Тайный рыцарь, стр. 57

Ваша жена очень трогательно попрощалась со мной и даже вручила на память эту гильзу. Мило так покраснела и отдала, прямо с золотой оправой. Смешная, она превратно истолковала мой интерес: решила, будто мне понравилось ее диковинное украшение. Впрочем, разубеждать Агделайду я не стал.

Если честно, я планировал увезти и ее саму, чтобы дослушать занимательную взгужевежевскую историю до конца. Применять для этого силу не хотелось: девушки вроде Агделайды больше рассказывают по доброй воле, нежели по принуждению. Если, конечно, найти к ним соответствующий подход. Я нашел. Наврал с три короба о своих несметных сокровищах, обширных ленных владениях и роскошном замке в Вестфалии. Поведал о знатном происхождении и славных предках. Объяснился в пылкой и страстной любви. Агделайда поверила всему — от первого до последнего слова.

— Однако ехать не согласилась?

— Сразу — нет. Глупышка боялась, что в порыве ревности вы нападете на меня со всеми своими «язычниками». Но зато она пообещала позже отыскать меня в Кульме. И глаза вашей супруги не лгали. Уж в этом-то я кое-что смыслю. Да и препираться с ней понапрасну не было ни времени, ни желания. Мне требовалось поскорее добраться до кульмской платц-башни, поставить там магический «якорь», открыть путь цайткоманде, организовать подмену епископа Вильгельма Моденского и помочь фон Грюнингену совершить турнирный переворот. В общем, я шепнул Агделайде, что буду ждать ее хоть до Страшного суда, и отправился в путь.

— А когда же ты узнал, что с порталом в Священном лесу у тебя ничего не выйдет?

— Я выяснил это, пока вы болтали с китайцем-Кривайто. В каменном круге — на месте основания разрушенной башни, я делал вид, будто молюсь. А сам в это время ставил «якоря» один за другим. И никакого результата!

— Разве результат можно почувствовать?

— Увидеть. При установке «якоря» или его использовании пробуждаются древние и мощные силы, так что сияние арийской магии нельзя не заметить. И пожалуйста, не прикидывайтесь, будто не знаете об этом.

А Бурцев и не прикидывался. Он откровенно злорадствовал:

— Представляю твое разочарование, Фридрих! «Якорь» есть, а портала нет!

Фон Берберг посмотрел на него немигающими глазами:

— Случившееся, конечно, прискорбно. Но отнюдь не фатально. Для начала миссии нам вполне достаточно действующих платц-башен во Взгужевеже, Кульме и… и еще в одном месте. Там у нас уже создана основная ударная база. Там мы накапливаем силы для решающего натиска на восток.

— «Там» — это где?

— На границе с русскими княжествами. Большего я вам, уж извините, полковник, говорить не стану. Лишь вкратце обрисую перспективы. Вот-вот начнется война — самая первая, наипервейшая мировая. Война с участием цайткоманды, к которой русичи не готовы. Сначала падут Новгород и Псков. Следующими будут Полоцкое, Смоленское и Ростовско-Суздальское княжества, затем — Волынское, Минско-Туровское, Черниговское… И Муром, и Рязань, и Новгород-Северский, и Переславль, и Галич, и Киев… Мы пройдем всюду, где некогда стояли башни перехода древних ариев. Кстати, вашу Московскую деревушку, которая уже сейчас прячется за стенами и гордо именует себя городом, тоже ждет печальная участь. Там неподалеку — на месте будущей Красной площади, в астрале маячит образ разрушенной арийской башни. Значит, придется завернуть и туда.

Покончив с Русью, мы займемся татаро-монгольской империей, потом — арабами и Китаем. По мере продвижения на восток и юг наши доблестные союзники-крестоносцы будут слабеть, мы же, выходя к новым платц-башням, получим постоянную подпитку из хронобункера СС. В итоге диктовать свою волю миру станет цайткоманда. И мир будет переделан. Раз и навсегда. Победу германского рейха над Советами в будущем обеспечат наши победы в прошлом. Более того: новое геополитическое мироустройство тринадцатого века сделает невозможной войну в двадцатом. В двадцатом столетии Россия станет провинциальной колонией Великой Германии. Разрозненной, слабой, отсталой, неспособной к самозащите. А о создании СССР не будет и речи — уж мы-то позаботимся. Чтобы вы поняли, насколько мизерны ваши шансы в этом противостоянии, я стараюсь быть предельно откровенным. А вы? Что теперь скажете вы, полковник?

