Магиер Лебиус, стр. 7
Рудольф оглянулся на крепость. Вздохнул с облегчением: из ворот, разгоняя толпившуюся у подъемного моста чернь, уже выезжала конница. Гарнизонная сотня рейтар, в любое время готовая к походу, к бою, к вылазке. Правильно выезжала – сразу за рвом свернула вправо и влево, стремясь по широкой дуге зайти в тыл, окружить ристалище и отряд маркграфа.
Альфред демонстративно не замечал опасности. Ну и дурак!
– Так, значит, вы намереваетесь принять участие в наших поединках, ваша светлость? – хищно протянул Рудольф Нидербургский.
Маркграф вновь улыбнулся. Ответил коротко и странно:
– И да, и нет, дорогой мой бургграф.
Два конных отряда городской стражи – по пол-сотне всадников в каждом – гнали галопом, не таясь уже, не скрывая своих намерений, смыкали клещи. И вот…
Вот и все! Попалась пташка!
Но почему все же Чернокнижник и его воины не озираются, почему не хватаются за оружие, почему ведут себя так, словно не происходит ничего непредвиденного? А может, в самом деле – ничего непредвиденного? Может, проклятый змеиный граф заранее все просчитал и… И что?
Все, хватит загадок и скрытых издевок! Долг вежливости отдан. Пришла пора говорить с врагом более подобающим случаю языком. Взгляд бургграфа посуровел, доселе негромкий голос обрел силу, зазвенел сталью:
– Я должен признаться вам, маркграф. Приглашение на турнир в ваши владения мною, как организатором празднеств, не было послано сознательно.
Альфред вздохнул и, будто актеришка в дурной пьесе дешевого заезжего балагана, печально закатил глаза под самое забрало.
– Честно сказать, где-то в глубине души меня мучил червь сомнения. Да и мои верные вассалы, – не оборачиваясь, оберландец махнул рукой назад, на своих хмурых всадников, – предостерегали меня.
Тяжкий, но вот едва ли искренний вздох…
– Однако я, по наивности своей, не хотел верить в подобную… подобную… – дерзкий гость укоризненно покачал головой, – в подобную низость, господин бургграф.
Проклятый паяц! Рудольф Нидербургский сжал кулаки.
На ристалище дрогнула неровная шеренга возмущенных рыцарей-поединщиков. Но впереди прочих, конечно же, оказался Дипольд Славный. Самый шустрый, самый горячий, самый удачливый в сегодняшних боях, он бросил коня чуть не на самую ристалищную ограду.
ГЛАВА 6
– Мерзавец! – глухо пророкотал гейнский пфальцграф из-под подбородника и турнирного шлема. – Как смеешь ты, явившийся сюда без приглашения, оскорблять достойного хозяина и устроителя благородного состязания! Я, Дипольд Гейнский, прозванный Славным, вызываю тебя, маркграф Оберландмарки Альфред по прозвищу Чернокнижник, и любого из твоих рыцарей-защитников! Немедленно! Бой до смерти! Пешим или конным! Любым оружием! На любых условиях!
Дело сделано. Вызов брошен. По всем правилам, по всей форме, при свидетелях. Дипольд успел сделать это первым.
Альфред, однако, даже не поворотил головы к вспыльчивому юноше и – неслыханное дело! – не ответил на вызов. Как ни в чем не бывало, словно ничего не произошло, маркграф продолжал, обращаясь к Рудольфу:
– Как-то совсем уж не по-соседски получается, ваша бургграфская светлость, вы не находите?
И дальше – сразу, не дожидаясь ответа, не интересуясь реакцией собеседника:
– А позволено ли мне будет узнать, отчего там, где собираются лучшие остландские рыцари, не нашлось места представителю Верхней Марки?
Рудольф Нидербургский нахмурился. Удивительный все-таки получается разговор. Вроде как приходится оправдываться перед негодяем. Что ж, ладно, можно и объяснить, раз уж маркграф столь непонятлив.
– Кодекс рыцарских турниров, – жестко отчеканил бургграф. – Он гласит, что за преступление перед верой должна следовать кара. И благородным рыцарям – добрым сынам матери нашей церкви – надлежит изгонять преступника из своего общества. Изгонять не только словом, но и – если потребуется – оружием. Изгонять или изничтожать, как богопротивного еретика.
– Ах вот оно что?! – Теперь маркграф изобразил на физиономии радостное просветление. – А я-то думал, неразумный! Я-то гадал!
