Рыцари рейха, стр. 6

— Где та девка? Покажите ее! — потребовал Бурцев. — Устроим разбирательство по всей строгости. Кто виновен — накажем.

Мишка замялся. Ясное ведь дело: никакой девки нет и в помине. Есть провокация. Дешевая и безграмотная притом! Но Пустобрех-то этого нипочем не признает. Тем более прилюдно.

— Отдавай Арапшу! — завопили из толпы.

— Он снасильничал!

— Точно знаем!

Крикуны-заводилы не зевали — волновали толпу.

— Когда?! — рыкнул Бурцев. — Когда снасильничал?

— Сегодня, — не подумав, брякнул Мишка Пустобрех. — Утром.

Что и требовалось доказать!

Бурцев отвесил пьяной толпе земной поклон, чем немало удивил и озадачил новгородцев. А главное — заставил умолкнуть купеческих наймитов. Затем провозгласил в наступившей тишине — громко и торжественно:

— Так пусть знает честной новгородский люд, что Арапша отбыл вчера вместе с князем, а посему никак не мог сотворить того, в чем его обвиняют.

В толпе загомонили, заволновались. Воинственный пыл спадал, недоумение росло. Если проблема только в Арапше — то она решена. Увы, все оказалось не так просто.

— Колдун Васька татарина-балвохвала защищает! — снова выкрикнули откуда-то из задних рядов. — На костер чернокнижника! Бе-е-ей!

Глава 5

Мишка напал первым. Пустобрех подошел уже достаточно близко и только выжидал подходящего момента, чтобы пустить дубинку в ход. И видимо, подходящим счел кульминацию переговорного процесса. Подбодренный крикунами-зачинщиками, Мишка перехватил свое оружие двумя руками, размахнулся с плеча, ухнул...

Слишком долгие приготовления — Бурцев отреагировал быстрее. Разворот, уход с линии атаки...

Дубинка Мишки — небольшая, но увесистая вязовая палица — ударила сверху вниз, прогудела в воздухе, стукнулась толстым концом о дощатый настыл моста, отскочила от сухого дерева. Когда Пустобрех размахивался второй раз, Бурцев вспомнил рукопашное прошлое. Тренированное, не скучающее без учебных спаррингов на дружинном дворе тело вспомнило само... И тело ответило. Бурцев достал конопатого здоровяка ногой. Легко да с подскоком.

Позиция — лучше не придумаешь! Противник беззащитен: обе руки с дубинкой задраны вверх, позвоночник выгнут, корпус откинут назад. Тут и просто толкнуть его достаточно, чтоб опрокинуть. Но толкаться в бою Бурцев не привык. В бою он бил сильно и жестко. Как правило... Мишка Пустобрех исключением из правил не был.

Удар в челюсть. Пяткой. А на пяточке — каблучок тяжелого сапожка. А на каблучке — стальная подковка. В общем, вышло неслабо: сильнее вышло, чем кастетом. Мишка не успел ничего предпринять. И понять, вероятно, тоже. Высокие удары с ноги непривычны здешним кулачным бойцам. Ногами новгородцы разве что добивали или, точнее, дотаптывали павшего противника в лютом бою стенка на стенку. А чтоб вот этак — в морду да в нокаут... Здесь такое еще было в диковинку.

Пустобрех грохнулся на мост. Упал навзничь — всей хребтиной о доски. Да так и застыл. Надолго, судя по всему. Выроненная палица откатилась в сторону. Бурцев поднял дубинку. Хотел зашвырнуть подальше в Волхов, да передумал. Замершая было толпа уже выплевывала, одного за другим, новых крепких ребятушек с дрекольем. Тоже, видать, зачинщики — из тех, что заодно с Пустобрехом были.

— Колдовством Мишку одолели! — орали парни в голос, заводя хмельной люд. — Истинно, колдовством! Не задрать православному христианину ноги выше головы! Балвохвальские то штучки!

Толпа волновалась. Крикуны с дубьем наступали. Бурцев пятился, подняв трофейную палицу. Приходилось ему однажды участвовать в палочном бою. Со Збыславом в Силезии дрался по польской правде. Но тогда бились один на один. И щит тогда на левой руке висел. Сейчас противников было больше, а щита — нема. Один пропущенный удар — и хана! От богатырского удара богатырским ослопом, наверное, даже чудо-кольчуга не спасет — сшибут, блин, с ног на раз-два. А уж если шарахнут по черепу...