Глава 66

Бурцев пожал плечами, отвернулся. Что говорить? В правдивую историю путешествия во времени человека, назвавшегося полковником Исаевым, не поверят. А начнет сочинять — все равно ведь уличат во лжи.

— А жаль, полковник. Очень жаль. Ладно, скоро сюда доставят эту шлюху, как ее… Ядвигу Кульмскую. Может быть, тогда что-то прояснится.

— Да пошел ты!

Бурцев плюнул. Фон Берберг утерся. Заиграл желваками на покрасневших скулах.

— Я предупреждал…

Ствол «вальтера» качнулся чуть вправо. «Целит в руку», — с тоской подумал Бурцев. Гм, ответный плевок будет гораздо болезненнее… Увернуться от пули? От выстрела почти в упор? Дудки! Дурацкое киношное суперменство. В реальной жизни такой номер не пройдет. У немецких диверсантов из секретных подразделений вроде цайткоманды глаз-алмаз, а рука столь же тверда.

Скрип снега. Стремительная тень, метнувшаяся из-за угла домика мельника.

— Защищайся, мерзавец!

Кричали звонко, кричали по-немецки.

Ошеломленный фон Берберг защититься не успел. Лишь повернулся на крик. Начал поворачиваться…

Благородный Вольфганг фон Барнхельм с перекошенным лицом, перевязанным плечом и с мечом в левой руке уже стоял перед ним. А из-под обрывистого берега на помощь своему господину лез верный Ясь с секирой. Ребятки пришли не из леса — они незаметно подобрались с тыла — со льда Вислы.

Ху-ух! Точный и сильный удар по твердой диверсантской руке пришелся сбоку. Отточенная сталь рейнского рыцаря скрежетнула о кольчужный рукав противника. Не срубила — нет, но резко кинула руку с пистолетом вниз.

Громыхнул выстрел. Взревел от гнева и боли фон Берберг. Пуля вошла в землю у самых ног Бурцева. «Вальтер» упал возле ног эсэсовца. Мгновение — и вестфалец уже тянется к оружию левой рукой. Бурцев ринулся наперехват, понимая, что все равно уже не успеть. Маленький, пухлый, но проворный Ясь опередил всех. Оруженосец колобком подкатился к штандартенфюреру, выпнул пистолет из-под самых пальцев фон Берберга. Постарался, голубчик, так, что и сам растянулся в снегу, и секиру свою выронил, и Бурцева сшиб по пути. Зато «вальтер», кувыркаясь, слетел с речного берега, сгинул в пушистых сугробах. Век ищи теперь — не найдешь.

— Идиот! Кретин! Мальчишка! — почем зря разорялся фон Берберг. Его правая рука висела плетью. Левой вестфалец вцепился в отшибленное предплечье.

— Мы еще не закончили наш спор о прекраснейшей даме на свете, Фридрих фон Берберг из Вестфалии, — невозмутимо напомнил Вольфганг. — А ведь был уговор: биться до смерти! К тому же я только что слышал, как оскорбительно ты отозвался о несравненной Ядвиге Кульмской. И поэтому вновь вызываю тебя на бой, фон Берберг. Сражаться будем здесь, сейчас же, левыми руками на мечах и без щитов. До погибели одного из нас. Знай, что твои адские штучки меня не страшат.

— Дурак! — простонал фон Берберг. — Какой же ты дурак… Фриц!

Короткий кивок оруженосцу. Слуга вестфальца все понял без слов. Белобрысый дылда выступил вперед, поднял кусок разобранного рыцарского копья, сунул руку под защитный щиток. Бурцев удивленно взирал на происходящее: он что же, намеревается скрестить эту дубинку с мечом фон Барнхельма?

Нет, фехтовать Фриц не собирался, а вот…

На этот раз выстрела не было слышно. Не прозвучало даже маломальского хлопка. Лишь шелест, лишь шорох незримой смерти…

Благородный Вольфганг вскрикнул — тонко, совсем по-детски. Выронил клинок, осел на землю. Губы молодого рейнского рыцаря, над которыми только-только начал пробиваться пушок, беззвучно шевелились. В удивленных, широко распахнутых глазах «херувима» блеснула влага. На старой гербовой котте с плачущим юношей — ниже и левее грязной повязки — забуровело пятно. Свежее, влажное, блестящее. Там, где сердце.