Невероятно! Обреченный, обложенный со всех сторон, маркграф откровенно потешался над ним, Рудольфом Нидербургским! Над ними всеми! Хотя ничего смешного в словах бургграфа не было. Он лишь озвучил неписаные, но всякому благородному рыцарю известные правила.
– Так вот, значит, в чем меня подозревают? – Альфред Оберландский продолжал нагло скалиться в лицо бургграфу. – Преступление против веры, значит…
– Это не подозрение, маркграф! Это обвинение! – Рудольф терял терпение. – Вы – враг истинной веры и Господа нашего! Всему Остланду известно, что вы пытались практиковаться в запрещенных черных искусствах, а ныне укрываете в своих землях… всяких… прочих…
Бургграфа душил гнев. Альфред же…
– Укрываю?! Кого?! – Ну прямо не Чернокнижник, а сама невинность, сама оскорбленная добродетель! – У вас есть доказательства, дорогой мой бургграф?
Неопровержимых доказательств у Рудольфа не было. Зато в его руках находился сейчас сам змеиный граф. А в подобных обстоятельствах явных улик не особенно-то и требуется. В подобных обстоятельствах вполне достаточно улик косвенных.
– Лебиус Марагалиус – черный магиер, некромант, алхимик и механикус, сотворивший из глины голема-разрушителя и бежавший из Прагсбурга, – громко, чтоб слышали все, напомнил Рудольф. – Лебиус скрылся в землях Верхней Марки. Благородный барон Леопольд фон Нахтстлих, преследовавший магиера в ваших владениях, исчез без следа.
– Надо же! Какая жалость! Но с чего вы взяли, что я вообще причастен к этой истории? По-моему, упомянутый вами инцидент был исчерпан еще…
– Ошибаетесь, маркграф! В этой истории точка не поставлена.
– В самом деле? – насмешливая ухмылка не сходила с уст Альфреда Оберландского. – И кто же ее поставит, позвольте узнать? Вы? Вы настолько всеведущи и могущественны, ваша светлость?
Да что он о себе возомнил, этот Чернокнижник! Разгневанный Рудольф направил в ненавистного соседа дрожащий палец – будто и не палец то вовсе, а готовый выплюнуть смертельную порцию огня и свинца ствол ручной бомбарды.
– Вы укрываете Лебиуса, и вы же погубили доблестного Леопольда! – Обличающий голос бургграфа рокотал над ристалищем. – Это хорошо известно и вам, и мне, и всем присутствующим здесь. Вот причина, по которой вы не были приглашены на турнир! И вы совершили большую ошибку, заявившись сюда по своей воле, господин маркграф!
– А может быть, меня не хотели видеть здесь по иной причине? – Проклятый Чернокнижник все не выказывал ни малейшего волнения, голос его звучал ровно и спокойно. – А именно – по причине заговора против Верхней Марки, который замыслили вы, бургграф, а, замыслив, недостойно сокрыли под видом благородного состязания?
Слово «благородного» Альфред произнес, скривив тонкие губы. Будто кислую ягоду разжевал.
Бургграф побледнел. Рыцари на ристалище вновь взволнованно зашевелились. Однако на этот раз никто не посмел бросить наглецу вызов. За правду на ристалищный поединок не вызывают. Но вот откуда она, правда эта, известна маркграфу?! Рудольф снова начинал нервничать. Все ведь проходило в тайне. В великой тайне. Благородные гости, съехавшиеся в Нидербург, узнали – и то лишь в самых общих чертах – о его планах относительно Верхней Марки незадолго до ристалищных боев.
Ничем, кроме магии, такую сверхъестественную осведомленность не объяснить. Но какого рода должна быть магия, чтобы… Или все же не магия?
Рудольф снова обвел взглядом ломаный строй остландских рыцарей. Предательство? Бред! Никому из гостей турнира не выгодно извещать Чернокнижника о намечающемся заговоре. Ибо никого из присутствующих нельзя отнести даже к потенциальным союзникам Альфреда. Но вот излишняя болтливость и бахвальство… Пожалуй, это возможно. Кто-то из благородных рыцарей не прикусил вовремя язык. Какой-то ушастый оруженосец подслушал и проболтался смазливой служанке. Та – подруге. И в итоге слушок вполне мог докатиться до какого-нибудь маркграфского шпиона. Но тогда и вовсе непонятно, зачем Чернокнижник явился на турнир собственной персоной. Зачем ТАК рискует головой? На что надеется?