— Навалимся всем миром, правослывны-я! Хватай Ваську-чернокнижника-а!

«Мир», однако, медлил. «Мир» хотел вначале посмотреть на палочную потеху.

В этот раз напали сразу двое. Одного Бурцев уложил на подходе — вмазал Мишкиной палицей в голову — новгородец свалился, не пикнув. А вот от дубинки второго мужичка едва успел прикрыться. И, не мешкая, хорошенько засадил подъемом сапога противнику промеж ног.

Крикун-зачинщик согнулся в три погибели, упал в корчах. Отполз, причитая:

— Пошто по срамному месту бьешь, Васька, ирод-нечестивец?!

Бурцев добавил. Дубинкой по макушке. Тоже, блин, рыцари выискались! Сначала прут вдвоем на одного, а потом упрекают, что бой не по правилам.

А к нему уже подскочили еще трое.

Ну что сказать... Любили в Новограде палочные бои, Перуном еще завещанные [19]. Однако в боях этих, как и в сшибке на кулачках, ставка делалась прежде всего на силу и удаль молодецкую, а не на ловкость или мастерство.

Мужики просто хватали дубье за один конец и били другим. Грубо, сильно, без затей и хитростей. Сверху да сбоку — наискось. Сбоку да сверху. Мешая друг другу, а то и задевая ненароком в горячке сражения собственных товарищей. Защиты или тычковых ударов в палочном бою эти ребята не знали. Бурцев знал. И то знал, и другое. И кое-что еще. И дрался в иной манере. Как когда-то лупил скинов резиновой дубинкой в ОМОНе, как рубился мечом в Польше, Пруссии и на льду Чудского озера. А еще... Перехватив палку посередке, он ловко орудовал ею, как автоматом в рукопашной. С прикладом и с примкнутым штыком. Пока это помогало.

Из толпы выскакивали все новые и новые крикуны с дрекольем. Но все — не профессиональные бойцы, а так — пропойцы-наймиты, шумливая вечевая дружина с пудовыми кулаками и усохшими мозгами, привыкшая брать числом и горлом. Бурцев вертелся, крутился как белка в колесе. Уклонялся, парировал, отбивался, сам наносил удары — благо ширина моста не позволяла противникам зайти в тыл. И отступал к лошади, оставляя на мосту побитых и калечных.

От него отстали. Получив неожиданно жесткий отпор от одиночки, вечевые костоломы чесали репы, хорохорились, однако сызнова лезть под палку Бурцева не спешили. Бойцы пятились. Стонали раненые, возбуждено шумела хмельная толпа.

— Народ честной, да что же такое деется?! — громко и отчетливо возопил кто-то. Кажется, это был тот самый Василий Буслаев в засушенном виде. — Приблудный Васька-чернокнижник, самозванец бесов, наших бьет, новогородских!

— У-у-у! А-а-а! — возмущение и негодование.

А вперед уже проталкивались купеческие вояки. При броне и шеломах. С щитами, мечами, копьями...

«От этих ребяток палочкой уже не отмахнешься!» — подумал Бурцев.

...И с луками.

Стрела с тяжелым граненым наконечником нежданно-негаданно вылетела из толпы, ударила в плечо. Сильно ударила — едва не опрокинула. А вот это уже грубеж! Если б не трофейная кольчужка Фридриха фон Берберга, было бы хреново. Любую другую кольчугу бронебойная стрела, пущенная почти в упор, продырявила б в два счета.

— Кол-дов-ство! — заорали в толпе.

— Броня, от стрел заговоренная, на Ваське!

— Хватай его-о-о! В костер его-о-о!

И тут толпа подалась. Заревела многоголосым пьяным басом, хлынула на бойца-одиночку.

Сомнут! Сметут! Снесут! Это было ясно, как божий день. Им всем было ясно. Бурцев досадливо сплюнул. Эх, мужики новогородские, вот ведь доверчивый и склочный народец! Ладно, палку — в Волхов. Пришла пора пускать в ход тяжелую артиллерию, а за неимением оной, придется воспользоваться...

Бурцев нырнул под брюхо лошади. Там, с другой стороны к седлу приторочен «MG-42», отбитый у цайткоманды СС на Чудском озере. Ручной пулемет со сложенными сошками готов к бою. Коробка барабанного магазина на полсотни патронов топорщится слева. Первый патрон ленты — в патроннике. Взята эта бандура вообще-то на крайний случай. Но уж куда крайнее-то?! Бурцев выругался: он так надеялся договориться без пулемета! Ан не дают...