Пески Палестины, стр. 64

— Джеймс, работаем!

Глава 70

Сообразительный брави уже извлек из рукава их единственный козырь. Ударил. Кольтелло вошел под левую лопатку гауптштурмфюрера. Вошел и вышел… Со стороны могло показаться, будто «брат Рудольф» просто дружески похлопал эсэсовца по спине.

Еще прежде, чем офицер повалился на пол, нож брави мелькнул в воздухе. А метать ножи Джеймс тоже мастер. Маленький, прекрасно сбалансированный клинок по рукоять вошел в правый глаз автоматчику, что стоял справа.

Эсэсовец осел — медленно и неуклюже. Готов!

Левый охранник был ближе к Бурцеву. В каких?то двух?трех метрах. Бурцев занялся им сам. Вплотную. Ну, то есть очень вплотную.

Короткий — в пару шажков — разбег. Прыжок в лучших традициях сумо. И всей тяжестью обвешенного железом тела — на врага. Он навалился, припечатал гитлеровца к решетке — тот аж прихрюкнул. Тевтонский топхельм звякнул о фашистскую каску. Охранник дернулся, попытался высвободить прижатый к животу МП?40.

Не вышло: Бурцев шарахнул латными рукавицами по рукам противника. Вскрик. Ладони эсэсовца отлипли от «шмайсера». И почти сразу же Бурцев почувствовал тычок под левый бок. И второй, и третий…

Придавленный, придушенный немец пыхтел и яростно колол кинжалом?динсдольхом. Искал вслепую уязвимое место на доспехе противника. И бил, бил… К счастью, эсэсовский кинжал — не мизерикордия с узким граненым клинком, созданным специально, чтобы разрывать кольчужные звенья и прокалывать сочленения лат.

Бурцев развернулся, подпер трепыхающегося немца наплечником. Перехватил руку с кинжалом, вывернул запястье. Динсдольх выпал и…

Подсечка, толчок…

Фриц провел простой прием быстро и неожиданно. И ничего тут поделать было нельзя: в доспехах Бурцев чувствовал себя медлительным и неповоротливым, как бревно. Да еще эти долбаные шпоры!

Он упал со звоном и грохотом. Встал сразу, не разлеживаясь. Встал, ожидая «шмайсеровской» очереди в упор. А очереди все не было. Зато…

Черная балохонистая фигура Джеймса коршуном налетела на автоматчика. А уж брави, в отличие от Бурцева, атаковал не с пустыми руками. Рукоять кольтэлло все еще торчала из глазницы убитого охранника, и Джеймс размахивал окровавленным мечом. Тем самым, что у Бурцева изъял гауптштурм?фюрер.

Эсэсовец машинально подставил под удар «шмайсер». Немецкий рыцарский клинок и немецкая оружейная сталь столкнулись. Послышался тошнотворный скрежет. На лезвии меча появилась новая щербина. С МП?40 посыпались детали. Стрелять эта штуковина теперь вряд ли будет.

А Джеймс рубил снова: представитель папских спецслужб спасал в лице Бурцева ценный источник информации. И расчищал путь к другому — еще более ценному источнику. К гроссмейстеру?рейхсфюреру.

Брави наступал. А эсэсовец… Что ж, парня неплохо обучали рукопашному бою. Но не с противником, вооруженным полуторным мечом.

Изрубленный «шмайсер» отлетел в одну сторону. Сбитая каска — в другую. Решетку щедро окропило красным. Пачкаясь в горячей липкой крови, Бурцев дернул стальные прутья. Заперто! Как и следовало ожидать. Потряс. За?пер?то! Вот замок, вот замочная скважина, и голыми руками эту преграду не одолеть. А ведь за ней, быть может, уже пытают Аделаидку!

Мысль эта приводила Бурцева в состояние, близкое к помешательству. Он зажмурился, пытаясь вызвать перед мысленным взором образ Агделайды Краковской. Незримая связь между шлюссель?меншами установилась мгновенно. Бурцев будто стоял перед чисто вымытым стеклом. В шаге, в полшаге… И смотрел, не в силах ничего более предпринять. И видел…

Сейчас той непроглядной тьмы, как в прошлый раз, не было. А его Аделаидка… Беззащитная. Растерянная. Обозленная. Обнаженная. В цепях. В каменной нише. В пятне электрического света. Он чувствовал ее стыд, ужас, отчаяние и ненависть.

Рядом — ухмыляющийся тип в черной эсэсовской форме, в круглых очках. Эсэсовец тянет руку в белой перчатке к груди малопольской княжны, трогает своей лапой нежную упругую кожу со старым шрамиком под левым соском… У?у?у!

