные платформы с метательными машинами так, как приказывали приставленные к порокам рыцари. Тевтоны выцеливали врага снова. Направляли орудия на иные, выбранные еще при свете дня точки и проходы.

Темное воинство все же перевалило через огонь. Положив в него новые ряды. Задавив огонь массой, залив черной холодной и смрадной кровью, которую не успевало пожирать даже ненасытное алхимическое пламя.

И темное воинство двигалось.

Вперед.

И – вперед…

Одними стрелами, сколь бы меткими и смертоносными они не были, удержать сплошной вал упырей было уже невозможно. А для подготовки неповоротливых тугозарядных метательных машин к новому залпу требовалось время.

За это-то время нечисть продвинулась дальше. Много дальше.

Второй залп накрыл уже не авангард штурмующих. Снаряды перелетели через передние ряды, ударили в середку. Разорвали гудящей огненной плетью упыриное воинство надвое. Ненадолго впрочем. В новый огненный разрыв твари лезли все так же настырно, как и прежде. Лезли по головам горящей нечисти. Лезли, обжигаясь, сгорая сами. Но – не останавливаясь.

А перелезая – шли дальше. Под стрелы, на стрелы. На огонь. А после – на серебро.

Уже было ясно: основной удар нечисти придется на ворота, надвратные башни и примыкающие к ним стены. Наверное, как всегда. Наверное, потому Бернгард здесь. Ну что ж… Всеволод поглаживал рукояти мечей. Судя по всему, скоро и для них найдется работенка.

Тевтонские пороки били уже не залпами – вразнобой. Кто как успевал. Кто чем успевал. Снаряды летели через безволосые головы, через вскинутые кверху длинные белесые руки с когтями-кожами, через оскаленные пасти. И падали теперь далеко сзади, сминали вопящие тылы. Метательные машины по-прежнему наносили врагу страшный урон.

Но – сзади, но – в тылу. Где-то там.

А здесь…

Когда огненный дождь, многопудовая смерть и посеребренные осколки из громовых горшков и ядер сыпались на задние ряды упыриного воинства, передние уже взбирались на осиновый частокол. Передних, конечно, расстреливали тоже. Беспрестанно щелкали спусковые механизмы арбалетов, звенели тугие тетивы луков. И вновь, как во время первой атаки, в упырей впивались уже не горящие – серебрёные жала.

И все же на этот раз нечисти было проще. Куда как проще. По телам павших ранее – а истыканные стрелами кровопийцы уже валялись под тыном грудами, горами – перебираться через препятствие оказалось легче, чем по голой осине, вытягивавшей силы при каждом прикосновении.

Частокол, заваленный трупами, чуть ли не доверху, штурмующие перемахнули почти без задержки. Бледные нелюдские тела заполнили сухой трескучий ров. А вот уж – и вал за рвом. А после – и пространство под стенами. Все пространство. И несмолкаемый свист стрел не мог уже ничего изменить. Гигантскими пауками упыри ползли по голому камню. Вверх ползли. И вверх тянули длинные руки. И прочная кладка крошилась под когтями алмазной крепости.

Начиналась настоящая битва…

Та самая, обещанная Бернгардом. Когда решается все.

Глава 19

– Бре-е-евна! – перекрывая ор и визг темных тварей, гаркнул Бернгард.

– Бревна! Бревна! Бревна! – приказ магистра подхватили, передали по цепочке. С пролета – на пролет, из галереи – в галерею, с башни – на башню.

То там, то здесь зазвучали команды орденских рыцарей – лающие, громкие, краткие. Послышалось дружное уханье кнехтов. Скрип. Скрежет…

– Броса-а-ай!

Длинные прочные рычаги-коромысла, слаженно, почти одновременно подняли над заборалом стен тяжеленные, сучковатые, густо обитые крюками, лезвиями и гвоздями с посеребренными остриями лесины из цельных осиновых стволов. Секунду подвешенные на крючьях бревна еще покачивались в воздухе. А в следующую, перевалившись через каменные зубцы и защитные шипы, с грохотом рухнули вниз.

Крутясь, вертясь в воздухе, бревна падали одно за другим по-над стеной. Цепляя, взрезая, царапая бледные спины, сдирая, срывая, сбрасывая впившихся в камень упырей. Разнося голые шишковатые черепа.

Сбитые со стен твари сыпались горохом. А осиновые стволы давили, мозжили, ломали, насаживали на сучья и серебрёные гвозди тех, кто толпился внизу.

Бревна помогли. Но – ненадолго. Они лишь чуть задержали врага. На время, недостаточное для того, чтобы прочесть самую краткую молитву. Для того даже, чтоб выругаться от души. Через сброшенные лесины, увязшие в белесых телах и заваленные белесыми же телами, уже лезли новые кровопийцы. Лезли к стенам. Лезли на стены. Через стены лезли.

Хотели перелезть.

Жаждали…

– О-о-огонь! – новый приказ тевтонского мастера разнесся над крепостью. – Ле-е-ей!

– Огонь!

– Огонь!

– Огонь! – многоголосым эхом понеслось по замку.

Затем – предупредительное:

– Остереги-и-ись!

Суета, движение на стенах. Мелькающие факелы. Стрелки, шарахающиеся в стороны, освобождающие место.

И – полыхнули, осветив ночь, котлы, полные жидкого греческого огня. А, полыхнув – тут же опрокинулись, изливая пылающую смесь в широкие желоба. И по желобам – дальше, вниз, наружу. Через защитные решетки, под защитные шипы…

Огненные потоки расползлись по черным закопченным стенам, облизывая камень, сжигая все, что на камне. И снова упыри сыпались вниз. Горящими, вопящими комьями сыпались.

Целые водопады лавы обрушились на головы тех, кто не успел отступить, отшатнуться, отпрянуть. А успели немногие, ибо внизу, в тесноте и давке не было места и не было спасения для нечисти.

Под стенами разливалось и пылало. Под стенами ярилось пламя, растекались огненные лужи и целые озера с запрудами из мертвых тварей – дымящихся, горящих. Лежавших плотно, густо…

Путь огню ко рву, наполненному дровами, надежно перекрывала крутобокая насыпь. Но между валом и мощным крепостным фундаментом образовалось широкое русло, по которому пробивало и прожигало себе дорогу жидкое пламя, стремившееся охватить стены огненным кольцом.

В розливах и потеках греческого огня бились и орали темные твари, сгоравшие заживо. Занимались сброшенные ранее осиновые бревна. Потрескивали сучья, капельки расплавленного серебра стекали с кончиков железных гвоздей, раскалялись и шипели сами гвозди, перемазанные черной кровью.