Он открыл глаза, чтобы скрыть от себя все это. Ибо это было уже выше его сил. Рассудок стремительно сдавал позиции, и Бурцев действовал, повинуясь одним лишь эмоциям. Исступление, остервенение, безумие — и ничего больше!

Динсдольх обезглавленного эсэсовца — в замочную скважину. Вряд ли с такой убогой отмычкой выйдет что?то путное, но хотя бы попытаться… пр?р?ровернуть… Дзинь?к! Кончик кинжала обломился, остался в замке. Проклятье! Бурцев грохнул окольчуженным кулаком по решетке. Застрявший кусочек металла вывалился из скважины. Нет, так не пойдет, так — дохлый номер.

Он обернулся, поискал глазами. Кольтелло брави больше не торчал из глазницы мертвого эсэсовца. Сам Джеймс возился над трупом гауптштурмфюрера. Мародер!

Под руку попался… Ага! А если так?

Бурцев поднял меч фон Хохенлоха. Всадил в щель между решеткой и косяком — там, где замок входит в пазы. Надавил… Клинок изогнулся дугой и… Хрясь! Меч напополам. Ладно… Бурцев потянулся к «шмайсеру». Расстрелять, на фиг, замок — и дело с концом! Даже если звукоизоляция местных застенков на такое не рассчитана — плевать! Плевать, если сбежится весь хронобункер!

— На вот, попробуй лучше этим, русич…

В протянутую руку легла связка ключей. Брави насмешливо кривил губы. А гауптштурмфюрер лежал на спине с вывернутыми карманами. Ну да, все гениальное просто…

Бурцев схватил ключи с жадностью наркомана, дорвавшегося до долгожданной дозы. Связка дергалась, как живая. Выскользнула из латной рукавицы, упала. Бурцев ругнулся, поднял…

— Давай я? — предложил Джеймс.

— Пошел ты… — огрызнулся Бурцев.

Он звенел металлом о металл, судорожно подбирая ключ. Подошел третий. Самый большой.

Ключ повернулся трижды. Решетка сдвинулась в сторону.

Забыв об оружии, забыв о спутнике, забыв об «атоммине» и о хронобункере, обо всем на свете забыв, Бурцев бросился в коридор. Побежал, громыхая доспехами и шпорами. Уткнулся в дверь. Припал, прильнул. Не удержался — откинул щиток смотрового окошка.

Все было в точности как ему привиделось минуту назад. Аделаидка без одежды и, кажется, без сознания, беспомощной куклой обвисла на цепях в каменной нише. И эсэсовец… Бурцев видел сейчас лишь его спину. Эсэсовец бил пленницу.

По лицу.

Лицо Аделаидки было в крови.

Подонок!

Немец зажал девушке рот, навалился.

По?до?нок!

Бурцев снова возился с замком, снова звенел связкой в дрожащих руках.

Тяжелая дверь екрежетяула, открылась.

Немец по?прежнему стоял к нему спиной. Но стоял уже не возле Аделаиды, а у массивного стола черного дерева. На столе — пухлая папка со свастикой и лампа, освещающая пленницу.

Дочь Лешко Белого подняла голову. Посмотрела. Недоумение, и мольба, и безысходная тоска были в том взгляде.

— Пшел вон! — не оборачиваясь, прорычал рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер.

Принял за охранника?

Бурцев не сказал в ответ ни слова. Безумие и исступление вдруг ушли. Осталась только ненависть. И обжигающе?ледяная ярость.

— Я же просил меня не беспокоить, — раздраженно добавил Гиммлер.

Так и не соизволив обернуться.

Бурцев перешагнул через порог камеры…

Глава 71

Когда вошел Джеймс Банд, все было кончено. Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер с разбитой головой лежал в углу. На стене темнело кровавое пятно. Бурцев, уже без шлема и латных рукавиц, освобождал рыдающую пленницу: ключи от браслетов?наручников и ножных кандалов, пристегнутых к цепям, тоже отыскались на связке гауптштурмфюрера.

— Отвернись, брави!

— Да не смотрю я…

Джеймс действительно смотрел сейчас не на обнаженную зареванную дочь Лешко Белого. На распростертое тело рейхсфюрера он смотрел.

— Ты обещал, что я смогу поговорить с верховным магистром Хранителей Гроба, русич. Ты не сдержал своего слова.

— Извини. Не сложилось как?то.

Бурцев снял наконец с Аделаиды эсэсовские оковы. Набросил на княжну плащ с тевтонским крестом. Дрожа и всхлипывая, полячка прильнула к посеченной кольчуге мужа.